Большие чемпионы

Джексон всё-таки догнал Бернса на другом конце земли — в Австралии, в декабре 1908 года.

Здесь он сумел несколько раз публично вызвать Бернса на бой. Джонсон был в Австралии уже не в первый раз. Полтора года назад он успешно провел здесь пару боев и понравился австралийской публике. Берне понравился куда меньше. Томми понял, что час настал. Он уклонялся от встречи с Джонсоном уже более двух лет. Он сбежал от него буквально на край земли, но и здесь Джонсон его нашел, и Берне принял вызов. Видимо понимая, что звание удержать не удастся, Томми торговался как черт. Джонсон, по условиям контракта, получал 5 тысяч долларов, а Берне — 35.

Однако Джек не был бы самим собой, если бы не сумел довести до сведения всех и каждого в Австралии, как Берне торговался и как некрасиво вел себя во время переговоров, постоянно оскорбляя его. Более демократичная австралийская публика плюнула на расовые предрассудки и принялась болеть за Джонсона. Джек не случайно пожертвовал деньгами. Сейчас ему нужен был титул. К этому времени он уже точно знал: если он получит титул, белые готовы будут заплатить любые деньги, чтобы отобрать его у негра.

И вот на следующий день после Рождества, 26 декабря 1908 года, Джонсон дождался своего часа. Он мог все закончить уже в первом раунде, когда мощным апперкотом поднял Бернса в воздух. Упав, Томми так шмякнулся об пол, что этот звук услышали на самых дальних рядах открытой арены. Но Джонсон не стал добивать Бернса. Он слишком долго ждал этого часа и решил растянуть удовольствие.

Берне выглядел слепым котенком. Как потом говорили, он не выиграл ни одной минуты ни одного раунда. Джонсон наносил удары не в полную силу и спрашивал, имитируя голос негра с плантации: «Ну что, мистер Берне, как мы себя чувствуем? Может, сделаете что-нибудь, а то вы мне так ничего и не показали до сих пор». Потом вдруг начинал говорить каким-то причитающим бабьим голосом: «Бедный, маленький Томми! Ничего не получается, да? Ну иди сюда, маленький, я тебя научу». Временами он пугал измученного Бернса ложными выпадами, за которыми следовали не атаки, а очередные издевательства. Заканчивая раунд, он прощался с Томми словами: «Всего доброго, мистер Берне. До встречи». В четырнадцатом раунде бой остановила полиция. Так Джек Джонсон стал чемпионом мира. Томми Берне заплатил за каждое плохое слово, которое он когда-либо сказал о Джонсоне. Много лет спустя, оборачиваясь на пройденный путь, Джек сказал: «Берне был единственным человеком в моей жизни, которого я по-настоя-Щему ненавидел». Вряд ли это было так. Ненавидел он очень многих, но Бернса, видимо, больше всех.

Америка встретила нового чемпиона стиснув зубы. Джонсон, наоборот, обнажил свои зубы в улыбке. Америка вздрогнула: они были золотые. Негр с золотыми зубами — это чересчур. Джонсон попал в цель. Ни один репортер теперь не мог не упомянуть о его «золотой улыбке». Страна задохнулась от бешенства, а Джонсон собрал с этого золотой урожай. Ему стали платить баснословные гонорары, только чтобы заставить его драться с очередной «большой белой надеждой». Джек был первым человеком в истории, который понял, что на имидже антизвезды можно заработать. Дрался он теперь исключительно с белыми, так как с финансовой точки зрения они были куда более выгодными соперниками. Он побил нескольких человек, но они выполнили лишь роль приманки для главной жертвы. Джонсон повел себя как аристократ-охотник, для которого челядь загоняет дичь, а сам он сидит в засаде с ружьем и спокойно ждет, когда же зверь выбежит прямо на него. Роль загонщиков, сами того не зная, сыграли почти все белые американцы, при этом старшим у них по собственному почину стал любимый писатель нашего детства Джек Лондон. А зверем, которого ждал в засаде Джек, был, конечно, экс-чемпион мира Джеймс Джеффрис.

Джек Лондон видел бой Джонсона с Бернсом в Сиднее собственными глазами, и тот произвел на него удручающее впечатление. В своем репортаже он написал: «Остается одно: Джеффрис должен вернуться со своей люцерновой фермы и сбить «золотую улыбку» с лица Джонсона. Тебе решать, Джефф».

