Знакомство по обявлению

— Хорошо, — сказала Майя, снова слабо понимая, что происходит.

Сергей отвел жену и любовницу в бар, заказал им мороженое и кофе и ушел.

— Да-а, — задумчиво протянула Майя. — Как в страшном сне.

— Почему в страшном сне, — возразила без вопросительной интонации Лена. И серьезно заключила: — Это жизнь.

— Милая моя девочка, прости меня, если можешь…

Майя накрыла ладонью руку своей… Соперницы? Да нет, подумала, не подходит это слово. Жена Сережи доверчиво посмотрела ей в глаза.

— Леночка, солнышко, пойми, я — лучший вариант. Потому что не хищница, не истосковавшаяся от одиночества женщина, которая всеми силами стремится отобрать чужого мужа. У меня есть свой. Я для тебя не опасна, поверь мне. Пожалуйста. Сергей очень любит тебя. Обожает детей. Ваша семья крепка. А то, что есть я, — это не помеха. Скорее, наоборот.

Майе было тяжело все это говорить, она с трудом подбирала слова.

— Я знаю, — ответила Лена. — Я понимаю. Майя Сергеевна (да, она знала, как зовут любовницу мужа), вы не переживайте так.

— Господи, Леночка, разве так бывает? Наверное, только в кино. Да и в кино я что-то такого не видела.

— Это жизнь, — опять повторила Лена. Это была очень серьезная девочка. Милая и серьезная.

Заседание кафедры Майя решила пропустить (что-нибудь придумает завтра). Она попросила Сергея и Лену отвезти ее домой. Пока ехали, Сергей молчал, а Майя Сергеевна (так называла ее Лена. А как бы она еще могла ее называть?) беседовала с его женой об их дочке-третьекласснице Сашеньке, у которой что-то не ладилось с русским. Майя расспрашивала, давала советы и, казалось, чувствовала себя вполне уверенно и спокойно.

Дома Майя выпила валерьянки, немного посидела, раскачиваясь из стороны в сторону, а потом легла и уснула. Крепко, без сновидений. Проснувшись, решила заняться собой. Сережина жена такая молодая… Она моложе на… Майя подсчитала. И постаралась сразу же забыть получившуюся цифру.

Начать нужно было с ванны и каких-нибудь масок. И что-то пора делать с головой. С прической, в смысле.

Майя уселась перед зеркалом и решила причесаться, как ведущая передачи «Я сама» Юля Меньшова. Нужно было так зафиксировать пряди, чтобы никто не догадался, что ты потратила на это полтора часа. А, наоборот, чтобы все подумали, что ты, проснувшись, не причесалась (потому что выше этого) и сразу приехала на передачу. Такая задумка, видимо, была у Юли, точнее, у ее стилиста. Какая была у Майи, сказать было трудно. Но очень хотелось, чтобы получилось не хуже, чем у Юли, а лучше, то есть лохматее. Или лохмаче, правильнее сказать.

Володя, конечно же, ничего не заметил, хотя с порога жену, как всегда, поцеловал и поинтересовался, как у нее дела.

— Нормально, — сказала Майя и пошла разогревать ужин.

Поужинав и потрепавшись ни о чем, Майя с Володей перешли в комнату, где он, сразу же усевшись на диван, полез в какую-то книгу и начал что-то искать, а она стала ходить вокруг него кругами, примериваясь, с чего и как начать рассказ о сегодняшней встрече.

— Вов, а знаешь, я с Сережиной женой познакомилась, — наконец сказала Майя.

— Молодец. Ты давно об этом мечтала. Володя оторвался от книги, увидел наконец Майину прическу, но решил не переключаться, а закончить разговор о жене любовника своей жены. «Жена любовника жены» — класс! Эти как бы Володины мысли скакали в Майиной вольнодумной голове. Что было в Володиной, разумной и добропорядочной, знать не дано было никому. Слова же, созданные, как сказал кто-то из великих (Майя напряглась, но так и не вспомнила, кто именно), для сокрытия мыслей, звучали из Володиных уст такие:

— Учти, я с твоим дальнобойщиком знакомиться не собираюсь. И распрощайся со своей идиотской идеей сделать из нас всех шведскую семью.

— Вов, миленький, ну не сердись, нет у меня такой идеи вовсе. Так получилось. — Майя села на колени к мужу, обняла его, положила голову на плечо и замерла. Ждала расспросов.

