Детство Понтия Пилата. Трудный вторник

XXX. Как дальше шла война, ты знаешь, и я не стану ее описывать. Отмечу лишь несколько, на мой взгляд, показательных моментов.

В битве при Лавроне Помпей потерпел поражение, потому что Серторий отстранил Перпенну и взял на себя полное руководство армией.

В сражении при Сукроне Серторий разгромил правый фланг противника, которым командовал Помпей, оттеснил стоявшего на левом фланге Афрания, но тут подошел Метелл, смял выставленный против него отряд Перпенны и тем самым свел на нет все блестящие достижения Сертория.

На следующий год в битве при Сагунте Серторий вновь разгромил конницу Помпея, и вновь Метелл одолел Перпенну, отразив нападение главной армии противника.

Напротив, Луций Гиртулей, что бы там ни писали о нем некоторые историки, практически не знал поражений. И окажись он рядом с Серторием вместо бездарного и чванливого Марка Перпенны…

XXXI. И если тебе вдруг покажется, что я преувеличиваю воинские заслуги и командирское достоинство своего прапрадеда, то вот на что призываю тебя обратить внимание: пока жив был Луций Гиртулей, Серторий, хотя и случалось ему проигрывать отдельные сражения, потом вновь собирал своих испанцев и одерживал победы и над Помпеем, и над Афранием, и даже один раз – над Метеллом. Когда же Гиртулея не стало, Фортуна от Сертория отвернулась.

XXXII. Как ты знаешь, Луций Понтий Гиртулей трагически погиб на седьмом году войны в битве с Квинтом Метеллом. Вместе с ним пал в бою его младший брат, Гней Гиртулей.

Когда гонец принес эту скорбную весть Серторию, тот, обычно хладнокровный, милостивый и справедливый, собственноручно заколол мечом вестника. Серторий потом утверждал, что вынужден был совершить это убийство, дабы страшное известие не вызвало уныния в его войсках. Но я так думаю: Серторий просто обезумел от горя и перестал отдавать себе отчет в своих поступках.

Придя в себя, он вызвал к себе трех сыновей Луция Гиртулея, которые, по просьбе отца их, служили в преторской когорте Сертория, обучались военному ремеслу и набирались воинского опыта под руководством великого полководца. И этим трем юношам Серторий объявил, что отныне они будут ему вместо сыновей и ни в чем не будут испытывать лишений, вернее, будут переносить горести и радости, лишения и удачу вместе с ним, Квинтом Серторием.

Двум сыновьям погибшего Гнея Гиртулея, которые, как я говорил, остались в Мавритании, Серторий отправил большую сумму денег, чтобы и они не бедствовали, а также поручил им вести переговоры с киликийскими корсарами, которые в это время были активными союзниками испанских повстанцев. До этого с киликийцами сносился и координировал действия их отец, Гней Гиртулей.

XXXIII. Однако, повторяю, с гибелью старших Гиртулеев Фортуна, самая изменчивая из богинь, покинула Сертория и стала оказывать расположение его врагам – Помпею и Метеллу.

В том же году Метелл, с каждым разом всё более решительный и победоносный, занял города Сегобригу и Билбилис. Помпей весьма успешно осаждал Палланцию и нанес Серторию чувствительные потери у Калагурриса.

На следующий год Помпей медленно, но упорно, как это он умел делать, продолжал сужать территорию восстания.

XXXIV. В армии Сертория начались брожения. Сначала поползли слухи, что Серторий утратил свой военный талант, что он уже не тот, каким его знали раньше, что, вместо того, чтобы разрабатывать операции и наносить поражение противнику, он теперь дни и ночи проводит в пирах и попойках, растрачивая деньги и не менее драгоценное время. Затем появились дезертиры и перебежчики, количество которых с каждым днем возрастало.

Наконец, к концу восьмого года войны был раскрыт первый заговор. На допросе заговорщики показали, что римские наместники давно уже объявили амнистию перебежчикам и назначили высокую денежную награду тому, кто убьет неприятельского главнокомандующего, то есть Сертория.

Серторий прежде всего удалил из своей охраны римских солдат и офицеров, заменив их избранными испанцами. Многих разоблаченных заговорщиков он приговорил к смерти, причем, вопреки своему обыкновению, не собрал военного совета, не устроил открытого суда в присутствии солдат. И тотчас среди трибунов и центурионов поползли слухи, что Серторий теперь намного опаснее для своих друзей, чем для врагов.

