Почему ты меня не хочешь?

Само собой разумеется, я не делюсь этими соображениями с Изабеллой, но вежливо восхищаюсь красотой ее интерьера.

– Тебе действительно нравится? – спрашивает Изабелла, прикасаясь к моему локтю. – Ты не представляешь, сколько времени ушло на то, чтобы все это собрать.

(Вообще-то Мистер Рики обычно велит своим клиентам уехать куда-нибудь на юг Франции, на пару недель, и за это время с командой своих помощников оформляет дом.)

Изабелле около сорока пяти. Двадцать из них она была замужем за Марком, издателем, который ушел от нее лет шесть назад к одной из своих писательниц – нервной молодой женщине с очень красивой грудью. Марк был чрезвычайно богат, имел огромную зарплату и немалое наследство, и он облегчил свою совесть, назначив бывшей жене хорошее содержание – немалую долю своей ежегодной ренты. Изабелла стала активно устраивать приемы и вечеринки, потихоньку проникая в самые интересные круги лондонского общества, и вскоре наладила отношения со всеми его основными фигурами. Особенно хорошо у нее получается находить контакт с “молодыми людьми”. Их она раз в неделю собирает у себя дома на ужин и три раза в год устраивает для них большие приемы.

Я давно выпала из ее списка постоянных приглашенных, но, судя по сегодняшнему вечеру, я опять в числе избранных. И это приятно, потому что у Изабеллы талант по устройству вечеринок и развлечений, а на ее званых ужинах почти никогда не бывает скучно.

Все гости уже собрались. Комната освещена мягким розовым светом фонариков и алых свечей, выставленных за окнами. Негромко играет какая-то джазовая музыка. Низкий и длинный кофейный столик с резьбой усыпан лепестками роз, и на всех свободных столах и полках расставлены серебряные блюда с деликатесами. (Фрэнк бы непременно отметил, что это очень в моем духе – сначала изучить еду, а потом уж гостей.) Общее впечатление вполне развратное – мы что, как бы в гареме? Но тем не менее некоторый шарм в этом есть.

– Стелла, душечка, что будешь пить? Как обычно или попробуешь один из моих коктейлей?

– М-м, пожалуй, коктейль.

Изабелла протягивает мне высокий бокал – шампанское с сахаром и свежей мятой.

– Ну, ты со всеми тут знакома?

Я вглядываюсь в розовый полумрак. Нет, надо признать, я вообще тут никого не знаю.

– Здравствуйте, – говорю я, смело приближаясь к парочке у камина. – Я – Стелла.

– Стелла раньше была с Домиником Мидхерстом, – любезно сообщает Изабелла. – Не так ли, дорогая? Как нынче дела у Доминика? Ты не в курсе?

– Думаю, что хорошо. Он много времени проводит в Токио.

Неужели до сих пор обязательно представлять меня как приложение к мужчине, с которым у меня краткое время были серьезные отношения? В наше время это уже нонсенс.

– Здравствуйте, – говорит мужская половина пары. – Джордж Бигсби. К сожалению, не могу сказать, что я в восторге от работ, которые представляет ваш муж, – дружелюбно смеется он, щуря глаза. – Все эти инсталляции... Я сам. предпочитаю Рубенса.

У него довольно толстое и красное лицо, да еще огромный нос. Но, как ни странно, на вид он добрый.

– Понимаю вас, – улыбаюсь я в ответ. – И совершенно с вами согласна.

– А это моя жена Эмма. – Джордж указывает на бледную миниатюрную даму.

Она похожа на фею в этих светлых кусочках ткани, которые прилеплены к ее худенькой мальчишеской фигурке. Явно не Рубенс, скорее Джакометти. Интересно, не страдает ли она булимией – в наше время это весьма распространено.

– Здравствуйте, – улыбаюсь я.

– Добрый вечер. – Эмма изучает меня с ног до головы не самым приветливым взглядом.

– А это, – говорит Изабелла (менее радушная хозяйка оставила бы меня стоять в недружелюбном и молчаливом обществе Эммы), – это Уильям Купер, с которым я хотела тебя познакомить. – Из-за его спины она кидает на меня многозначительный взгляд. Ага, вот и он – Холостяк! – Уильям – пластический хирург, так что дружить с ним полезно, будешь бесплатно подтягивать животик!

