Каждый хочет любить…

Маккензи просверлил две дырки в разделительной стене и был счастлив подтвердить Антуану и Матиасу, что она не была несущей.

– Мне действует на нервы, когда он так делает! – проворчал Антуан, отправляясь на кухню за стаканом воды.

– А что такого он сделал? – недоуменно спросил Матиас, идя следом за другом.

– Да этот его вечный номер со сверлом, чтобы проверить, правильно ли я сказал! Я еще могу отличить несущую стену от ненесущей, черт побери, я такой же архитектор, как и он, в конце-то концов!

– Ну конечно, – сдавленным голосом заверил Матиас.

– Не слышу особой уверенности в твоем голосе…

– Я не особо уверен в зрелости твоих мозгов. Зачем ты это говоришь мне? Скажи ему!

Антуан решительным шагом направился к своему коллеге. Маккензи как раз убирал очки в верхний карман куртки и не предоставил Антуану возможности заговорить первым.

– Полагаю, мы закончим месяца через три, и дом приобретет свой первоначальный вид. Мы даже можем сделать слепки карнизов… чтобы все увязать.

– Три месяца? Вы собираетесь сносить эту перегородку кофейными ложечками? – взвился Матиас, интерес которого к разговору возрос вдвое.

Маккензи пояснил, что в этом квартале строительные работы требуют специальных разрешений. На все процедуры уйдет около восьми недель, по истечении которых агентство может запросить у службы парковки разрешение на стоянку грузовика с контейнером для строительного мусора. А что до сноса перегородки, на это уйдет не больше двух-трех дней.

– А если обойтись без разрешений? – изложил свою идею Матиас на ухо Маккензи.

Тот даже не дал себе труда ответить. Он забрал свою куртку и пообещал Антуану прямо с этого уик-энда начать подготовку бумаг для получения разрешений.

Антуан посмотрел на часы. Софи согласилась закрыть свой магазинчик, чтобы забрать детей из школы, но пора было сменить ее на посту. Два друга прибыли в цветочную лавку с получасовым опозданием. Сидя в костюмчике прямо на полу, Эмили помогала Софи ощипывать листочки с роз, а Луи за прилавком раскладывал по размерам плетенные из рафии веревочки. В качестве извинений оба отца пригласили всех поужинать. Софи приняла приглашение только при условии, что они отправятся к Ивонне. Таким образом Антуану, возможно, удастся поужинать вместе с ними. Он воздержался от комментариев.

В разгар трапезы Ивонна присоединилась к ним за столом.

– Завтра у меня будет закрыто, – предупредила она, наливая всем по стаканчику вина.

– В субботу? – удивился Антуан.

– Мне нужно передохнуть…

Матиас грыз ногти, Антуан шлепнул его по руке.

– Прекрати, слышишь!

– О чем ты говоришь? – с невинным видом спросил Матиас.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

– Подумать только, и вы еще собираетесь жить вместе! – заметила Ивонна с легкой улыбкой на губах.

– Мы всего лишь снесем перегородку, нашли из-за чего раздувать целую историю.

Утром в субботу Антуан отвел детей в Челси Фармере Маркет. Прогуливаясь по отделу растений, Эмили выбрала два розовых куста, чтобы посадить их с помощью Софи в саду. Собиралась гроза, и было принято решение отправиться в Тауэр. Пока они ходили по музею ужасов, Луи служил им гидом; он счел своей обязанностью успокаивать отца перед входом в каждый следующий зал. Правда, не надо нервничать, ведь все эти фигуры из воска.

Матиас воспользовался свободным утром, чтобы подготовить заказы. Он просмотрел список книг, проданных за эту первую неделю, и остался доволен результатом. Пока он отмечал на полях своего реестра те названия, которые требовалось дозаказать, кончик карандаша остановился на строчке, где значился один экземпляр Лагарда и Мишара, XVIII век. Его глаза оторвались от тетради и остановились на старинной деревянной стремянке, закрепленной на медном рельсе.

