Час волка на берегу Лаврентий Палыча (СИ)

Фильм, а не телепузиков с нинзями.

Недавно, хорошо поддав, посмотрел его в очередной раз, еще принял и, вдруг, чувствую, что мне абсолютно необходимо немедленно поставить Соловьевский "Нежный возраст". Сначала не мог понять почему, а как поставил, то понял. Там же одна из героинь – бабка-летчица "Ночная ведьма" в исполнении Людмилы Савельевой. И весь фильм смотрелся у меня, как продолжение первого, поскольку я тут же узнал в этой бабке старшего лейтенанта Кутузову. Таким образом, оба фильма сами собой выстроились в пронзительную философскую притчу о великом героизме во имя великой идеи, об её гниении, развале, гибели. О бессмысленности светлых подвигов и о все размывающей реке времени…

Вряд ли бы мне понравился такой кинематографический выбор в 1978 году, не об этом в те времена мечталось. Однако жизнь внесла коррективы. То же самое могу сказать о путешествиях по земному шару.

Оказывается, ужасно выгодно эмигрировать. Тогда для тебя весь мир, в который будет рваться душа, скукожится до размеров России. Вот сейчас, хлебнув еще Абсолюта и поимев с него долю куража, пытаюсь представить себе такую красивую картину: Дела мои, скажем, вдруг, по щучьему веленью настолько поправились, что я заработал несколько лишних штук баксов, на которые мог бы куда-нибудь съездить. И весь мир передо мной открыт с моим канадским паспортом.

Могу поехать в Испанию, которую только самый ленивый русский, вроде меня, ещё не видал. Могу в Италию, где я не только никогда не был, но именно куда стремился почти всю свою сознательную жизнь до эмиграции. Настолько мечтал об Италии, что, помнится, путеводители наизусть выучивал, как самые волнующие поэмы, и до сих пор помню, кто, что, где, когда строил в этой прекрасной стране, и что при этом говорил. Помнить-то помню, но только, вдруг, в одночасье, все это стало мне не нужно, превратилось из всю жизнь собираемых золотых зерен в некое подобие сентиментального хлама, вроде советских ассигнаций или поздравительных открыток за над-над-надцатый год, что и выкинуть жалко и использовать некуда…

… Сейчас переключился на радиостанцию Москва 101. Та передаёт

"Любимый город может спать спокойно" в исполнении Марка Бернеса, и я весь ушел туда, в великую эпоху. Меня нет, я не здесь. Я сюда возвращаюсь только лишь потому, что тут осталась моя бутылка

Абсолюта, без которой я не могу долго там пребывать. Какое же это наслаждение, Александр Лазаревич, пить Абсолют в час ночи на чужбине с великими русскими песнями в наушниках! Сразу после Бернеса Николай

Расторгуев и Любе запели: А на рассвете вперед уходит рота солдат, уходит, чтоб победить и чтобы не умирать. Ты им там дай прикурить товарищ старший сержант. И я в России. Не важно, в какой эпохе.

Плевать, что они перемешались. Главное, что я там, Дома! У НАС!

Монреаль, 17 января 2001 года, 16-00 по Восточно-американскому времени

Уморился я вчера, Александр Лазаревич, да задремал в три часа утра прямо у клавиатуры с наушниками и любимыми русскими песнями. А

750 граммовый фуфырёк Абсолюта докушал весь. И сегодня утром страдал. Особенно с двенадцати до часа, когда смотрел по РТР

"Вести", а потом "Вести Москва". Главным образом мучителен был перерыв между ними, ибо показывали там рекламу пива Бочкарёв, а генеральский голос Булдакова убеждал меня, что "хорошего пива должно быть много". Сейчас же, как раз 16-00 и мой личный волк только что выскочил. Я принял наркомовские сто грамм, перечел еще раз твоё письмо, и вижу, что не ответил на один вопрос, который ты мне уже неоднократно задавал. Как к нам русским, то есть бывшим советским гражданам, относятся заграницей? Вопрос этот для меня тягостный, ибо должен сказать, что относятся к нам везде в соответствии со следующим правилом:чем лучше знают, тем хуже относятся.