Между тем Джеффрис отнюдь не собирался возвращаться на ринг. Он набрал почти 40 килограммов веса и катался как сыр в масле, довольный собой, своей фермой и всей своей жизнью, и ему не было никакого дела до всей белой расы с ее проблемами. Бокс дал ему возможность безбедно прожить лет сто, и именно это он и собирался сделать. Джеффрис очень хотел не заметить призыва Джека Лондона и сейчас, но вся страна подхватила слова писателя, который тогда еще не стал детским: «Тебе решать, Джефф» и «Сбей с его лица «золотую улыбку». Ему не оставили выбора: если бы он не ответил на призыв народа, то из национального героя его бы перевели в национальные предатели.

Тем временем Джонсон, от души смеясь, смотрел, как вся страна работает на него. Ему самому Джеффрис был нужен позарез по трем причинам. Во-первых, Джек был настоящим чемпионом и хотел, чтобы ни у кого не осталось в этом никаких сомнений, а без победы над Джеффрисом это было невозможно. Во-вторых, ему представлялась уникальная возможность смачно плюнуть в лицо всей белой Америке. В-третьих, бой с экс-чемпионом сулил колоссальные деньги. Он был благодарен и Джеффрису, который не спешил с возвращением на ринг, так как предстоящий поединок с каждым днем рос в цене.

Когда 1 декабря 1909 года контракт был наконец подписан, обещанные гонорары превзошли все ожидания. После подписания контракта боксерам вручили по 10 тысяч долларов. Гонорар каждого должен был составить 101 тысячу долларов. Оплату за право на съемку делили из расчета 60 к 40 в пользу победителя, который в сумме с гонораром и авансом должен был получить более 350 тысяч долларов, в то время как максимальный гонорар Джона Л. Салливана составил 25 тысяч. (Для сравнения — приличная зарплата составляла тогда около 1200 долларов в год.) Белая Америка готова была заплатить любые деньги, чтобы избавиться от Джонсона раз и навсегда. Многие надеялись, что Джеффрис убьет его.

Джонсон тренировался как спартанец, но выглядел абсолютно беспечным. Многочисленные «эксперты» в прессе указывали на это как на явное проявление умственной неполноценности негров вообще и Джека в частности. Выдвигалась теория, что неграм неведомо само понятие будщего и они живут в мире, где есть только прошлое и настоящее. Следовательно, Джонсон просто не понимает, что его ждет.

Бой, который белой частью населения рассматривался как судебный процесс «Америка против Джека Джонсона» с немедленным вынесением приговора, был назначен на величайший национальный праздник, День независимости, — 4 июля 1910 года в городе Рино, штат Невада.

Джонсон вышел на ринг первым в вызывающе роскошном шелковом халате, который ему подарила, как он сообщил всем, его жена (очень красивая белая девушка по имени Этта Дюрьи, ради него отказавшаяся от всего). Оркестр, развлекавший публику перед боем, в ответ сыграл песенку под названием «Для меня все негритосы на одно лицо». Джонсон хлопал в ладоши и улыбался во весь рот. Золотые зубы сверкали на солнце как звезды. Вскоре появился и Джеффрис. Он уставился на него, как бык на красную тряпку, и Джонсон отвернулся. Публика загудела, решив, что Джек испугался.

А дальше начался бой.

Как и все встречи Джонсона в то время, этот бой проходил в одни ворота. «Ну давайте, мистер Джефф (такое обращение считается в Америке оскорблением), сделайте хоть что-нибудь», — подзуживал Джек своего противника. Потом вдруг начинал наносить удары с частотой отбойного молотка, приговаривая: «Я могу это делать хоть весь день».

Три раунда Джек присматривался к противнику, а начиная с четвертого принялся методично и неспешно его избивать. Секундант Джеффриса, Джим Корбетт, не нашел ничего лучшего, чем строить Джеку рожи из угла. Он был расистом геббельсовского толка и всерьез полагал, что негры при виде такой лицевой гимнастики полностью теряют контроль над собой. В ответ Джонсон улыбнулся во все свои золотые зубы, притащил уже полуживого Джеффриса в тот угол, где стоял Корбетт, сложил брови домиком и голосом самого робкого негра с плантации спросил: «Куда прикажете его положить, масса Корбетт?» Джентльмен Джим сначала поперхнулся, а потом перешел на язык грузчиков.