XXXV. В начале девятого года был раскрыт второй заговор, теперь уже в преторской когорте, то есть в собственном штабе Сертория. Тем, на кого поступил донос, пришлось бежать или умереть. Но не все заговорщики были выявлены, и те, которые остались в живых, увидели, что надо действовать и действовать безотлагательно.

Марк Перпенна, как потом стало известно, был самым главным и самым тайным из заговорщиков: он и слухи распускал, и дезертирам способствовал, и первый и второй заговоры – всё это его рук дело.

XXXVI. А теперь внимание, Луций! Я утверждаю, что мой родовой клан был изначально отмечен везением и невезением, и больше, как мне кажется, удачей и милостью богов, чем горем и поражением. Да, прапрадеду моему, Луцию Гиртулею, пришлось изведать изгнание, но зато он не видел истребления своих родичей-самнитов и варварского опустошения Самния – любимой своей родины. Да, почти десять лет он провел на чужбине, но рядом с ним был замечательный человек и великий полководец. И этот прекрасный человек научил его военному ремеслу, сделал своей правой рукой, доверил ему многочисленные отряды. Да, Луций Гиртулей погиб в сражении, но всей своей яркой и трагической жизнью прославил наш род ничуть не менее, чем Авл Понтий Телесин – битвой при Коллинских воротах!

Смотри дальше: Луций Гиртулей оставил после себя трех сыновей – Тита, Гая и Квинта Гиртулеев. Да, они рано лишились отца. Но в лице Сертория обрели учителя, заступника и спасителя. Когда после первого заговора Перпенна, который ненавидел всех Гиртулеев, пытался обвинить Тита, Серторий лишь рассмеялся в ответ. Но на следующий день отправил его в Галлию в качестве эмиссара, чтобы тот вербовал на сторону восставших некоторые галльские племена, сторожившие альпийские проходы. Второго сына Луция, Гая Гиртулея, Серторий еще больше приблизил к себе и ввел в свою личную охрану, хотя, как я говорил, всех римлян он из охраны прогнал. А когда через несколько месяцев, подготавливая второй заговор, Перпенна решил тайно устранить Гая, который ему очень мешал, и уже нанял трех наемных убийц, чуть ли не в тот самый день, на который было запланировано это убийство, Серторий вдруг ни с того ни с сего призвал к себе Гая Гиртулея и велел ему срочно отправиться в Галлию на помощь старшему брату, Титу.

Полагаю, что Серторий и младшего сына Луция, Квинта Гирту-лея, отправил бы в Галлию или в Мавританию к его двоюродным братьям. Но, во-первых, Квинту, по моим подсчетам, было тогда лет двенадцать или тринадцать – слишком мало для дальнего путешествия и самостоятельной жизни. Во-вторых, Серторий слишком привязался к этому мальчику и ни на шаг не отпускал его от себя: когда передвигались, Квинт всегда ехал рядом на муле; в минуты опасности, вспрыгивал на коня полководца, прятался тому за спину, и они скакали на одной лошади; на пирах был любимым и главным виночерпием Сертория; даже спал в соседнем помещении. Рассказывают, что Луций Гиртулей назвал своего младшего сына в честь Сертория – ведь оба они были Квинтами, и Квинт Гиртулей появился на свет, когда Луций уже познакомился с Серторием, перешел под его начало и подпал под его обаяние.

XXXVII. Стало быть, любимчик и постоянный спутник героя. И лишь однажды Серторий рассердился на Квинта и прогнал его от себя. Дело было в шестьсот восемьдесят втором году от основания Рима, то есть на девятом году испанской войны.

В Оску, главную квартиру Сертория, прискакал гонец и сообщил о блестящей победе, одержанной над одним из легионов Помпея. Перпенна, который теперь был правой рукой Сертория, предложил отпраздновать событие и пригласил Сертория на пир. Серторий согласился. А когда Квинт Гиртулей, как и положено юному виночерпию, вымылся в бане, натерся оливковым маслом, нарумянил лицо, начернил брови, увенчал себя венком из сельдерея и явился к Серторию, чтобы сопровождать его на пир, тот ласково улыбнулся мальчику и сказал: «Ступай в святилище Белой Лани и, когда солнце начнет склоняться к закату, сделай ей два возлияния: одно – красным вином, а другое – пенящимся молоком кобылы, Бравроны, которая ожеребилась сегодня ночью».