Дом свиданий

Каждый рисунок сопровождает короткая надпись, набранная крупными китайскими иероглифами; вот их перевод: «Наркотик — друг, который соблазняет», «Наркотик — друг, который порабощает», «Наркотик — яд, который убивает». К сожалению, читать подметальщик не умеет. Лысый толстяк с красными пятнами на лице, который рассказывает всю эту историю, тоже не знает китайского; под последним рисунком он смог расшифровать только ряд крохотных букв и цифр, известных и европейцам: «О.Б.Н. Тел. — 1-234-567». Будучи рассказчиком не слишком добросовестным и к тому же вряд ли понимая смысл этих трёх букв (Общество борьбы с наркотиками), он обращает внимание лишь на впечатление, которое иллюстрации могут вызвать у знатока, и уверяет своего собеседника, человека крайне недоверчивого, что рисунки рекламируют один из тех подозрительных притонов в нижней части города, где любитель запретных и опасных наслаждений может найти не только морфий и опиум. Но в эту минуту лакей в белой куртке, который только что выровнял опасно накренившийся поднос, произносит: «Пожалуйста, господин». Толстяк поворачивает голову, какое-то мгновение всматривается в собственную руку, повисшую в воздухе, глядит на яшмовый перстень, с трудом налезший на средний палец, на серебряный поднос, на бокал бледно-жёлтого напитка, в котором медленно поднимаются вверх крохотные пузырьки, и разве что с трудом осознаёт, где он находится и что делает. Толстяк говорит: «Ах да! Благодарю!», быстро берёт бокал, одним глотком выпивает его и небрежно, кое-как ставит на самый край подноса, который держит лакей. Бокал опрокидывается, падает на мраморный пол и разлетается на тысячи мелких осколков. Об этом случае уже рассказывалось, достаточно только напомнить о нём.

Поблизости Лаура поправляет туфельку, ремешки которой расстегнулись во время танца. Делая вид, что не замечает взгляда сэра Ральфа, не сводящего с неё глаз, она присаживается на край дивана, расправив широкий подол своего длинного платья. Нагнулась до самого пола и обеими руками обхватила стопу, выглядывающую из-под белого шёлка. Изящная туфелька, верхняя часть которой образует узкий треугольник из позолоченной кожи, едва прикрывает кончики пальцев и держится на ноге благодаря длинным ремешкам, скрещённым на подъёме и лодыжке и застёгнутым в скрещении маленькой пряжкой. Лаура поглощена этой сложной операцией, и ниспадающие на её лицо светлые локоны открывают склонённую шею, нежную кожу, шелковистый пушок, блестящий сильнее, чем локоны, ниспадающие на её лицо и открывающие склонённую шею, нежную кожу и шелковистый пушок, блестящий сильнее, чем склонённая шея и нежная кожа, блестящая сильнее, чем склонённая…

Можно считать, что все теперь на своих местах. Лаура застёгивает ремешки туфельки. Джонсон смотрит на неё, стоя неподалёку, в нише окна с наглухо задёрнутыми шторами. Краснолицый толстяк потерял нить своего рассказа и поднимает налитые кровью глаза — полные не то ужаса, не то отчаяния — на американца, который склоняет к нему своё непроницаемое лицо, не пытаясь уже скрыть, чтс давно думает о другом. Эдуард Маннер, сидя за письменным столом, тщательно стирает слово «тайная», так что на бумаге не остаётся и следа, после чего пишет вместо него слово «дальняя». Леди Ава, одиноко сидящая на диване неопределённого цвета, выглядит внезапно измученной, поблекшей, утратившей все свои силы в борьбе за поддержание внешнего вида, который никого уже не может ввести в заблуждение, она заранее знает всё, что должно наступить: внезапный разрыв помолвки Лауры, самоубийство её жениха в роще равеналий, раскрытие полицией небольшой лаборатории по производству героина, небескорыстная и в то же время страстная связь сэра Ральфа с Лаурой, которая хочет остаться обычной пансионеркой Небесной Виллы и встречается со своим любовником в одной из комнат второго этажа, предназначенной для такого рода свиданий, в той комнате, где впервые отдалась ему: сначала сэр Ральф видит в этой ситуации своеобразную прелесть и умудряется платить Лауре всё больше и больше за всё более изысканные услуги, которая та с восторгом ему оказывает, не забывая, впрочем, напоминать и о плате, которая ей причитается, согласно их личной договорённости, по обычному тарифу Небесной Виллы. Таким образом, при каждом удобном случае она подчёркивает своё положение проститутки, хотя и не принимает — опять же согласно их договорённости — никаких других предложений, которые иногда ей делает леди Ава, в чьём альбоме она продолжает значиться как девушка, доступная любому богатому клиенту; сэр Ральф, ничуть не жалуясь на такое положение дел, как истинный знаток, видит в нём нечто унизительное и даже мучительное для своей любовницы. И наконец требует положить конец двусмысленной ситуации, которая является всего-навсего предлогом, не позволяющим ей всё бросить и уехать вместе с ним. Он должен вернуться в Макао, этого требуют дела, но он не в силах уже жить без неё и видеть её лишь в приёмных залах Небесной Виллы по случаю бала или представления на сцене маленького театра, где она играет главную роль в пьесе Джонстона «Убийство Эдуарда Маннера», а также выступает в других драмах, скетчах и живых картинах.

