Все божьи дети могут танцевать

Сколько он танцевал, Ёсия не помнил. По-видимому — долго. Он танцевал, пока весь не взмок. А потом вдруг ощутил себя на самом дне земли, по которой ступал уверенным шагом. Там раздавался зловещий рокот глубокого мрака, струился неведомый поток человеческих желаний, копошились скользкие насекомые. Логово землетрясения, превратившего город в руины. И это — всего лишь одно из движений Земли. Ёсия перестал танцевать, отдышался и посмотрел под ноги — словно заглянул в бездонную расселину.

Он думал о матери в разрушенном городе. Если бы время повернулось вспять, и нынешний я мог бы встретиться с матерью, когда ее душа еще витала во мраке, —что бы из этого вышло? Пожалуй, оба растерялись бы, слились в единое целое, пожрали бы друг друга и понесли жестокую кару. Но кого это волнует? Если уж говорить, возмездие ждало нас намного раньше. Город должен был рухнуть вокруг меня.

После университета подруга заговорила о свадьбе:

— Я хочу за тебя замуж, лягушонок. Хочу жить с тобой и родить тебе ребенка. Мальчика с таким же большим хозяйством, как у тебя.

— Я не могу, — ответил Ёсия. — Я тебе раньше не говорил, но я — дитя Божье. А потому не могу жениться на ком попало.

— Что, правда?

— Правда, — ответил Ёсия. — Правда. Извини, конечно.

Теперь он встал на колени, зачерпнул песок и медленно ссыпал его сквозь пальцы. Потом зачерпнул еще одну пригоршню, и еще… Холодный песок тек меж пальцев, а он вспомнил, как в последний раз пожал ссохшуюся руку Табаты.

— Ёсия, долго я не протяну, — хрипло говорил Табата. Ёсия попытался было ему возразить, но тот лишь слабо кивнул. — И это ладно. Жизнь — кошмарный сон. Мне показали дорогу, и досюда я смог добраться. Но перед смертью я должен сказать тебе вот что. Мне стыдно это говорить, но сказать я должен. Меня часто посещали дурные мысли о твоей матери. Как ты знаешь, у меня есть семья, и я люблю ее всем сердцем. А у твоей матери — душа невинная. Но несмотря на это, я жаждал ее тела. И не мог себя удержать. За это я хочу извиниться перед тобой.

«Извиняться здесь не за что. „Дурные мысли“ посещали не только вас. Даже я, ее сын, и тот стоял на пороге искушения», — хотел было сказать Ёсия, но передумал. Скажи он, Табата лишь расстроится. Ёсия молча взял его руку и долго сжимал ее. Будто хотел передать по руке все, что творилось у него на душе. Наше сердце — не камень. Камень и тот рано или поздно превратится в песок. А вот сердце — нерушимо. Будь то добро или зло, мы можем до бесконечности передавать друг другу эту неощутимую субстанцию. Все божьи дети могут танцевать. На следующий день Табаты не стало.

Ёсия стоял на питчерской горке, вверив себя потоку времени. Откуда-то издалека доносилась сирена «скорой помощи». Задул ветер, разгулял траву, выслушал ее песню и утих.

— Боже! — вырвалось из уст Ёсии.

Таиланд

Раздалось объявление: «Самльёт сичас объезжат плёхой турбульентось. Просьба заньять свои место и застьегнуть ремьень». Сацуки думала о своем и не сразу поняла, что на ломаном японском объявила тайская стюардесса.

Сацуки прошиб пот. Очень душно, будто ее обдает жаром. Все тело пылало, капроновые колготки и бюстгальтер стискивали его. Вот бы все это скинуть, остаться совсем без одежды, думала она. Сацуки приподняла голову и огляделась. Судя по всему, от жары страдала только она. Остальные пассажиры бизнес-класса, прячась от холодных струй кондиционера, укутались по шею в пледы и смирно спали. Пожалуй, у меня прилив жара. Она покусывала губы, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь и забыть о приступе. Открыла книгу на заложенной странице и принялась читать дальше. Но отвлечься, естественно, не получилось. Жар просто необычный. А до посадки в Бангкоке еще долго. Она попросила у проходившей мимо стюардессы воды, нашла в сумке коробочку и отправила в рот гормональные таблетки, которые забыла выпить накануне.

