Избранное

— Вот именно… как вы.

— С жильем вам удалось устроиться?

Мурад подождал, но Принц как будто не слышал вопроса.

— Где вы живете? — продолжал настаивать Мурад.

— Дело не в этом.

— А в чем?

— Нам нужна работа.

В словах Принца ощущался запах земли, восемь месяцев утопающей в снегу. Только полярные льды способны были сохранить этот аромат древней земли, где некогда жили его предки.

— Ваша профессия? — спросил Мурад.

— У меня диплом химика.

— А у вас?

Лонгваль, бессильно опустив плечи, по-прежнему, не отрываясь, глядел в одну какую-то точку на полу.

— Он механик, — сказал Принц, — умеет мастерить разные механизмы… Понимаете?

— Понимаю, — сказал Мурад.

— И вот мы решили между собой: Алжир — это фён [91]! Это страна социализма… А в социалистической стране существует право на труд. Но когда приехали, то увидели: у многих алжирцев у самих нет работы.

— В любой слаборазвитой стране рабочих рук всегда больше, чем работы. Видите ли, здесь не Канада.

— В Канаде есть работа, но мы не могли там оставаться, потому что… потому что не знали, что нас ждет.

Принц стал оглядываться по сторонам, словно ища что-то.

— Мы не знали…

— Мы знали, — послышался невыразительный голос Лонгваля.

Он помолчал немного.

— Нас ждала смерть.

Голос Лонгваля звучал печально:

— Смерть — от нее не убежишь, но до этого хотелось бы успеть что-то сделать.

Затрещал телефон. Словно автоматная очередь. Мурад снял трубку.

— Я уже знаю, спасибо. Амалия прилетит завтра в Мэзон-Бланш [92]… Да, я встречу ее… Извините, — сказал Мурад, опять повернувшись к канадцам. — Скажите, а партия субсидирует вас?

— Мы только месяц как приехали, — заметил Принц.

— Да и потом… — прервал его Лонгваль, но тут же умолк, словно ждал чьей-то подсказки.

Мурад готов был закричать, чтобы заставить Лонгваля оторвать взгляд от гвоздя, приковавшего его глаза к полу.

— Алжир, — продолжал Принц, — ведет в настоящее время переговоры о продаже газа Канаде. В партии нам советовали подождать.

— Да, вы попали в неудачный момент.

Мурад тотчас же пожалел о своих словах.

— Мы подумали, — снова раздался глухой голос Лонгваля…

— Да, — подхватил Принц, — мы подумали, что выход все-таки можно найти.

— Разумеется, — сказал Мурад.

— Если бы нам попросить, например, политическое убежище…

— То мы могли бы получить права, — закончил его мысль Лонгваль.

Мурад глянул на них и только теперь понял, что у них, как говорится, молоко еще на губах не обсохло.

— Сколько же вам лет?

Они посмотрели друг на друга.

— Ему двадцать три, а мне на год меньше.

Гнев Мурада сразу угас. Им вместе было почти столько же, сколько ему, да и потом, что ни говори, они шли на определенный риск.

— Я не юрист, но на вашем месте я поискал бы что-нибудь другое.

— Вы полагаете?..

— Я в этом уверен.

— Тогда, — сказал Лонгваль, глядя на Принца, — мы исчерпали алжирские возможности.

— Подождите, — молвил Мурад, — переговоры относительно газа подходят к концу. При партии существует комиссия по вопросам освободительных движений…

— Остается только один выход, — сказал, словно не слыша его, Лонгваль.

— Да? — оживился Мурад. — Какой же?

— Куба.

То был не вызов — скорее безропотная констатация факта.

— Вам предлагали что-нибудь конкретное, или это просто идея?

— Мы были в здешнем посольстве. Мы сказали: вы принимаете у себя Черных пантер [93], вы набираете добровольцев на сбор сахарного тростника, вы…

— И что же вам ответили?

— Первый секретарь обещал связаться с Гаваной.

В сердце Мурада образовалась пустота.

