Плановые дети и другие случайности

— Какой же он обстоятельный!

Пожилой господин тонко улыбнулся и ответил:

— Так положено, это в стиле хорошего винного заведения.

— Мой отец не пил вина, — сказала она, забывшись. — Разве что пару бутылок пива за ужином. Нам приходилось вечно экономить... на дом.

Она отпила ещё один глоток. Вкус у вина был превосходный. Теодор действительно был знатоком.

— Потом вышла замуж Регина, — продолжила она начатый разговор, — и мама стала ждать первенца. По семейной традиции Раймундов было уже пора. После того как и через три года ребёнок не появился, она стала на них давить. Начались трения. Они всё чаще ругались, потому что Регина не хотела детей. Отец пытался их примирить, но после того как он умер... — Она замолчала.

— А как насчет тебя, Сюзанна?

— Когда я попала на велосипеде в аварию и раздробила правое колено, мне было четырнадцать.

— Поэтому ты немножко прихрамываешь.

Сюзанна вздохнула:

— Значит, и ты заметил.

— Да. Но это не бросается в глаза.

— Этот раздробленный перелом неправильно лечили, и он неправильно сросся. Про дискотеки и спорт пришлось забыть, а мальчики — где их ещё встретишь? Когда мне стукнуло двадцать, мать принялась и за меня: не хочу ли я познакомиться с другом. Однажды она даже дала объявление: «Ищу для моей красавицы дочери...» Было так стыдно! Правда, мучительно стыдно.

— Почему у тебя нет друга?

— Разве я не объяснила?

— Но ты всего лишь слегка прихрамываешь...

Сюзанна разволновалась:

— Слегка прихрамываю! Хорошо тебе говорить! Для любовного приключения это действительно не препятствие. Но для настоящего партнёрства...

— Я думаю, это всё же не единственная причина, Сюзанна. Может быть, ты просто боишься довериться другому человеку.

— Всё, меняем тему! — резко отреагировала она. — Расскажи, как ты познакомился с моей матерью?

— Это случилось в танцевальном клубе для людей в возрасте. Наши пристрастия случайно совпали.

— Значит, ты познакомился на танцах?

— Да, и для меня это оказался счастливый случай. Мы сразу почувствовали родство душ. Я надеюсь на долгое и счастливое будущее с твоей матерью.

В Сюзанне зародилось недоверие. Теодор — человек со средствами и выглядит для своего возраста просто великолепно. Мать бесспорно тоже милая женщина, но... почему он не подыскал себе кого-нибудь помоложе?

— Тебя тоже огорошила безумная идея моей матери? — спросила она. — Или ты уже обо всём знал заранее?

Он несколько смущённо смотрел на скатерть, вертя свой бокал за ножку.

— Если быть честным, я должен признаться, что хорошо знал об этой, как ты изволила выразиться, безумной идее.

Она удивилась:

— Неужто?! И ты не намылил ей за это шею?!

— Это было бы бессмысленно. Твоя замечательная мать очень страдает оттого, что её род прекратился. Мы долго обсуждали, как помочь этой беде. Мы строили бесконечные планы и снова и снова их отвергали. К несчастью, однажды мы набрели и на эту мысль, и больше твоя мама от неё уже не отступалась. Она очень боится старости—и собственной, и дочерей.

— Но в наши дни шестьдесят не возраст! Она может наслаждаться жизнью с тобой. Путешествовать, танцевать, разводить розы и ещё бог знает что делать. Ты не мог её в этом убедить?

— Она хочет внука. В этом для неё, собственно, и состоит смысл старости. А развлечения — только потом.

— И ты действительно веришь, что одна из нас пойдёт на это?

— Одна-то уж точно. А то и...

— Да у тебя неправильные представления, Теодор! Женщины, имеющие твёрдые жизненные принципы, не повернутся вдруг на сто восемьдесят градусов ради какого-то маленького семейного домика. Как она может считать собственных дочерей такими бесхарактерными?