Для начала хотел бы привести пример исторический из шестидесятых-семидесятых годов только что прошедшего века. В те времена совков в Алжире тусовалось просто несметное количество, посему знали нас там очень хорошо. И отношение алжирцев к нам было презрительно ироническое, чему наши люди способствовали, не покладая рук, ибо сплошь и рядом вели себя совершенно нелепо. Именно нелепо, а не "нагло" там, скажем, "нахально" или "грубо". Хотя наглости, нахальства и грубости тоже хватало, но превалировала именно нелепость. Даже сам внешний вид наших людей, особенно баб, часто был до ужаса нелеп. Ходили там наши толстозадые, толстопятые "гражданки" с высоченными прическами что звались в народе "вшивая беседка", и которые во всем мире уже лет двадцать никто не носил. Шастали, естественно, пешком и таскали с утра до вечера кошелки битком набитые дефицитными для Совка промтоварами, которые закупали в количествах совершенно немыслимых в этой стране. В Алжире же пешком ходящих европейцев кроме нас вообще больше не встречалось. Мало того, даже чуть вылезшие из нищеты алжирцы все, как один, ездили на машинах, не говоря уже о тех, кто в нищете не пребывал никогда. Да и братья по лагерю, включая румын и болгар, тоже были моторизованы.

Одни только наши топали по городу сбитыми стайками, оглядываясь по сторонам одновременно робко, злобно и подозрительно. При этом бабы зимой еще напяливали сверху жутчайшие самовязанные мохеровые береты, что могли смотреться лишь на огородных пугалах, и которые франко-алжирский народ на улице всегда провожал откровенно насмешливыми взглядами.

И еще учти, Александр Лазаревич, что тогда существовал Советский

Союз с его строжайшей системой отбора загранработников, со свирепыми инструктажами в райкомах и не менее свирепой системой слежки за поведением работающих за границей граждан. Увы, как мне ни неприятно признавать, но именно из-за этой системы контроля, именно благодаря тем самым райкомовским инструктажам, над которыми мы столь потешались на московско-петербургских кухнях, слушая известную балладу Высоцкого, среди загранработников почти не встречалось откровенных уголовников и вообще людей, которые вздумали бы "жить там сдуру, как у нас". Ибо за "жить, как у нас" вылететь можно было в два счета. Так что безобразное пьянство, драки и воровство в супермаркетах были тогда всё же явлениями довольно редкими.

А вот теперь представь себе, что за кордон попадают не отобранные райкомами единицы, а хлынули в совершенно свободном и бесконтрольном полёте бесчисленные толпы соотечественников, да еще из жутчайшей глубинки, которые через райкомовские инструктажи не проходили и им никто не внушал, что "жить, как у нас" заграницей не принято. Вот тут-то Шурик и началось "Окно в Париж". Наверняка видел ты этот великий фильм. Посмотри еще раз и сам представь, как должны относится их люди к нашим. Там все сказано с предельной полнотой, не добавить, не убавить. Только упаси Господь тебе подумать, что я ратую за прежнюю систему выпуска за границу. Конечно же, нет, да она, слава Богу, уже и немыслима. Я просто констатирую то, что реально происходит в мире с нашими людьми. Вот просто один из примеров из местной русской газеты (здесь их шесть штук издается).

Приехали сюда в прошлом году два наших специалиста, авиа сборщика из

Харькова. А весной оба устроились на самый крупный канадский аэрокосмический завод Бомбардье. Попали на сборку самолетов с прекрасными заработками и перспективами. Однако через несколько недель сперли на работе резиновую лодку, что входила в спасательные комплекты самолетов. И как-то летом, в жаркий викенд поехали они на одно из озер под Монреалем. Надули лодочку, да стали рыбку удить.

Как, вдруг, прямо над ними зависает вертолет. Эти мудилы не сообразили, что резиновая-то лодка не простая, а спасательный плот, и в нем – радиомаяк, который автоматически включается, когда плотик окажется в воде. В общем, скандал был такой, что даже по телевизору показывали. Выгнали их с треском, будут судить, а еще предстоит им заплатить огромные бабки за вылет спасательной бригады на вертолете.

И снова, конечно же, разговоры: русские, русские, русские. Хотя оба

– чистейшие хохлы. Хыкают и "шо" говорят, но, ведь, по-русски хыкают-то. Так что – люди наши, можно сказать "мы", через еще одно окно пролезшие, на сей раз в Монреаль…