Скорость тьмы

— Я бы эти вирусы подавил в зародыше, — резко возразил Ратников, раздражаясь соседством с Мальтусом. Велеречивый, искусстный в лести, тот и был рассадником тлетворных микробов. Инфицировал город множеством болезней и хворей, которые тлели в отравленном народе, лишали его воли, чести и совести, множили преступления, губили молодое племя. Мальтус казался ему существом, имевшим иную, нежели он, Ратников, природу. Основывал свою деятельность на иных, противоестественных законах бытия. Пил отравленные соки из тлетворной, насаждаемой им же среды. Мэр был союзником Мальтуса, вкушал капельки разноцветного яда, которые копились в химически-ярких соцветиях, — в вывесках казино, ночных клубов и дорогих ресторанов. — Тоталитарный строй, о котором вы упомянули, Анатолий Корнилович, это — реанимация, в которой нуждается попавший в катастрофу народ. Не сомневаюсь, вы еще вспомните приемы управления, которыми пользовались на заре вашей славной карьеры.

— Не попрекайте меня, дорогой Юрий Данилович, моим коммунистическим прошлым, — без обиды, с добродушным снисхождением произнес мэр, — Мои оппоненты любят мне тыкать в глаза. Дескать, Сыроедов, как флюгер. То он «красный», то «белый», то «коричневый». Да хоть бы «серо-буро-малиновый»! Мне ведь важно не то, какой портрет висит на стене, — он бегло оглянулся на лики двуединых правителей, — А чтобы народу хорошо было. Чтобы эта свистопляска, которая началась в нашем царстве — государстве, и которая еще не окончилась, — чтобы она не так больно била по людям. А то ведь народ у нас совсем замордован. Я хоть и не без греха, и не господь Бог, а город наш сберег от «великих потрясений», как говорил Столыпин. И беречь буду. И вы, мои дорогие собратья, поможете мне в этом, не сомневаюсь.

Ратников не любил мэра. Знал его подноготную. Был вынужден мириться с ним, решая с его помощью множество повседневных задач, связанных с существованием завода. Видел достоинства старого хитреца, умевшего ладить с губернскими выскочками и с чванливыми московскими однодневками. Сыроедов поддерживал в Рябинске устойчивость и, пусть незначительное, но неуклонное развитие. Ратников предпочитал его Мальтусу, как земляне предпочитают себе подобных, а не пришельцев из загадочного и опасного космоса.

— Но теперь, Анатолий Корнилович, поговорим о деле, — сухо, ожидая противодействие, сказал Ратников. — Этот участок земли в бывшей промзоне, как болячка на теле города. Люди подъезжают по трассе и видят весь этот ужас. Свалка, ржавый металл, гниющие фундаменты. В Неваде неопознанные трупы зарывают в пустыне, а у нас — на этом пустыре. Я предлагаю возвести на нем Дом творчества молодежи. Кружки, олимпиады, интернет — залы, обсерватория. Молодежь оставит свои подворотни и пивные ларьки, и будет смотреть на звезды, конструировать модели самолетов и кораблей, слушать лекции выдающихся ученых и писателей — фантастов. Город получит новый интеллектуальный центр, снизится преступность, и воротами в Рябинск будет не ржавый огрызок загубленной советской цивилизации, а сияющий стеклом и дорогим камнем Дворец, символ нашего возрождения.

— Нам бы с вами вонь в подъездах ликвидировать, — вздохнул мэр, — Детские площадки с песочницами хоть кое-где оборудовать.

— А вы бы не хотели, почистив подъезды и построив детские площадки, превратить Рябинск в Город Будущего? В Рябинске живут несколько поколений великолепных инженеров. Их дети выигрывали математические и физические олимпиады. Они и сегодня выигрывают. Это город технократов с очень высоким интеллектуальным уровнем. Такой бесценный потенциал надо задействовать. Пусть в сытой толстокожей Москве строят развлекательные центры, стриптиз бары и заведения для утонченных и сомнительных наслаждений. Мы, вопреки Москве, должны создать у себя центры технотронного будущего, музеи техники, клубы фантастов. Я скоро установлю на заводе суперкомпьютер, самый мощный в Европе. На этом компьютере мы сможем просчитывать будущее, формировать его образ и воплощать его в жизнь. Поэтому я и прошу вас, Анатолий Корнилович, передать пустырь под строительства Молодежного центра. Это будет первым зданием нашего Города Будущего.

Мэр понимающе, с видом рачительного хозяина, кивал, приветствуя предложение Ратникова.

— Уже есть проект? Есть архитектор? — поинтересовался он.

— Молодые архитекторы, мастера «новой волны». Они показывали проект, который чем-то напоминает экраноплан, огромную сверкающую бабочку. Это созвучно с идеей самолета и летающего корабля. Это и Волга, и наш моторостроительный завод, работающий на истребитель «пятого поколения».

— Замечательно, Юрий Данилович, просто прекрасно, — мэр мечтательно сузил глаза, словно представлял крылатое, стеклянное диво. Перевел взор на Мальтуса. Тот улыбнулся:

— Юрий Данилович фанатически предан своему заводу и двигателю и хочет, чтобы весь город строил этот, пока еще не существующий истребитель, — Мальтус улыбался своими длинными змеящимися губами, тонкая смешливость которых неуловимо переходила в злую язвительность, — Юрий Данилович хочет, чтобы каждый, родившийся младенец, с колыбели был записан в токари, слесари, фрезеровщики. Чтобы весь день человек по-стахановски вкалывал киркой и лопатой, а потом плелся в избу — читальню мусолить «Как закалялась сталь» и «Повесть о настоящем человеке». Но сколько же можно наш бедный народ гнать в цеха или приковывать цепями к тачке? Дайте же отдохнуть народу. Дайте ему отдышаться, развлечься, расслабиться. Анатолий Корнилович, — Мальтус согнал с лица выражение злой язвительности и продолжал тоном искреннего адвоката, — Наш город стоит на чрезвычайно оживленной трассе «Москва — Ярославль». Сюда едут иностранные и российские туристы, состоятельные люди, привыкшие к комфорту и цивилизованному досугу. Они вдоволь налюбуются на русские церкви, и им захочется отобедать в хорошем ресторане, поиграть в боулинг или в покер. Они хотят поселиться в комфортабельном отеле, а вечер и часть ночи скоротать в «ночном клубе». Если мы построим на месте этой промышленной свалки современный развлекательный центр, с применением последних технологий досуга, с учетом мельчайших потребностей современного, свободного человека, мы привлечем в Рябинск массу людей с деньгами. Мы вынудим их оставить эти деньги в Рябинске. Мы сделаем наш город привлекательным не только для «людей труда», но и для любителей изысканного, дорогого досуга. Для элиты, для «сильных мира сего». Проект развлекательного центра развешен по городу и вызывает самое доброе к себе отношение. Он тоже чем-то напоминает корабль. Но на этом корабле вы приплывете не в каменоломню, а в райский сад. Уступите мне этот участок, Анатолий Корнилович.

— В этом райском саду, о котором вы так сладко поете, — Ратников едва сдерживал негодование, чувствуя, как гнев давит его больным удушьем, — В вашем райском саду, под райскими яблоньками бродят ошалевшие от наркотиков бездельники. Ева там стоит сотню долларов за час. Вместо Древа Познания там растет иудино дерево с удавленником на суку. Я выбиваюсь из сил, хочу вернуть русскому человеку вкус к настоящей работе, собираю по крупицам уцелевших от распада людей, ставлю перед ними высокую цель, которая всегда одухотворяла русский народ. А вы вливаете в человека отраву, превращаете его в животное. Я не позволю вам растлевать народ. Не отдам вам город.

— Зачем столько пафоса, Юрий Данилович. Город не ваш и не мой. В нем живут не только такие сталинисты, как вы, но и нормальные, без пены у рта, граждане. Народ устал от ваших великих целей, которые начинаются с ГУЛАГа, а кончаются распадом страны. Дайте русским людям нормально пожить. Русский человек пойдет не к вам железки строить, а ко мне, поиграть в боулинг, посмотреть на красивый стриптиз, выпить вкусное вино. Я не хуже, чем вы, понимаю душу русского человека, хотя вы, наверное, думаете, что Мальтус — еврейская фамилия.

— Ну, вы прямо, как черт и ангел, боретесь за душу человеческую, — рассмеялся мэр густым рокочущим смехом. Как пожарный тушит огонь, гасил этим смехом ссору.