Софи едва не вскрикнула. Порез прошел по всему пальцу. Секатор соскользнул со стебля. Она убежала в подсобку. Боль, которую вызвал чистый спирт, попав на рану, была нестерпимой. Она глубоко вдохнула, снова смочила порез и переждала несколько секунд, приходя в себя. Дверь магазина отворилась, она быстро достала из аптечного шкафчика коробочку с бинтами, закрыла стеклянную дверцу и вернулась в магазин, чтобы заняться клиентом.

Ивонна закрыла дверцу туалетного шкафчика над раковиной. Она нанесла на щеки немного румян, привела в порядок волосы и решила, что без шарфика не обойтись. Пройдя через комнаты, взяла свою сумочку, положила туда солнечные очки и спустилась по маленькой лестнице, которая вела в ресторан.

Жалюзи были опущены; она приоткрыла дверь, ведущую во двор, удостоверилась, что путь свободен, и пошла вдоль витрин на Бьют-стрит, постаравшись побыстрее проскочить мимо витрины Софи. Добравшись до остановки автобуса, который ходил по Олд Бромтон-роуд, купила у кондуктора билет и устроилась на втором этаже. Если нет пробок, она успеет вовремя.

Автобус с империалом высадил ее перед оградой кладбища Олд Бромптон. Это место было окутано каким-то волшебством. В выходные дни дети катались здесь на велосипедах по зеленым аллеям наперегонки с бегунами. На старинных могильных камнях, чей возраст насчитывал несколько веков, белки без страха дожидались гуляющих. Сидя на задних лапках, они ловили орешки, которыми их угощали, и грызли их к великому удовольствию влюбленных, расположившихся под деревьями. Ивонна дошла по центральной аллее до ворот, выходящих на Филрэм-роуд. Это была ее любимая дорога к стадиону. Стенфордский стадион уже заполнялся народом. Как и каждую субботу, на несколько часов мирное существование кладбища будет нарушено криками с трибун. Ивонна извлекла из сумочки свой билет и солнечные очки.

На Портобелло-роуд молодая журналистка пила чай, устроившись на террасе ресторанчика «ЭлектрИк» в компании своего оператора. Утром того же дня в доме на Брик-Лэйн, арендованном телекомпанией, на которую работала, она просмотрела все материалы, отснятые за неделю при ее участии. Проделанная работа показалась ей вполне приличной. Такими темпами Одри скоро закончит свой репортаж и сможет вернуться в Париж, чтобы приступить к монтажу. Она расплатилась по счету, принесенному официанткой, и покинула своего напарника, решив посвятить остаток дня походу по магазинам, которых в этом квартале было немало. Встав, она посторонилась, пропуская мужчину с двумя детьми, голодными и усталыми после насыщенного дня.

Болельщики «Манчестер Юнайтед» [9] в едином порыве вскочили с трибун. Мяч угодил в штангу ворот «Челси» и отлетел в поле. Ивонна села обратно, досадливо хлопнув в ладоши.

– Это же надо, упустить такой случай! Просто позорище!

Сидящий рядом мужчина улыбнулся.

– Можешь мне поверить, во времена Кантоны [10] такого быть не могло, – гневно продолжила она. – Ты же не станешь спорить, что им просто не хватило слаженности, этим дурням, иначе они забили бы!

– Я вообще молчу, – заметил мужчина ласковым голосом.

– Все равно ты ничего не понимаешь в футболе.

– Я предпочитаю крикет.

Ивонна положила голову ему на плечо.

– Ты ничего не понимаешь в футболе… но все равно мне хорошо с тобой.

– Ты хоть отдаешь себе отчет? Если бы в твоем квартале узнали, что ты болеешь за «Манчестер Юнайтед»? – прошептал мужчина ей на ухо.

– А как ты думаешь, почему я принимаю такие меры предосторожности, когда иду сюда!

Мужчина посмотрел на Ивонну, та не отводила глаз от поля. Он полистал буклет, лежащий у него на коленях.

– Это же конец сезона, верно?

Ивонна не ответила, слишком поглощенная матчем.

– Тогда, быть может, у меня есть надежда, что на будущие выходные ты все-таки приедешь ко мне? – продолжил он.