Он подлил вина Сюзанне и себе, отпил глоток и, наслаждаясь, выпятил нижнюю губу. После чего спокойно ответил:

— Тебе знакомо понятие «детерминизм»?

Она посмотрела на него поверх очков:

— Какое отношение это имеет к нашему случаю?

— Ещё какое! Если ты позволишь, я начну издалека. Как ты знаешь из школьной программы, биологическое поведение определяется генами. Когда кошка видит мышь, она превращается в хищного зверя.

— Сравнение очень притянутое, Теодор!

— Разумеется, человеческое поведение гораздо сложнее. Но и оно определяется генами.

— И воспитанием.

— Верно. Наследственность и окружающий мир — вот детерминанты нашего поведения. Свободы у человека нет.

Она наморщила лоб.

— Но это... это очень пессимистическая точка зрения.

— Это жестокая правда. Все действия, в том числе и повседневные, самые незначительные, обусловлены наследственностью и воздействием внешней среды. Если знаешь эти детерминанты, человеком можно манипулировать. Свобода сделала бы нас непредсказуемыми. Поэтому её и не бывает, она, к сожалению, всего лишь романтическое представление о желаемом.

Сюзанна отрицательно покачала головой:

— Но это бы значило... что все мы не отвечаем за свои действия... Нет, меня это не убеждает.

Он слегка улыбнулся:

— Каждый человек поначалу сопротивляется этому. Больно, когда нам отказывают в столь желанной свободе. Но свобода не что иное, как философская фикция, которой человек тешит свое самолюбие. Правда, как ни грустно, жестока. Поэтому желанных, запланированных детей не бывает.

— Как это?

— Дети рождаются потому, что это заложено в природе мужчин и женщин. На самом деле никто не решается на это свободно. В противном случае мы как вид исчезли бы с лица земли.

Она подавила в себе неприятное чувство.

— Хорошо, не будем выяснять, насколько ваше утверждение истинно, допустим, что это так. Но мои сестры не позволят, чтобы ими манипулировали из-за какого-то там дома.

— Позволят, — вздохнул он, — прямо или косвенно. — И затем добавил: — Знаешь, в твоём возрасте я тоже мыслил так же идеалистически. Пока жизнь не открыла мне глаза. Опыт познания был горек, а в конце я пришёл к дремучей прописной истине: каждый человек продажен, каждый поддаётся манипулированию. И ты, Сюзанна, тоже.

— Я не буду участвовать в этом соревновании, Теодор.

— Спорим, будешь!

— На что спорим? Может, на дом?

— Вот ты и попалась!

Она рассердилась и резко заявила:

— Не обольщайся! Я не могу в этом участвовать, — и строптиво добавила: — И не хочу. У меня маленькая, уютная квартирка в Вурцельбахе, в которой я прекрасно себя чувствую и которая мне почти ничего не стоит. И больше мне ничего не нужно.

Он удивлённо вскинул брови:

— Вурцельбах? Вурцельбах? Это не там ли, где зайцы и ежи говорят друг другу спокойной ночи?

— Это всего в двадцати минутах езды от города.

— Двадцать минут... Так-так... И ты хочешь уступить своей сестре — всё равно какой — своё наследство?

Она отпила большой глоток вина.

— И вот что, я хочу, чтобы моя мать знала: как только она таким путём добьётся внука, она потеряет двух дочерей.

Он очень серьёзно возразил:

— Своих дочерей она уже потеряла.

Сюзанна примолкла. Теодор был умён, гораздо умнее, чем она думала, пусть и с несколько догматичными взглядами. Но опять это смутное подозрение... Что-то за всем этим стоит.

Она решительно и упрямо тряхнула головой:

— Нет, я верю в свободу и силу, которая устоит против манипулирования.

Теодор вздохнул:

— Бедное дитя.