Князь тумана

Да уж! Видел бы Шёпс «Гельголанд» своими глазами! Суденышко было так мало, что Лернеру становилось страшно при одной мысли, как они проведут на этой скорлупке несколько недель в открытом море! Команде в четырнадцать человек предстояло денно и нощно находиться в этом деревянном ящике, сидя чуть не на головах друг у друга, при жуткой качке и под дождем, капли которого на лету превращаются в ледяные острия!

— Корабли, на которых Эрик Рыжий добрался до берегов Винланда, были значительно меньше, а главное, без отапливаемого салона! — насмешливо сказал капитан Рюдигер, наслаждаясь своим превосходством морского волка над сухопутными крысами.

Лернер нахлобучил на себя котелок по самые уши, иначе ветер унес бы его еще в рыболовной гавани Геестемюнде. Жесткий обруч из плотного войлока, сдавив виски, придавал Лернеру твердость духа. Отступать было поздно, слишком много глаз следило за экспедицией. Однако госпожа Ганхауз понимала, что нельзя с самых первых шагов подвергать слишком суровым испытаниям молодого человека, избранного ею в герои. Лернер и не подозревал, кто избавил его в эти дни от лицезрения Шёпса. Ему так никогда и не суждено было узнать, что одной из патронесс экспедиции на Медвежий остров была некая фрейлейн Пуппа Шмедеке. Шёпсу без объяснения причин было просто заявлено, чтобы он не смел ездить в Геестемюнде. Представить себе в подробностях, что его ждет, если он ослушается приказа, главному редактору было предоставлено самому.

Все последние дни перед отплытием происходил оживленный обмен телеграммами. Чиновник, который в Геестемюнде принимал и передавал дальше эти послания, неожиданно для себя очутился в центре настоящего урагана исторических событий. Госпожа Ганхауз убедила Лернера направить из сонного Геестемюнде обращение к рейхсканцлеру. По ее словам, надо было, не вдаваясь в подробности, подготовить широкую общественность, а также высокие, высшие и высочайшие инстанции к предстоящим событиям общеполитического характера, значение которых будет далеко выходить за рамки похвальной акции по спасению несчастного инженера Андрэ, который отчасти по собственной вине навлек на себя столь печальную участь. Поиск Андрэ ведется в незаселенных пространствах, которые, однако, вследствие постоянного присутствия там Германского морского рыболовного флота и благодаря установившейся традиции имеют самое непосредственное отношение к интересам Германского рейха. «Исследование европейских полярных вод», неотделимое от поисковой экспедиции, должно одновременно принести пользу коммерческим начинаниям немецких предпринимателей. Высаживаясь на берег, спасатели по мере возможности должны пожинать плоды своих трудов, конкретный результат которых будет зависеть от местных условий. Но какие плоды могли произрастать в непосредственной близости от вечных льдов? И все же госпожа Ганхауз настояла на этом выражении. Лернер нашел, что лаконичная форма депеши в сочетании с широковещательными заявлениями слишком огорошит превосходительного берлинского получателя. Как, скажите на милость, этот господин должен отвечать на такое приветствие? Он и не ответил, во всяком случае до отъезда никаких вестей от него не было получено. Как бы заботясь о том, чтобы канцлер действительно ознакомился с этим документом, госпожа Ганхауз тотчас же передала текст депеши «прессе», то есть четырем подоспевшим на место репортерам. В ряде случаев организаторами экспедиции были приняты меры, для того чтобы показать, что не все отдано на откуп «Берлинскому городскому вестнику».

Особая опасность начала исходить в эти дни от корветтен-капитана Рюдигера. Видно было, что печать молчания, наложенная на его уста, долго там не продержится. От взрывоопасного секрета, которого не следовало знать Шёпсу, Рюдигера так распирало, что Лернер мысленно видел, как тот сейчас взлетит, словно воздушный шар, и умчится вослед инженеру Андрэ, если раньше не лопнет от нетерпения. Старичок, бесовски помолодевший, озирался вокруг, многозначительно усмехаясь, стоило только при нем произнести слова «Андрэ», «Медвежий остров», «Шпицберген» или что-нибудь еще из того же ряда. Во время прощального банкета, на котором единственными дамами были госпожа Ганхауз и супруга геестемюндского бургомистра госпожа Фретвурст, капитан Рюдигер, как вовремя догадались те, кто уже знал его натуру, в своем торжественном обращении чуть было не нарушил все запреты. Но прежде чем он успел возгласить троекратное «ура» в честь Медвежьего острова, сидевшая по правую руку от него госпожа Ганхауз, поняв, что сейчас произойдет, сделала рукой широкий, торжественный жест и опрокинула стоявший перед капитаном графин красного вина. На столе расплылось кроваво-красное пятно. Такого громкого ликования на приеме со столичными гостями давно уже не слышала гостиница «Ганзейский ког».

Зарывшись в сырые простыни с мыслью когда-нибудь согреться, Лернер подрожал-подрожал и незаметно для себя заснул. И тут он во сне сподобился радости пожимания плодов, которые принесли ему прошедшие дни. Ему приснилось, как они с капитаном Рюдигером бредут по песчаной пустыне и пески стелятся волнами под напором сильного ветра, от которого платье облепляло тело. Госпожа Ганхауз, которая, как хорошо помнилось Лернеру во сне, вовсе не собиралась с ними ехать (ведь завтра она должна была отправиться в Гамбург к господам Бурхарду и Кнёру, чтобы обеспечить прочный фундамент на будущее), застряла на месте, по щиколотку увязнув в песке, и не могла сдвинуться ни на шаг, но тем не менее все время оставалась рядом. Лернеру было точно известно, что они стремятся к Северному полюсу, но шагать приходилось по бездорожью, а потом на горизонте показался заброшенный город, кучка дощатых домишек с незакрытыми, раскачивающимися на ветру оконными рамами. Неужели это уже Северный полюс? Рюдигер не отвечал, хотя кому, как не ему, было знать. Просто возмутительно! И тут вдалеке стали подниматься и бежать навстречу лежавшие в песчаных волнах люди — сплошной поток серых, измученных людей, которые еще издалека кричали: «Тут уже ничего нет, тут все ушли».

Когда наутро, в предрассветный час, «Гельголанд» отошел от причала и крупная фигура машущей платочком госпожи Ганхауз, видневшаяся на оконечности мола, начала на глазах уменьшаться, им навстречу попались два рыбачьих катера, до краев наполненные сваленными в кучу, отливающими серебром, трепещущими рыбьими телами, ярко блестевшими в белых солнечных лучах. Лернер проводил рыбаков завистливым взглядом. Эти уже возвращались с добычей.

7. Черно-бело-красные столбы

С палубы «Гельголанда» Медвежий остров виделся маленьким архипелагом. Что это было: выступающие далеко в море мысы или прибрежные островки? Перед капитаном Рюдигером была разложена недавно выпущенная карта. Шведская экспедиция уточнила подходы к Медвежьему острову. Если верить крошечным цифрам, которыми была испещрена изображенная на карте бухта, «Гельголанд» вполне мог стать там на якорь, но Рюдигер не решился на сложное маневрирование. Кто знает, вдруг шведы все-таки проглядели какой-нибудь риф!

«Так вот он, Медвежий остров!» — подумал Лернер, стоя на палубе в толстой меховой куртке, очень кстати «пришедшейся в этих широтах даже в июне, когда они прибыли к судьбоносному месту назначения. Как увлеченно они с госпожой Ганхауз добывали литературу в публичных читальнях для женщин и в университетской библиотеке, как страстно обсуждали, что следует делать по прибытии, чем надо в первую очередь заняться! К счастью, госпожа Ганхауз произвела на Рюдигера такое сильное впечатление, что до самого отплытия он целиком и полностью находился во власти ее обаяния. В этом скучнейшем представителе северо-германской породы, с гнусавым голосом, которого приходилось терпеть как камень на шее, такая увлеченность представлялась как своего рода душевное оледенение, временно парализовавшее в нем несгибаемый дух противоречия. К сожалению, госпожа Ганхауз не села на корабль, а сразу же после проводов двинулась из Геестемюнде в Гамбург укреплять тылы, завязывая ниточки нужных связей, как выразилась она в характерной для нее манере, в которой переплетались разнородные речения — мужественно воинственные, с одной стороны, и женственно мирные — с другой. В ее отсутствие Рюдигер заметно оттаял и в виду Медвежьего острова был уже почти прежним — не поддающимся никаким влияниям человеком, настолько закосневшим в своеобразном непреклонном энтузиазме, что стал совершенно неуправляем. Лернер уже знал: проникнуть в мысли капитана не было никакой возможности. Может быть, на этом месте некогда происходила какая-нибудь знаменитая битва, а может быть, капитан изучает особенности местности на случай предполагаемого будущего сражения — как знать!