Фотомодель. Часть 2(СИ)

А потом уже "Можно вас сфотографировать?". А Илона, как та ворона из басни, которая каркнула во все воронье горло:

- Не только можно, но и нужно!

Фотографируйте, пожалуйста, господин неизвестный!

Хотя... почему неизвестный... Лицо его Илоне было даже знакомо. Не то чтобы очень. Смутное такое ощущение "где-то я его видела". Да почему где-то? На всех пожалуй, мероприятиях, посвященных знакомым событиям - открытие в городе моста, какой-нибудь большой автопробег... И он везде незримо рядом.

- Напомните, пожалуйста, ваше имя. Мне кажется, я вас знаю.

- Аркадий Снеговой.

Имя тоже как будто знакомое, хотя никаких громких фотовыставок с ним не было связано, да и с выпускными-свадьбами не ассоциировалось. И точно не с газетами-журналами.

Хотя сейчас столько фотографов. Каждый, у кого есть более-менее приличная фотокамера и хоть немного чувства вкуса и стиля (а иногда и без оных), способен беззастенчиво заявить: я фотограф такой-то.

И каждый, действительно, вправе мнить себя кем угодно. Хоть Гаем Юлием Цезарем.

- Очень хорошо, - остался доволен фотограф. - Завтра занесу вам фотографии на работу. - И добавил, натянув улыбку. - Приятно делать приятное красивым женщинам.

- Если вы пришлете мне снимки по электронной почте, мне тоже будет очень приятно, - пыталась Илона уклониться от не входившего в ее планы знакомства.

- Я зайду на минуту, в крайнем случае на две.

Откланявшись, незнакомец (или все-таки знакомый?) затерялся в приозерной зелени.

Зашел он, и правда, всего на минуту, от силы, на две. Как обещал, принес с собой три глянцевых фотографии размером с альбомный лист.

Оставшись одна, Илона в предвкушении распечатала пакет из фотосалона. И тут же бросила погрустневший взгляд в сторону мусорной корзины.

Обычно такие снимки не дарят девушкам, женщинам поклонники даже грубого реализма. Тем более второй снимок был вполне художественный. Тем самым фотограф как будто желал показать, что может иначе.

Если верно, что фотография отражает не только черты модели, но и отношение к ней фотографа, то в таком случае Илоне оставалось только гадать, чего же такого страшного сделала она этому человеку, если он так гротескно изобразил каждую мельчайшую морщинку, каждую пылинку пудры, как будто хотел разъять модель на молекулы.

Илоне стало не по себе. Ей захотелось, что бы кто-то позвонил, но телефон как назло почему-то молчал, как будто сговорился с фотографом. И только вечером Илону позвали взять в руки серебристый мобильник жаркие бразильские ритмы - мелодия вызова.

Вишневский...

Время от времени он звонил, когда был очень пьян, а Илона каждый раз выслушивала его монолог, не отличающийся разнообразием, а потом ругала себя, что не прервала его.

Слушать пьяный бред целый час - слишком большая честь для Вишневского. Принципиально Илона не смотрела его спектакли, но каждый раз, когда Вишневский уверенно спрашивал, достаточно ли хороша его последняя работа, Илона цедила малодушное "да". И, конечно, потом ругала себя за это.

Вдобавок ко всему Вишневский еще и жаловался на маленькую зарплату, театрально всхлипывая при этом "Но я без театра не могу. Мне это необходимо".

В общем, Вишневский вызывал у Илоны смешанное чувство восхищения и презрения, и она не знала, какое из них сильнее.

Но сейчас она была ему даже рада. Не вникая в смысл, просто слушала голос. Как слушают шум водопада или мурлыканье кота. Просто звуковой фон. Оказалось, приятный мужской голос, если не вникать в смысл, успокаивает не хуже пения цикад на закате.

"Надо отвести себя куда-нибудь", - решила Илона, положив трубку, а мысли упорно звали в театр.

"Хорошо, - нашла Илона компромисс, - Театр так театр. Главное, чтобы в главной и не в главной роли не было Вишневского.