– Да что ты! – Изумляюсь я и делаю резкий вдох. Отлично: я только услышала, кем он работает, а уже чувствую себя последней уродиной. Что же будет дальше?

– Не то чтобы подтяжка живота вам необходима... – мягко отзывается Уильям Купер, пристально оглядев мой животик. – По крайней мере, пока в этом нужды нет. Очень рад с вами познакомиться. – Он поднимает взгляд и останавливает его на уровне моей груди, потом поднимает еще выше и дарит мне сексуальную улыбочку.

“А я-то как рада! – думаю я про себя. – Привет, привет, сладенький”.

У Уильяма Купера бархатный голос и подозрительно красивая внешность (он что, и себя оперирует? Надо будет расспросить). Красивый и слишком холеный: кожа подтянутая, гладкая, совершенно не видно пор – что не часто встречается у мужчин его возраста, то есть под пятьдесят (если я ему не слишком польстила). Ослепительно белые зубы блестят в полумраке зала, как, впрочем, и ногти (хм, неужели маникюр?). У него черные волосы и – вглядываюсь, – да, голубые глаза. Прекрасное сочетание. Не могу понять, нравится ли мне его наружность. С эстетической точки зрения – красив, даже очень. Но есть в его красоте какая-то неживая, пластмассовая гладкость. Однако факт налицо – он несомненно сексапилен.

– А меня зовут Три, – вмешивается какая-то женщина.

А, этот типаж мне знаком. У Три длинные, всклокоченные волосы, очень дорогая стрижка, пряди осветлены так профессионально, словно это ее натуральный цвет; лицо не слишком приятное, не слишком умное и не слишком молодое, без грамма косметики; украшение – блестящие маленькие клипсы. Она худа до сходства с мартышкой. Одета по последнему писку богемной моды, что для нас с вами означает “непонятные дерюжки”, а для нее – “шикарный наряд за 800 фунтов”. Пальцы на ногах у нее в кольцах, и, подозреваю, где-то на теле найдется и пара татуировок. Живет Три наверняка в районе Портобелло в пятиэтажном особняке; я почти уверена, что у нее есть трастовый фонд и очень богатый муж. Подобные дамочки, как правило, занимаются каким-нибудь “творчеством” и – проверим за ужином – страдают массой незаурядных пищевых аллергий.

– Мне нравятся ваши туфли, – чирикает Три. – Клевые.

– Спасибо, я их уже сто лет ношу.

– Пальма, – говорит она. – Прекрасный и совершенно натуральный материал. – Три потягивается. – Как же я устала. Сходила поплавать перед приемом и теперь вот хочу спать.

– В Порчестерском центре? – закидываю я удочку, желая проверить свою догадку.

– Нет, дома, – пожимает плечами Три. В яблочко! У нее дома бассейн.

– Чем вы занимаетесь, Три? – спрашиваю я.

– О, я учусь музыкальной терапии, – оживляется она.

– А что это такое?

– Специалисты такого профиля работают с людьми, у которых, ну, вы понимаете, серьезные проблемы, и лечат их прекрасной музыкой. У меня есть барабан.

– Да что вы, – говорю я, стараясь не выдать сарказма. – А какой барабан?

– Знаете, такой барабан мира и мудрости, – объясняет Три. – С бусинками. Мне его подарил Абба Бабу. – Видя мое недоумение, добавляет: – Это мой гуру. Три месяца в году я провожу в ашраме. Ах, Индия – такое духовное место, вам не кажется?

– Не знаю. Я там была всего раз. Магазины классные.

– И еще с перьями.

– Кто, гуру?

– Нет, барабан.

– А, – говорю я, не находя других слов.

Людской гам внезапно стихает, все замолкают, чтобы оглянуться на припозднившуюся гостью. Это женщина с такими мужественными чертами, что никто бы не удивился, узнав, что у нее есть пенис. Очень высокая, с широкими, но не полными бедрами. Выглядит необычно: на ней мужского покроя черные брюки, такой же черный мужской пуловер, надетый поверх снежно-белой рубашки. На ногах грубые ботинки; на тонких элегантных пальцах – шесть или семь простых серебряных колец; седые стриженые волосы зачесаны назад, открывая обзору аккуратные уши и высокие скулы, которым позавидовала бы женщина и вдвое моложе – даме уже явно за шестьдесят. У нее блеклые голубые глаза и умное, беспощадное лицо (пленных не берем).