— Ну и что жена? По физиономии тебе не съездила? Не съездила, судя по всему. И зря.

— Вовусик, хватит. Давай в другом тоне.

— Не могу. Думаешь, его жене приятно было тебя видеть?

— Думаю, что нет, — серьезно ответила Майя. Потом, выдержав нужную паузу, бодро спросила: — Хочешь, хочешь, я все подробно расскажу?

— Нет, Май, не хочу, уволь. Ладно? Только скажи — она красивая? И еще — ты с такой прической была?

— Ну не то чтобы красивая, — готовно откликнулась Майя, пропустив вопрос про прическу мимо ушей, — а симпатичная. Очень хорошее лицо. Мне понравилось. Пожалуй, даже больше, чем хотелось бы.

Майе хотелось продолжать, но Володя прикрыл ей рот рукой, снял с колен и сказал:

— Займись делом. И причешись. Ты же взрослая женщина. И у тебя завтра, если помнишь, лекция первой парой. Настройся-ка лучше на нее. На лекцию то есть.

Однажды, проезжая на троллейбусе мимо кинотеатра «Дружба», Майя увидела афишу: «Адвокат дьявола». Кто-то что-то говорил про этот фильм, предлагал кассету. Но видео (или, как все говорят, «видака») у них не было: как-то все не могли собрать денег на это. Да и, честно сказать, вполне без него обходились.

Володю пришлось уламывать долго. «С ума сошла, бросать дела, куда-то ехать», — ворчал он. Но, как всегда, поддался уговорам.

Майю фильм не просто потряс — выпотрошил. Она вышла из кинотеатра подавленно-отрешенная, не желающая разговаривать ни о чем, а о фильме — тем более. Закинув пару вопросов и получив в ответ огромно-непонимающие глаза жены, Володя сказал: «Ну не знаю, что уж тебя так… Фильм как фильм. Достаточно сильный, но не до такой же степени, чтобы выпадать из жизни». Майя молчала. Молчала, пока ехали в троллейбусе. Молчала, когда пришли домой. Заговорила только после того, как приготовила ужин и пришла за Володей в комнату:

— У нас водка есть?

— Есть. — Володя смотрел заинтересованно и выжидающе: наконец-то сейчас все прояснится.

— Выпьем, — сказала Майя, уже готовая разреветься, но пока еще сдерживающая рыдания, видимо, приберегая их для более ответственного момента.

— А чего ж не выпить! — весело сказал Володя, садясь за стол и наливая Майе и себе водки.

Майя начала плакать, не дождавшись нужного момента. Уливаясь слезами и ответив на вопрос мужа «за что?» — «ни за что», она выпила водку и начала есть. Слезы мешали. И не только слезы. Майя останавливалась, сморкалась в огромный носовой платок. И продолжала — есть и плакать. Володе, кажется, эта картина надоела. Он нахмурился, ушел в себя. Сцену устраивать не стал, вилку не бросил — тоже продолжал есть, старательно и медленно прожевывая омлет с крабовыми палочками и консервированной кукурузой (недавнее изобретение жены).

Наконец Майя заговорила:

— Наверное, нам нужно развестись.

— Молодец, — похвалил Володя. — Главное, все очень понятно, логичная ты моя.

Майя еще больше зашлась в плаче:

— Понимаешь… понимаешь… Твоя оценка фильма — приговор мне. Ты воспринял все так, как должен это принять человек совершенно безгрешный. А ты такой и есть. И как человек, понимающий, насколько плохи все окружающие — и я в частности. Почему плохо мне? Потому что это меня обличают. Меня вывернули наизнанку, меня захотели сделать лучше и чище — не тебя. А ты, такой хороший и благородный, смотришь на это понимающе и снисходительно со стороны.

— Ну что ты разошлась? Что ты разошлась? Мне и близко в голову не могло прийти все, что ты сейчас несешь. Про что ты?

— Я про то, что это мой фильм, для меня! Понимаешь? Чтобы остановить таких, как я. Понимаешь? Все очень четко — у человека есть выбор: деньги, слава, упоение собой или тишина, покой, безвестность. Такие, как я, выбирают первое. Такие, как ты, — второе. Но человек, делающий выбор, не знает, что он делает выбор между дьяволом и Богом. Не знает! Об этом фильм! Но я не хочу! Не хочу, чтобы так! И вообще, я лучше. Лучше, чем ты думаешь обо мне всю жизнь. Ты меня совсем не знаешь… И не понимаешь.