Возвращение из Индии

— А в Индии вы когда-нибудь были? — поинтересовался я.

Нет, в Индии они еще не были. Я тут же стал уговаривать их сделать это. Да, где бы они ни были, они слышали, как это необычно и прекрасно. (Слышали они, скорее всего, нечто подобное от Микаэлы). Как бы то ни было, они готовы были, при случае, составить нам компанию и взять на себя заботы о нашей маленькой Шиви.

И тут мы вошли в море. Оно было тихим, ласковым и совершенно спокойным, словно не знало, что такое волны. На мгновение запах, исходивший от него, напомнил мне запах околоплодных вод в лондонской квартире, но это не остановило меня, и я кинулся в зеленоватую гладь, сопровождаемый одной из длинноногих англичанок в фейерверке брызг. И мне сразу полегчало, снимая с души груз, висевший на мне со времени операции Лазара. После того как мы накупались и обсохли, я пригласил девушек полакомиться воздушной кукурузой, продававшейся на пляже в лавочке.

Но кого мы обнаружили у кромки моря? Да Амнона, перебрасывавшегося мячиком с неким, интеллигентного вида, юношей.

— Ну, теперь мне понятно, почему твоя диссертация не идет, — не удержался я — и тут же пожалел об этом, потому что Амнон вдруг густо покраснел. Но, похоже, он на меня не рассердился, поскольку тут же проявил неподдельный интерес к обеим атлетически сложенным девушкам.

— Ах, — ответил он не без язвительности, — теперь мне ясно, почему ты так спешил выставить меня из квартиры. — И наклонившись к моему уху, спросил: — Спишь с обеими?

У меня не было ни времени, ни желания вносить ясность в этот вопрос и объяснять ему, что они в буквальном смысле свалились на меня с неба. Но я чувствовал, что Амнон в глубине души еще обижен на меня, и в виде жеста доброй воли предложил вернуться к нам домой вместе. Было четыре часа дня, и Амнон вместе с девушками, не снявшими даже мокрые купальники, принялись готовить еду.

— Мне очень неудобно, но не позднее завтрашнего дня вам придется уехать, — снова предупредил я девушек, на этот раз не сказав ни слова о пустыне. — Потому что мне надо быть в Иерусалиме и забрать ребенка, а ему нужны тишина и покой. — Последнюю фразу я добавил, чтобы логически обосновать мое требование о депортации.

Амнон был на высоте и в ту же минуту пригласил англичанок перебраться к нему, каковое предложение кузины приняли с энтузиазмом, почему-то задевшим меня. Они были не похожи на двух шлюшек, но не исключено, что благодаря своему кровному родству, считали для себя приемлемым пускаться вот в такие сомнительные авантюры, на которые обыкновенные подружки вряд ли согласились бы. Они не были хорошенькими, несмотря на свое атлетическое телосложение и пристойный внешний вид. Каждая сама по себе не отличалась привлекательностью даже для человека вроде меня, такого, который вот уже две недели не спал со своей женой, тем не менее мысль, возникшая неожиданно и заключавшаяся в том, что, быть может, через час или два Амнон окажется с обеими девицами в постели, настолько воспламенила меня (хотя подобные перспективы не прельщали меня никогда), что я готов был оставить этих мускулистых кузин у себя. Но достались они Амнону.

Я же дозвонился до родителей, желая узнать, как они справляются с Шиви. Все шло там гладко — разве что отцу приходилось отпрашиваться с работы чуть раньше, чтобы помочь матери, чей голос, несмотря на все ее успокаивающие заверения, выдавал некую напряженность. Ей было тяжело. Я уже успел заметить, что после свирепой простуды, которую она подхватила в Шотландии, она выглядела болезненно, и я дал себе слово, что как только Лазар пойдет на поправку, а Микаэла вернется в Израиль, я на день или два отправлюсь в Иерусалим проследить за ее здоровьем. В любом случае, мои родители не скрывали своего глубокого удовлетворения от общения со своей внучкой, которая уже успела порадовать их парой забавных трюков. Так что после этого разговора я распрощался с Амноном и англичанками, приканчивавшими приготовленный ими же самими ужин, и отбыл в больницу. Было шесть вечера. Прежде всего я отправился в отделение интенсивной терапии и отметил мой приход. Я взял свой бипер, а затем отправился на девятый этаж в терапевтическое отделение, чтобы увидеть Лазара. Найти его местонахождение было совсем не трудно. В конце коридора толкалось несколько врачей и членов административного персонала, которые, по всей очевидности, не могли дождаться своей очереди посетить директора больницы, а россыпь радостного смеха, доносившегося до меня, сказала, что там же находится и Дори. И, не дойдя до конца, я повернул обратно, не желая стать частью этой толпы. Я вернулся на это место спустя два часа.

