Обрученные с Югом

— Ты знаешь наши правила. Если он не назовет имя — я не возьму трубку.

— Он говорит, ты захочешь с ним поговорить, если тебе напомнить про какие-то грустные улыбающиеся рожицы.

— У тебя есть записывающее устройство на телефоне? — спрашиваю шепотом у Китти.

Она кивает.

— А стенографировать ты умеешь? — снова спрашиваю я.

— Конечно.

— Тогда запиши наш разговор.

Я пулей мчусь в свой кабинет, но прежде, чем нажать кнопку на аппарате и взять трубку, привожу дыхание в норму.

— Привет, Жаба! — с елейной фамильярностью обращается ко мне мужской голос. — Давненько не виделись. Последний раз во Фриско. [125] Помнишь, на Юнион-стрит? Помнишь, как ты наставил на меня пушку?

— Я прямо дрожу от возбуждения, когда вспоминаю об этом, мистер По. Надеюсь, мне еще представится такой случай.

— Только я не По, дружочек. У меня совсем другая фамилия. И у близнецов тоже. И у их матушки.

— Приглашаю вас на ланч.

Мой собеседник на том конце провода смеется — совершенно нормальным, добродушным смехом человека, который умеет ценить шутку, а не тем зловещим, дьявольским смехом сумасшедшего, как в моих ночных кошмарах.

— Я спешу, Жаба. Сначала убью тебя. Потом Найлза. Потом Айка. А близнецов оставлю на сладкое.

— Ну, со мной, допустим, вы разделаетесь без труда. А вот с Найлзом и Айком будет посложнее.

— О да, куда как сложно — подстрелить тыкву в поле! — со смехом подхватывает он. — Вчера вы трое красовались на джипе прямо у меня под носом. Я хотел позвонить стражам порядка, сообщить, что я снова в городе.

— Вообще-то в Цитадели не любят, когда по территории разгуливают вооруженные типы. Я не верю, что тебя пропустили.

— А как насчет орла на крыше Бонд-Холла? Во время парада возле него никто не дежурил.

— Разве на крыше Бонд-Холла есть орел?

— Я чуть не выбил мозги из твоей башки. Потом мне пришла в голову мысль поинтереснее. Я подумал, что получу больше удовольствия, если сперва объявлю тебе, что начал охоту за твоей головой.

— Вы известны своим чувством юмора, мистер По. Мы часто говорим о нем. Когда вы открыли в себе наклонность к педофилии?

— Моя фамилия не По. И я не педофил. Плевать, что обо мне рассказывают мои детки.

— Педофилия — это самое невинное из всего, что они рассказывают о вас. Скажите, просто для истории — с кем вам больше нравилось трахаться, с Шебой или с Тревором? Вы начали, когда им было пять лет. По крайней мере, у меня такие сведения.

— Прячь получше ключи от дома, Жаба, — говорит он уже не шутливым голосом, а злым, угрожающим. — Прошлой ночью я навестил тебя, полюбовался своим гомиком — он спал в гостевой на первом этаже. Загляни в свой фарфоровый сервиз. До скорой встречи. Сладких снов, Жаба. — Он вешает трубку.

Я обливаюсь потом. В комнату врывается Китти.

— Я все записала! Слово в слово. И на магнитофон, и застенографировала. Боже мой, во что ты вляпался, Жаба?

— Мэхани, не забывай о субординации! Как младший секретарь, ты должна обращаться ко мне «мистер Кинг» и в самых почтительных выражениях. Я, между прочим, кумир города, а в редакции — наместник Бога.

— Пошел ты, Жаба. Скажи лучше, во что ты вляпался? Такое впечатление, что ты разговаривал с графом Дракулой.

— Дай-ка сюда свои записи.

Я звоню новому начальнику полиции и передаю трубку Китти — она читает ему свою стенограмму. Потом я бегу на стоянку, к машине. Сломя голову мчусь по Митинг-стрит в надежде привлечь внимание какого-нибудь полицейского, но на меня обращают внимание только туристы и, испуганно глядя мне вслед, задирают вверх средний палец. Когда я подъезжаю к Трэдд-стрит, там уже стоят две полицейские машины. Полицейские осматривают мой дом. Молли их впустила. Я совсем забыл, что сегодня ее очередь дежурить возле Тревора.

