Танец падающих звезд

— Простите, — пролепетала она, смутившись, и удалилась от окна.

Марта молчала. Она увидела, как ее дочь побежала на свет, пролившийся от входной двери, и сосредоточилась на разработке стратегии молниеносной атаки. Двадцать секунд спустя Эмма вошла в дом, и мать встретила ее с безупречной пластиковой улыбкой на губах.

— Прости, мама. Я поздно сегодня. Только вымою руки. Я готова к ужину, — забормотала Эмма, пытаясь проскользнуть в свою комнату.

— Не волнуйся, darling, гости придут через час, — остановила ее Марта. — У нас есть еще немного времени. Пойдем сядем в гостиной и поговорим.

Опасность. В гостиной ее мать чувствовала себя как кайман в илистой реке: она заманивала добычу в самое темное место на своей территории и безжалостно атаковала. Эмма не раз наблюдала, как мать разделывала на куски вереницы более или менее непрошеных гостей, выдерживая ровный невозмутимый тон. Эмма знала, что ее ждет, и знала, что у нее нет выхода. Она тоже натянула на лицо пластиковую улыбку и села в мягкое парчовое кресло.

— Как прошел твой день в школе, darling? — спросила мама.

— Хорошо.

Эмма понимала, что такой ерундой ей не отделаться, и застрочила пулеметной очередью:

— В школе ничего нового, я вернулась домой, пообедала, потом зашла Лючия. Мы пошли по магазинам. Она такая нерешительная! Потратить почти три часа, чтобы выбрать банальную блузку! Она примерила их штук семь, но подошли только две. И представляешь, она никак не могла решиться. Тогда я сказала ей: да покупай обе. У нее не хватало денег, ну, я ей и подарила одну. Как думаешь, это ее не оскорбило?

Эмма закончила тираду, затронув тему, которая должна была отвлечь внимание матери. Вопросы хорошего тона волновали ее почти так же, как тонизирование ягодиц на занятиях пилатесом.

— Я думаю, нет. Впрочем, меня больше волнуешь ты. Ты, должно быть, очень устала.

Наживка осталась непроглоченной.

Дурной знак.

А вдруг она что-то знает? И хочет, чтобы Эмма созналась во всем. Чистосердечно, так сказать.

— Да мы все время были здесь недалеко.

— Вот и хорошо. Этот район Рима такой красивый. И тут есть все, что пожелаешь, правда?

Точно, она что-то знает. Эмма понятия не имела, каким образом, но ее мать явно догадалась, что она перешла границы дозволенного. Хотя и не подозревала насколько…

— И потом, тут столько хороших ребят…

Они говорят о ребятах? Она и ее мать говорят о ребятах?! Это уж слишком.

— Да, много. Прости, мама, мне надо позвонить Лючии. Мы всегда так делаем, когда возвращаемся домой вечером. Чтобы быть уверенными, что все в порядке.

— Конечно, darling, иди позвони. Это очень важно. Когда что-то не в порядке, надо говорить об этом с людьми, которые нас любят. Не откладывая.

Марта пригвоздила дочь к креслу ледяным взглядом. Эмма чудом вывернулась:

— Вот именно: не откладывая!

Она прорвалась в комнату и тут же позвонила Лючии.

— Моя мать меня видела. Я уверена, — без вступления начала Эмма.

— Привет, но… И что? Ты делала что-то плохое?

— Я целовалась с Эмилиано.

— Что?!

— Я знаю. Это трагедия.

— Нет! Это прекрасно! Я тоже целовалась с Шагалычем. То есть он меня поцеловал. Но ведь это одно и то же, да?

Нет. Это трагедия.

— Тебе понравилось?

Эмма услышала его шепот: «Попроси меня».

— Да, — сказала она, краснея.

— Мне тоже, — чирикала подруга. — Мы поцеловались в один и тот же день. По-моему, это должно принести удачу. Может, мы и замуж выйдем в один день? Все на велосипедах! Трудно будет ехать на велосипеде в свадебном платье?!

Ее невозможно было остановить. Лючия продолжала бы еще неделю, если бы мать не позвала Эмму к ужину.

— Лючия, мне надо идти, а то мама рассердится. До завтра!

Они попрощались.

Эмма стояла посреди комнаты с телефоном в руках. Она думала о Грете. Ей захотелось все рассказать подруге, хотя она и знала, что та ее отругает. Эмма набрала номер. Грета не ответила. Только бы с ней ничего не случилось. Если бы поцелуи могли и в самом деле приносить удачу — даже тем, кто в тот день остался без них!

Как собака

Грета всю ночь читала письма отца. Сначала в пассажирском поезде от Рима до Неаполя, самом дешевом, который смогла найти. И забитом до отказа. Почти три часа — перед дверью туалета. Единственное место, в котором оставалось немного свободного и личного пространства. Она приехала на вокзал в девять вечера. И там же на вокзале спросила в газетном киоске, как ей добраться до дома отца.

— Пешком? — изумился продавец.

Грета обследовала свои карманы. Все деньги, что у нее были, она потратила на поезд. На автобус денег не осталось.

— Да ты садись, а там… — посоветовал продавец газет и завертел рукой перед своим лицом, словно распутывая клубок будущего, настолько неопределенного, что всякая предосторожность теряла смысл.

Его жест говорил, что по земле, куда попала Грета, все бродят по воле событий, ход которых невозможно ни предугадать, ни проконтролировать. Почти как у нее дома. Разве что там ей не нужен был автобус, потому что рядом всегда был Мерлин. Грету охватил приступ ностальгии.

— Спасибо, — сказала она без улыбки.

Дойдя до автобусной остановки, она принялась изучать пустынную улицу. На горизонте наблюдалось суетливое вечернее движение. И ни тени автобуса. Грета снова принялась читать письма. Так прошел час, показавшийся ей жизнью. Жизнью далекого и незнакомого ей Маурицио Бианки. Когда наконец пришел автобус, в городе давно наступила ночь. Автомобили постепенно разлетелись в разные стороны, как рои светящейся мошкары, город оделся в вечернее платье. Грета попыталась представить, как по этим улицам ходит ее отец. Она силилась нарисовать в воображении его высокую фигуру. Вот он идет по улице, догоняет последний автобус, садится рядом с ней. Ничего не вышло. Как она ни старалась. Автобус въехал в унылый район с прямыми улицами и домами. На горизонте угадывалось море. Тонкая полоска, в которой мучилась луна, сосланная в удушающие отблески на гладкой воде. Грета прочитала список остановок и поняла, что ехать ей еще долго. Она достала из рюкзака последние письма и снова начала читать: