Растревоженный эфир

Карточку он убрал в карман.

— Какие прекрасные цветы! — воскликнула маленькая женщина. — Они напоминают мне день моей свадьбы. — Миниатюрными ручками она равномерно распределила розы по периметру вазы. — Я выходила замуж с цветами такого же цвета. — Она вскинула на Арчера сверкающие глаза. — Мои родители были против. Но я пригрозила, что убегу из дому, если они не дадут согласия. На мне было темно-бордовое платье из тафты, в руках я держала такие же розы… — Она указала на вазу. — Второго такого же красивого платья у меня больше не было.

— Сколько лет вы замужем? — спросил Арчер.

— Двенадцать, — мечтательно ответила женщина, — но я помню каждую минуту.

— Чем занимается ваш муж?

Женщина печально вздохнула.

— Ничем. — Голос изменился, стал бесцветным. О свадьбе она говорила по-другому. — Он ранен семь раз и только что выписался из госпиталя для ветеранов. Он думает, что найдет работу. С семью ранами! На его месте я бы угомонилась, но он надеется, что найдет работу. — Она отступила на шаг, вновь оглядела розы. — Ах, какие прелестные цветы! — Чувствовалось, что женщина вновь думает о своей свадьбе. Она осмотрела палату. — Есть грязная посуда?

— Нет, — ответил Арчер.

— Спокойной ночи, — попрощалась она с ним и вышла из палаты.

Аромат роз заполнил маленькую палату. Арчер смотрел на них, стараясь не думать о том, что происходит наверху. Вновь пришла мысль о том, что Китти может умереть. Сколько женщин умирают при родах? Статистические данные постоянно публикуются в печати и тут же забываются. Одна из сотни? Из тысячи? Десяти тысяч? Другая статистика запоминается лучше. О некоем баскетболисте ростом в шесть футов и восемь дюймов, о водородной бомбе, которая в десять раз разрушительнее атомной, но вот нужная информация, напрямую касающаяся жены, забывается.

Арчер попытался представить себе, как будет жить без Китти. В большом доме он не останется, даже если сможет платить за него. Не сможет он бродить по пустым комнатам, вспоминая женщину, которая принадлежала ему, с которой он здесь жил, которая ушла от него. Значит, придется снять небольшую квартиру, питаться в ресторанах и кафе и забыть о легком раздражении, возникающем в начале каждого месяца, когда приходят счета и ты видишь, сколько денег потратила жена на еду и мебель. Наверное, думал Арчер, его будут приглашать на обеды, потому что внешность у него привлекательная и он умеет поддержать беседу, некоторые знакомые женщины попытаются женить его на своих подругах, он будет спать с кем захочет, если, конечно, его избранницы соблаговолят согласиться на это. Арчер понял, что мысль эта его возбуждает. «Я должен испытывать к себе отвращение, — подумал он. — В такое-то время».

— Она не умрет! — громко воскликнул он. — Она не умрет.

«Без жены ты будешь выглядеть моложе, а чувствовать себя старше, — продолжил он свой внутренний монолог, — и будешь стараться вернуться домой попозже, и будешь вспоминать, какой красивой была Китти в девятнадцать лет, будешь вспоминать день свадьбы, ночь, когда родилась Джейн, все плохое и все хорошее, пережитое вместе. И Китти навсегда останется молодой, веселой, смеющейся, а у тебя войдет в привычку плакать по праздникам и печалиться о собственном одиночестве».

Арчер больше не мог сидеть в этой маленькой, благоухающей розами комнатушке, глядя на аккуратно заправленную кровать, дожидающуюся его жену. Он поднялся, вышел в коридор. Посмотрел на часы. Время еще не перевалило за полночь, а ему уже казалось, что он провел в больнице всю жизнь.

По темному коридору Арчер прошел к единственному пятну света. У лифта за столиком сидела дежурная медсестра и делала пометки в картах. Она подняла голову и улыбнулась. Сумел улыбнуться и Арчер. Над головой медсестры загадочно перемигивались зеленые огоньки. Сестра не обращала на них ни малейшего внимания.

Напротив лифта располагался маленький холл с двумя жесткими диванчиками. Арчер прошел туда, сел. Выключил свет, посидел в темноте, потирая глаза.

На столике дежурной медсестры зазвонил телефон.

