Правь, Британия!

Он поднял шлагбаум, и, первый раз на памяти Эммы, Мад включила нужную передачу и нажала на газ, чуть не наехав на солдата. Тот быстро скрылся в будке.

– Никогда в жизни не слышала такой нелепицы, – взорвалась Мад. – Кто они такие, чтобы распоряжаться, как нам ездить по нашему собственному шоссе.

– Смотрите, – возбужденно сказал Колин, показывая на пляж, – там тоже шлагбаум, и проволока вокруг, и полно солдат.

Он был прав. Пляж Полдри, любимое место туристов летом и убежище для местных жителей зимой, где они выгуливали собак, за эти выходные превратился в военный лагерь, везде виднелись таблички: «Морская пехота США. Вход воспрещен».

Мад остановила машину у входа в супермаркет Полдри. Она вышла из машины и скрылась во вращающихся дверях, Эмма и мальчишки последовали за ней. В супермаркете было полно народа, стоял оглушительный шум и грохот, будто в птичьем вольере в зоопарке. Разумеется, что, как и в дни любого кризиса, все жаждали поделиться впечатлениями о пережитом.

– Только мы сели пить чай и я сказал отцу…

– Спала? Я не могла глаз сомнуть. А какой стоял рев…

– Как в годы войны. Так я сказала Джиму, глядя на всю эту ораву, и, говорят, они здесь надолго. Джим говорит, что если они уедут, то всякое может случиться. Джим говорит…

Мад шла, кидая в корзинку покупку за покупкой, пока не увидела продавца, нарезавшего ветчину, – а она всегда говорила, что в тяжелое время можно прожить на холодной ветчине. Она окинула его холодным взглядом. Он был не местный, приехал из Бристоля, когда открыли супермаркет.

– Что вы скажете о вторжении? – спросила она.

– Вторжении? – переспросил продавец, затем улыбнулся. – Ну, я бы так не сказал. И жене говорю, что они спасут нашу страну. Давно надо было это сделать, месяцами, даже годами раньше.

– Да? – спросила Мад. – Почему?

– Ну… – он помедлил с ответом, нарезая ветчину. – Ведь это и есть смысл? Они такие же люди, как мы. Мы все говорим по-английски. Вот и отлично, если все англоязычные страны будут вместе. Америка, Австралия, Южная Африка, мы… Тогда иностранцы не смогут нами помыкать.

– А сейчас нами, что, не помыкают? Вот выдали мне пропуск, когда я ехала в Полдри. И никто не может ездить без пропуска.

– Безопасность, – сказал продавец-бристолец и, оглянувшись, понизил голос до шепота: – Вы не поверите, что творится. К нам ведь не только с континента проникают вредители, а еще и здесь обычные люди, как я, как вы, поджидают своего часа, чтобы помешать коалиционному правительству или навредить американцам. Мы все должны быть начеку.

– Да, – сказала Мад, – мне кажется, это так.

Эмма, все время внимательно наблюдавшая за мальчишками, чтобы они не положили что-нибудь вместо корзины в карман, последовала за бабушкой к выходу. Мад выглядела довольно мрачной.

– Куда теперь? – спросила Эмма.

– Хочу переговорить с Томом, – сказала Мад. Том торговал рыбой и ловил ее в водах Полдри уже лет пятьдесят.

– Ну что, Том? – Глаза Мад на сей раз не были так холодны. Она любила Тома. – Как тебе нравится жить в засаде?

– Нисколько не нравится, – последовал ответ седовласого шкипера с «Мегги Мэй». – Всю страну они нам перевернули. Больше того, думают хозяйничать над нами. Я им не помощник. И чего им надо в бухте – пескороек, что ли, копают?

Мад улыбнулась:

– Мы это делали с полвека тому назад. Называлось «показывать флаг». Производит впечатление на местное население.

Том покачал головой:

– Может, это подействует на кого-нибудь. Только не на меня. Я прожил слишком долгую жизнь. – Он взглянул на свой неказистый товар, разложенный на прилавке. – Да, милая, привлечь вас и нечем. Поймана в среду и с тех пор пролежала в морозилке. Потеряли задор эти рыбы, будто деятели с Уайтхолла. А вы идете на собрание?

– Какое собрание?

– По городу развешаны объявления. В семь часов собрание в городской ратуше. На вопросы публики отвечает наш депутат парламента и этот янки-полковник, что здесь главный.