Она в очередной раз убедилась, что климакс — не что иное, как насмешливое предупреждение Бога человечеству, искусственно продляющему себе жизнь. Или гадкая шутка. Еще какие-то сто лет назад средний срок жизни не превышал пятидесяти лет, и женщины, жившие после климакса двадцать, а то и тридцать лет были примером из ряда вон выходящим. Проблема даже не в том, чтобы поддерживать организм после того, как яичники или щитовидная железа перестанут нормально выделять гормоны, не в возможной связи снижения уровня эстрогенов после прекращения месячных и болезни Альцгеймера. Для большинства людей нормально питаться каждый день — куда более важная задача. Если задуматься, развитие медицины лишь добавило человечеству проблем, раздробило их и тем самым все только усложнило.

Спустя время сделали еще одно объявление. На этот раз — по-английски: «Если среди пассажиров есть врач, просьба обратиться к стюардессам».

Кому-то плохо? Сацуки хотела было вызваться, но затем передумала. Раньше она уже делала так дважды, и всякий раз как назло в том же самолете летел практикующий терапевт. Старая гвардия, они чувствовали себя спокойно и уверенно, словно командовали на передовой, и с первого взгляда видели в Сацуки специалиста-патолога без всякого боевого опыта.

— Я справлюсь сам, коллега, — говорили они. — Не затрудняйте себя.

Ей холодно улыбались, и ничего не оставалось, как что-то промямлить, извиниться и вернуться на место. И дальше смотреть никакой фильм.

Но может, на этот раз действительно здесь не окажется ни одного врача, только я. Или у больного — проблемы с иммунитетом щитовидки. Если это так, хотя вероятность крайне невелика, я тоже могу пригодиться. Сацуки вздохнула и нажала кнопку вызова стюардессы.

Международная конференция специалистов-эндокринологов проводилась четыре дня в бангкокском отеле «Марриотт». Конференцией она именовалась официально, а на деле больше напоминала воссоединение огромной семьи эндокринологов мира. Все участники работали в одной области и почти все прекрасно друг друга знали. А кто не знал, того знакомили. Тесный круг. Днем звучали научные доклады, велись прения и дискуссии, а по вечерам устраивали частные приемы. Собирались близкие друзья, освежалась старая дружба. Все пили австралийское вино, говорили о железах, обменивались слухами, хвастались новыми должностями, рассказывали профессиональные анекдоты, распевали в караокэ песню «Бич Бойз» «Surfer Girl».

В Бангкоке Сацуки проводила почти все время со своими друзьями из Детройта. С ними было приятнее всего. Сацуки проработала в больнице Университета Детройта около десяти лет — там она вела свои научные исследования. Однако со временем у нее испортились отношения с американским мужем — аналитиком ценных бумаг. У того с годами возникла алкогольная зависимость, а вдобавок завелась женщина. Причем хорошая знакомая Сацуки. Первым делом они с мужем разъехались, и целый год общались только через адвокатов. «Решающим в нашем разрыве было то, что ты не хотела детей», — настаивал муж.

Лишь три года назад они завершили бракоразводный процесс. А спустя несколько месяцев на стоянке университетской больницы кто-то разбил лобовое стекло и фары ее «хонды-аккорда». Больше того — на капоте белой краской написали «машина джапа» [10]. Она вызвала по-лииию Приехал огромный темнокожий полицейский, заполнил заявление о нанесенном ущербе, а в заключение сказал:

— Доктор, здесь — Детройт. В следующий раз покупайте «форд-таурус».

Все это отбило у Сацуки желание оставаться в Америке, и она решила вернуться в Японию. Нашла себе должность в больнице Токийского университета.

— Наши многолетние исследования едва начали давать плоды. Ты не можешь уехать именно сейчас, — уговаривал ее коллега-индус. — Иди все своим чередом, и «нобелевка» у нас в кармане.

Но Сацуки своего решения не изменила. Что-то в ней оборвалось.

Конференция завершилась, и Сацуки осталась в гостинице одна.