Первый секретарь? Ну конечно! Затем — советник, начальник канцелярии, посол, запрос в Гавану, ответ через неделю: заходите, там видно будет. Но через неделю никакого ответа не будет. Придется зайти через две, через десять недель, через год или ко второму пришествию! А после второго пришествия все начнется сначала: заполните анкету — фамилия, имя, дата и место рождения, цель визита (уточните!), час… ну и прочая чертовщина.

О, рыцари призрачных иллюзий, чересчур легковесных для нашей бренной земли, ступайте прочь со своим зачарованным взором. Предоставьте взрослым играть в эти жестокие игры.

Неужели не ясно, что вы со своими потусторонними видениями и привкусом рая, застрявшим у вас в горле, словно кость, которую нельзя ни проглотить, ни выплюнуть, вы только мешаете игре. Чтобы постичь ее правила, вам понадобится вся жизнь, на это уйдет весь ваш земной путь до самой могилы. Другие игроки окажутся проворнее и понятливее. Так что живее! Прочь с арены! Коррида взрослых не знает пощады. Социализм? Право на труд? Сахарный тростник? Нет, вы только вообразите… А почему бы уж тогда не Дед Мороз или фея Мелузина?

— Как раз об этом мы и хотели с вами поговорить.

Мурад очнулся:

— А? Да… Чем я могу помочь?

На этот раз ответил Лонгваль:

— Вчера нас задержали жандармы.

— Жандармы? Почему?

— Они спросили у нас документы.

— А у вас их нет?

— Они на неделю просрочены.

Вот так-то, Принц. Ибо мир взрослых — это не воскресная прогулка, он четко разграничен, размечен, на всех перекрестках стоят ловушки с жандармами, которые все контролируют, а иначе до чего бы мы докатились? А вы, стало быть, вообразили, что можно беспрепятственно бродить по белу свету, куда вам вздумается, без всяких ограничений, без надлежащих документов, без ярлыка и желтой звезды? Как дикари! Но время симпатичных дикарей миновало. Оно недолговечно, ему отмерен срок — пока длится революция. Потом все приходит в норму, наступает время законов, заграждений на дорогах, время пропусков и жидкой похлебки. Ибо, если говорить о рае, то есть те, кто к нему стремится, и те, кто в него попадает, и никогда это не бывают одни и те же люди… туда попадают одни только карьеристы.

Мурад подумал: им надо все растолковывать, как детям. Он повернулся к Принцу:

— Вам грозила тюрьма.

— Мы там пробыли всего четыре дня.

— Как!

— На четвертый день мы пообещали, что продлим визы.

— Вы это сделали?

— Видите ли…

— Нужна марка, которая стоит пятьдесят динаров, — сказал Лонгваль.

— А у вас их нет?

— У нас нет работы.

Сказка про белого бычка. Чтобы иметь возможность передвигаться, нужна виза, чтобы получить визу, нужны деньги, чтобы получить деньги, нужна работа, а чтобы работать, нужно иметь возможность передвигаться… Голова идет кругом.

Это напомнило Мураду историю с кабаном в его родной деревне, когда сам он был еще совсем маленьким. Вместе с матерью Мурад собирал оливки. Оливковые посадки находились далеко от деревни, на другом берегу реки, возле леса. И там-то Мурад увидел, как из дубовой рощи выкатилась приземистая туша кабана, за ним по пятам с лаем мчались собаки. Забыв об оливках, Мурад стал следить за этой бешеной гонкой. Раздвигая острым рылом кусты, кабан то появлялся, то вновь исчезал. Казалось, будто он играет в прятки со сворой собак. Неистовый лай все теснее сжимал его в кольцо, перекрывая хриплое хрюканье выбившегося из сил зверя. Под конец Мурад увидел, как кабан с бешеной скоростью обежал вокруг источника Акбалу. Сухой треск выстрела… Кабан рухнул возле самого источника. Мурад, рыдая, упал на землю. Звонкая материнская затрещина подняла его на ноги: «Неужели ты, словно девчонка, испугался выстрела?» Конечно! Ведь это в него, Мурада, стрелял охотник.

— У нас нет больше сил кружить по кругу.

Мурад застыл в ожидании выстрела, который должен был положить конец исступленному бегу Принца сквозь заросли лиственниц.

— Вот уже неделя, как мы ночуем в мавританской бане.

— Это недорого, но хозяин требует денег.