— Да, доктор, он здесь, — услышал Арчер слова медсестры. — Да, я ему передам. — Потом сестра заглянула в темный холл. — Мистер Арчер… — позвала она.

— Да? — Арчер протянул руку, включил свет. Молоденькая симпатичная медсестра в строгом белом халате и шапочке застенчиво улыбнулась.

— Звонил доктор Грейвз. Миссис Арчер только что родила. Маленького мальчика. Доктор сказал, что с ней все в порядке.

— Как ребенок? — спросил Арчер. «Мальчик, — подумал он, — Китти все время твердила, что будет мальчик».

— Он ничего не сказал о ребенке, — ответила медсестра. — Доктор Грейвз сейчас спустится. Он хочет поговорить с вами.

— Спасибо. Большое вам спасибо.

Арчер понимал, что выглядит не слишком презентабельно, что одежду он не менял два дня, что ему надо побриться, что лицо у него осунулось и постарело. Оставалось только гадать, что думает эта юная красотка о мужчинах, может ли танцевать с ними, смеяться их шуткам, нежно касаться их тел в порыве страсти? Не мешают ли ей воспоминания о ночах, проведенных в этом темном, пропитанном душевной болью коридоре, где другие мужчины не находят себе места от тревоги? «Когда-нибудь, — думал он, — я должен поговорить об этом с одной из медсестер».

— Принести вам что-нибудь? — спросила медсестра. — Стакан молока? Чашечку кофе?

— Благодарю вас, — ответил Арчер. — Сейчас не надо.

Она вернулась к столику, а Арчер поднялся и одернул пиджак, ожидая Грейвза.

Грейвз вышел из лифта уже не в халате, а в костюме, свеженький и деловитый. Пожал руку Арчеру, внимательно посмотрел на него.

— Ну что? — спросил Арчер.

— У миссис Арчер все хорошо. Через полчаса ее привезут в палату. Мы использовали спинальное обезболивание, и она в сознании. Разумеется, немного устала, но роды перенесла хорошо. Очень хорошо. Родила легко. — Он словно поздравлял себя.

— А ребенок? — спросил Арчер.

Грейвз покачал головой. Арчер решил, что ему не нравится, как доктор Грейвз качает головой. Заученно-спокойно, словно актер, который долгое время проработал на сцене, досконально изучил основы профессии, не обладая при этом талантом. Зритель понимает, что он хочет сказать тем или иным жестом, но не верит ему.

— Ребенок очень маленький. Как я и предсказывал.

— Он жив?

— На данный момент — да. Мы его не взвешивали, сразу положили в инкубатор, но я сомневаюсь, что он весит больше двух фунтов. Он дышит, и это все, о чем можно сейчас говорить. Я бы на многое не рассчитывал.

— Миссис Арчер его видела?

— Думаю, нет. В самый последний момент мы дали ей немного газа. Чуть-чуть, чтобы она заснула на одну-две минуты. Вы хотите взглянуть на ребенка?

— Нет, — вырвалось у Арчера, прежде чем он успел обдумать вопрос. У него и так болела душа, он не хотел причинять себе еще большую боль.

— Я думаю, вы должны взглянуть на него. — В голосе доктора Грейвза проскользнули нотки удивления. — Потом вам это поможет. Что бы ни случилось. Поверьте мне, мистер Арчер.

— Хорошо, — Арчер двинулся к лифту. Его глаза заблестели от слез, и он не хотел, чтобы доктор их видел.

Не обменявшись ни словом, они поднялись на лифте на последний этаж. В палате для недоношенных стояли два инкубатора. Между ними сидела толстая, старая, седая медсестра, поглядывая сквозь прозрачные пластиковые стенки.

— Миссис Гроуген, это отец маленького Арчера, — представил его доктор Грейвз.

Миссис Гроуген улыбнулась. Зубов у нее не было, и губы легли на десны.

— Вон он. Бедный крошка.

Арчер посмотрел на инкубатор и увидел маленького сморщенного красного ребенка с, как ему показалось, грубо перерезанной пуповиной. В это мгновение, стоя между двух незнакомых ему людей, Арчер понял, что несет полную ответственность за это крошечное существо в пластиковом инкубаторе, живущее на чистом кислороде.

— Он полностью сформирован, — заметила миссис Гроуген. — До последнего пальчика.