13

Достойная пьеса без Вишневского в репертуаре местного театра отыскалась только в декабре, причем, только на малой сцене, но это было даже лучше. Подальше от шума, от гламура, от Вишневского. Наедине с искусством в приятной компании интеллигентных людей.

Да, так, безусловно, значительно лучше.

Зрителей на спектакль без Вишневского пришло совсем немного, и спектакль никак не начинался.

- Давно такого не было. Пробки, - разводили руками билетеры, очень интеллигентного вида мужчина и женщина, по каким-то неуловимым признакам в них угадывалась супружеская чета, вероятно, внешнему сходству, даже похожей манере с подчеркнутой и какой-то несколько грациозной чопорностью говорить и перемещаться, транслируя окружающим всем своим существом "зачем спешить, господа?"

Илона с грустью отметила, что она была единственной, кто пришел в вечернем платье. Она любила соответствовать времени и месту, но в данном случае решила, что не соответствуют все остальные.

Да, спектакль на малой сцене, конечно, позволяет быть более демократичным в одежде, тем не менее, Илону возмущало, когда в театр являются в джинсах, причем, не только в малый зал. Никакой торжественности, никакого праздника. Джинсовые будни. Илона вздохнула, украдкой рассматривая публику.

Спектакль задерживается уже на десять минут, а в зале не больше десяти человек - молодежь в джинсах и мини-юбках и несколько пожилых женщин в трикотажных мрачных костюмах и брючатах.

Илона поправила фалды светло-голубого велюрового платья ниже колен с открытой спиной. Распрямила плечи в ожидании, когда на сцене появится актриса - Вера Петровна Смагнина.

Актрисе, заслуженной, за шестьдесят. Как она будет играть мальчика девяти лет, которому осталось жить двенадцать дней - загадка, но Илона не сомневалась, Смагнина справится на отлично, и в знак своей уверенности захватила с собой букет лиловых хризантем - любимые цветы любимой актрисы.

- Извините, - поправив очки, обратился к заждавшимся зрителям билетер. - Придется подождать еще немного. Гололед. Вера Петровна Смагнина повредила ногу, произошла замена актера.

- Проходите, проходите, - в дверь как раз повалили зрители, набралось с ползала - в основном джинсовых и костюмчатых, и несколько девушек в нелепых каких-то пестрых платьях.

На сцене инвалидная коляска и голубой воздушный шар на заднем фоне - вот и все декорации.

Наконец, отзвенел третий звонок, свет погас, только по центру зала поползло розовое пятно, словно искало кого-то. Нашло.

В розовом блике стоял, ссутулившись, актер в бежево-розовом спортивном костюмчике.

Резко поднял голову.

Вишневский.

Илона вздрогнула.

Не то, чтобы его появление было совсем уж неожиданно - все же актер.

Сцена.

Илона вздохнула и успокоилась. Не бежать же, в самом деле, из зала. Смешно. Произошла замена актера. Только и всего. Вишневский вместо Смагдиной.

Точнее, уже не Вишневский.

Оскар. Мальчик девяти лет, которому осталось жить от силы двенадцать дней. И он об этом знает. И торопится жить - каждый день за десять лет.

Трогательный мальчик.

Так жаль его. И его родителей. И Розовую Маму. И Вишневского. И себя. Всех, потому что смертны все.

А дальше неизвестность или...

Человек на пороге Вечности. Торжественно и страшно. Но в глазах Вишневского радость. Ему двадцать, он влюблен. Ее зовут Пэгги Блю. Он смотрит на нее.

На Илону.

"Я буду охранять тебя от призраков".

Илона пытается сдержать слезы счастья и...

Глупо ревновать.

Никакой Пэгги Блю нет на сцене и в помине. Только голубой шар. Ха!

Пэгги Блю сейчас она. Илона.

Да, да, Оскар, я хочу, чтобы именно ты охранял меня от призраков.

Во время антракта Илона не вставала - так и сидела с лиловым букетом на коленях. Было страшно, вдруг что-то глупое, будничное вспугнет волшебство.

На втором отделении зрителей было меньше. Несколько мест впереди опустело. Как будто случайные люди, засмущавшись, оставили их с Оскаром наедине, ведь у них осталось так мало времени, а впереди огромная неизведанная Вечность.