Я вызываю ее в сад и шепотом сообщаю о возвращении мистера По. В это время появляется Айк. Он направляется к нам быстрой походкой и просит меня рассказать обо всем подробно, но без спешки, толково. Жестом я приглашаю его пройти в дом. В кабинете на втором этаже ставлю пленку и включаю магнитофон. Молли слушает с выражением ужаса на лице. Айк — сосредоточенно, время от времени делая пометки в блокноте.

Звонит телефон, я беру трубку и передаю ее Айку.

— Это тебя, шеф.

Айк слушает с тем же вдумчивым самообладанием, которое впервые я заметил в нем на футбольном поле. Когда он кладет трубку, вид у него становится еще более озабоченным.

— Мои люди нашли три гильзы на крыше Бонд-Холла. Отпечатков никаких. Патроны от снайперской винтовки. Где ты держишь фарфор, Жаба?

— В столовой.

— Пойдем посмотрим.

— Мы ведь с вами в Чарлстоне, — говорит Молли. — Это же не голливудский боевик. У нас такого не бывает.

— У нас и не такое бывает, — отвечает Айк, пока мы спускаемся по лестнице на первый этаж.

В столовой я открываю буфет, где храню лучший фарфоровый сервиз Харрингтона Кэнона, завещанный мне. Мой любимый сервиз. Хочу вынуть его, но Айк останавливает меня — протягивает пару тонких резиновых перчаток, сам надевает такие же. Я переворачиваю суповую тарелку и сразу вижу знакомый жуткий автограф — улыбающаяся рожица со слезой на щеке. Молли вскрикивает.

— У него есть твои ключи, Жаба, — мрачнеет Айк. — Пора поменять замок. К кому обратиться, ты знаешь.

Нахожу в «Желтых страницах» строку «Замки и охранные системы Ледбеттера», набираю номер. Отвечает знакомый голос, и я говорю:

— Я хотел бы поговорить с хозяином — самым злобным и тупым деревенщиной, которого когда-либо встречал в жизни.

— Он у телефона. Как поживаешь, Жаба? — спрашивает Уорми Ледбеттер.

— Хреново. Есть проблема. Ко мне в дом прошлой ночью залезли. Нужно поменять все замки.

— Сигнализация у тебя есть?

— Есть, но старая. Думаешь, пора поменять?

— Давно пора. Есть у меня одна модель. Последнее слово техники. Такой вой поднимет, если только кто-нибудь пукнет в кустах.

— Годится, дружище. А когда закончишь со мной, не против поставить такую же у матери Шебы?

— Поставлю бесплатно, если Шеба наденет бикини, пока я буду работать.

— Думаю, без проблем.

— Выезжаю с парнями к тебе немедленно. Будем работать всю ночь, если понадобится. Как обычно, с тебя двойной тариф.

— Будь иначе, я даже обиделся бы. Спасибо тебе, Уорми.

Когда я заканчиваю разговор, входит женщина-полицейский и протягивает Айку записку. Айк озадаченно читает ее сначала про себя, потом вслух: «Курсант Том Уилсон не участвовал в параде в пятницу, но наблюдал его с крыши казарм четвертого батальона. В середине парада он заметил, что по крыше Бонд-Холла идет человек. Они помахали друг другу. Уилсону показалось странным, что в руках у человека была сумка для гольфа с клюшками».

Айк несколько мгновений рассматривает записку, сосредоточенно нахмурив брови. Он пытается уложить новость в голове, потом говорит:

— Одного я не понимаю, Жаба. И это мучает меня. Почему этот тип рассказывает тебе чистую правду?

Вместо меня отвечает Молли, и ее ответ меня удивляет.

— Он хочет посеять в нас панику. Хочет разрушить нашу привычную жизнь, сознательно добивается этого. Хочет наказать всех нас за то, что мы любим его детей.

Глава 26

Злой гений

Мгновенно город, утопающий в пальмах, оливах и садах, скрытых за заборами, наполняется леденящим ужасом. Узкие улочки с домами по бокам, всегда вселявшие мне в душу покой и умиротворение, сейчас заставляют дрожать от страха. Черные дубы принимают обличье великанов-людоедов, в кустах мерещатся отрезанные головы. Тонкие ветви миртов напоминают кости скелета. Раньше я любил ночной Чарлстон, но теперь после захода солнца он приобретает невыносимо зловещий облик. Не стал бы я гулять по улицам при свете фонарей и сворачивать в переулки, посули мне хоть горы золота и полцарства в придачу. Чарлстон надел ту чудовищную маску, которую судьба уготовила ему двадцать лет назад в день, когда фургон фирмы «Атлас» остановился перед домом через дорогу от моего.