Теперь здесь царила тишина. Дори сидела на стуле, выставленном в коридор. Ее сын сидел рядом; с другого бока сидела ее мать.

Поздоровавшись с ними, я спросил, как себя чувствует больной. Дори покраснела так, как если бы и она была в меня влюблена: на мгновение она словно онемела. Зато бабушка, которая, похоже, была рада меня видеть, сразу ответила, что ее зять чувствует себя хорошо, и профессор Хишин, делавший этим утром ему перевязку, был очень доволен тем, как идет процесс выздоровления. Дори тем временем овладела собой и, приветливо улыбаясь, познакомила со мной своего сына. Он равнодушно кивнул; похоже было, что он смертельно устал от подобных процедур, следовавших одна за другой в потоке посетителей, совершавших восхождение на девятый этаж. Я напомнил ему, что однажды мы уже встречались с ним, — два года тому назад, когда я приходил к ним домой в первый же вечер, посвященный предстоящему путешествию в Индию. Он испытующе посмотрел на меня. «Да, да, — повторила его мать, — это и есть тот самый доктор Рубин».

Похоже, что они находились снаружи, в коридоре, потому что в эту минуту уже профессор Левин обследовал пациента и делал ему перевязку. И хотя я не сомневался, что мое появление разозлит Левина, я не мог упустить возможности взглянуть на человека, которому на моих глазах вскрыли грудную клетку. А потому, постучав, я открыл дверь и вошел в палату. Профессор Левин, который в данную минуту был занят тем, что наносил йод на длинный шов, змеившийся по груди Лазара, злобно уставился на меня, едва я успел переступить порог палаты, поразившей меня своими размерами и дивным видом, открывавшимся из окна, а также множеством цветов, стоявших повсюду. Сердечность, с которой Лазар приветствовал меня, помешала Левину тут же выставить меня вон. А Лазар издал свой обычный вопль:

— Куда вы, к черту, запропастились, доктор Рубин?! — кричал он точно так же, как и в тот, самый первый раз в Индии, на железнодорожной станции в Нью-Дели, — хотя на самом-то деле исчезли они, а не я. И сейчас я ответил с такой же, как тогда, улыбкой:

— Вот он, я. — И добавил: — И был здесь все это время.

Я поинтересовался его самочувствием, и он немедленно ответил, что чувствует себя просто замечательно; звучало это так, как если бы он хотел поблагодарить меня в ряду других врачей, принимавших участие в его операции, в которой, как он полагал, я сыграл отведенную мне роль. Левин закончил смазывать швы специальным составом отвыкшими от подобной работы руками заведующего отделением. А я стал разглядывать медицинские карточки пациента, собранные вместе в папке, висевшей на спинке кровати, вглядываясь в показания температуры, кровяного давления, характеристик ЭКГ и в результаты анализов мочи и крови за последние несколько дней. Может быть, тот факт, что я принимал участие в операции, позволил мне обратить внимание Левина на слишком большую беспорядочность, прослеживаемую ясно на множестве полосок ЭКГ, которые показывали на преждевременные вентрикулярные удары, иногда двойные или даже тройные, происхождение которых мне было неясно.

— Нет ли здесь опасности возникновения вентрикулярной тахикардии? — спросил я.

Поначалу Левин пытался игнорировать мои расспросы, но поскольку я упорно повторял их, он грубо рявкнул:

— Да, доктор Рубин. Мы тоже заметили это. Глаза у нас пока еще на месте, да не покажется вам это странным, и мы в состоянии прийти к собственным заключениям. И мы совершенно не нуждаемся в том, чтобы каждый врач в этой больнице совал свой нос в наши дела, даже если речь идет о директоре. Я не сомневаюсь, что вам есть еще чем занять себя. Так почему бы вам не заняться своим делом, поручив нам заботы о мистере Лазаре?