– Ага! – сказала Мад и повернулась к внучке. – У меня большое желание туда пойти.

Сердце у Эммы упало. Она точно знала, что произойдет. Все время, пока будут задавать вопросы, Мад шепотом, или не совсем шепотом, будет их комментировать. Ну а депутат парламента от этого округа действовал на нее, как красная тряпка на быка. Во-первых, это была женщина, кроме того, несколько лет тому назад, перед выборами, она заезжала в Треванал в полной уверенности, что Мад поддержит партию щедрым пожертвованием. Она благополучно прошла на выборах, но убедить Мад прийти на избирательный участок ей не удалось.

– Еще два места, – сказал председатель Мао своим спутникам. – Почта и «Приют моряка».

Перед почтой выстроилась очередь, почти такая же, как в супермаркет, но Мад очередей не пугалась. Она говорила, что в них рождается чувство солидарности. Еще она обожала получать пенсию. «Я чувствую себя богатой», – говорила она Эмме, а деньги держала в свинье-копилке, по субботам выдавая оттуда мальчишкам на мелкие расходы.

На почте тоже выявились разные мнения о происшедших за выходные событиях. Некоторые стоявшие в очереди, как и продавец ветчины из супермаркета, считали, что это к лучшему, другие с сомнением качали головами. Районная фельдшерица, свояченица мистера Трембата, соседа Мад, примкнула к сомневающимся. Более того, она была весьма недовольна.

– Они отключили мне телефон, – сказала она Мад, – а миссис Эллис должна была родить, и когда я в субботу ночью пошла через долину навестить ее, меня не пропустили. Сегодня утром извинялись, конечно. Дали пропуск. Хорошо, она еще не родила, ну а если…

– Ребенок мог родиться о двух головах, – сказал Колин, имевший привычку влезать в разговоры взрослых.

– А вы говорили с мужем вашей сестры? – спросила Мад, проигнорировав Колина.

– Да, – кивнула фельдшер и понизила голос: – Они так горюют о бедном Спрае.

– Знаю. Мы тоже.

Получив свое богатство, Мад вышла с почты, и они поехали в «Приют моряка». Этот паб построили около ста лет тому назад для моряков, докеров, добытчиков глины, ну а теперь он превратился в модное заведение для богатых, подъезжавших по вечерам поменяться женами. С тех пор как смягчились правила торговли спиртным, дела хозяина, мистера Либби, пошли в гору; когда они подъехали к пабу, чтобы пополнить свои запасы сидра, Мад заметила, что было бы интересно разузнать мнение мистера Либби, потому что заведение его стоит у самого берега. В пабе уже было полно американских морских пехотинцев, которые, как один, повернулись и уставились на Эмму, так что она не пожалела, что бабушка осталась сидеть в машине. Стоявший за стойкой хозяин, судя по всему, пребывал в хорошем настроении.

– За сидром приехала, милая? – спросил он. – Извини, придется чуть подождать, я очень занят. Пришлите ко мне Джо попозже.

– Нам нужно сейчас, – твердо произнесла Эмма и повернулась на каблуках.

Она с трудом узнала собственный голос. Говорила в точности как Мад. Когда она выходила, один из американцев присвистнул. Через некоторое время появился мистер Либби с ящиком сидра. Мад высунула голову в окно автомобиля.

– Дела идут? – спросила она.

– Это точно, – подмигнул он. – Пока эти парни здесь толкутся, торговля идет бешено, лучше, чем когда-либо с туристами. Хорошо бы они остались тут навсегда.

Он погрузил ящик в багажник и помахал рукой.

– Хм, – сказала Мад, разворачивая машину по направлению к холму. – Полностью на нашей стороне двое: добрый старый Том Бейт и районная фельдшерица.

– На нашей стороне? – спросила Эмма.

– О, ведь это абсолютно очевидно. Скоро все поделятся на «наших» и «ненаших».

5

Здание ратуши было набито народом. Табличка у входа извещала, что на собрание допускаются только домовладельцы, – сия дальновидная мера позволила организаторам исключить присутствие всех, кто мог бы учинить скандал, и, конечно же, людей младших возрастных групп, которые с мрачным видом поворачивали назад. Мгновенно оценив происходящее, Мад оперлась на руку Эммы и двинулась, прихрамывая.