Итак, он хочет забрать Лауру в Макао и поселить её у себя, в собственном доме. Но молодая женщина отказывается, что он, несомненно, предвидел. «Зачем мне уезжать?» — спрашивает она, слегка прищурив свои зелёные глаза, уголки которых подведены чёрным карандашом. Ей и здесь хорошо. А он, если ему угодно, может ехать. В Колуне и Виктории вполне достаточно стариков-миллионеров, которые займут освободившееся место. Во всяком случае у неё нет ни малейшего желания закопать себя в провинциальной дыре, где говорят по-португальски и от скуки играют в «русскую рулетку». Лёжа на спине в кровати с резными столбиками по краям, застланной мехом и чёрным атласом, она смотрит на балдахин над головой, на украшающее его зеркало, на своё тело, отражающееся в зеркале и сохраняющее на протяжении всей этой сцены позу богини Майи с известной картины Маннера. Сэр Ральф замолчал, большими шагами ходит он вдоль и поперек комнаты, огибая квадратную кровать то слева, то справа, но даже не смотрит на предмет своих желаний, возлежащий на ней во всём блеске бело-розовой наготы. Иногда сэр Ральф что-то произносит, но совершенно неуместное: аргументы, к помощи которых он уже неоднократно прибегал, запоздалые упреки, невыполнимые обещания, о чём он и сам прекрасно знает. Она его не слушает. Набрасывает на ногу чёрный шёлк, прикрыв бедро и часть живота, словно озябла, хотя в комнате стоит невыносимая духота. Сэр Ральф, не снимавший ещё смокинга, теряет, кажется, всякое терпение. «Ты меня больше не любишь?» — спрашивает он в отчаянии. «Но об этом мы никогда не договаривались», — отвечает Лаура.

И тогда сэр Ральф предлагает Лауре деньги, много денег. «Сколько?» — с улыбкой спрашивает молодая женщина. Столько, сколько она захочет. «Превосходно», — произносит Лаура и тотчас же называет сумму с уверенностью человека, давно подсчитавшего, во сколько обойдётся такого рода согласие. Причём сэр Ральф должен расплатиться наличными в эту же ночь, до наступления рассвета, иначе сделка не состоится. Названная сумма — гораздо больше той, которую Джонсон способен достать за столь короткое время. Но Джонсон не возражает. Он внезапно перестаёт ходить по комнате и наконец-то бросает взгляд на постель, как будто только сейчас обнаружил присутствие молодой женщины. И не произнося ни слова, долго на неё смотрит, хотя, можно наверняка сказать, не видит, его взгляд пронзает пустоту. Голова Лауры, повёрнутая к сэру Ральфу, по-прежнему лежит на подушке. Очень медленно Лаура касается своей нежной рукой шёлка на бедре и откидывает его в сторону, позволяя любовнику принять сознательное решение и, помимо всего прочего, оценить стоимость ещё заметных на её теле следов.

Сэр Ральф вновь не замечает Лауру и смотрит куда-то вдаль, где наблюдает некую завораживающую, призрачную сцену. Наконец он произносит: «Я это сделаю», — но совершено неясно, имеет ли он в виду деньги и срок или планирует что-то совсем другое, — и, сбросив с себя оцепенение, сталкивается с пылающим, напряжённо-холодным, безумным взглядом больших зелёных глаз. На мгновение сэр Ральф погружается в них, но, приняв решение, отрывисто произносит: «Прошу подождать меня здесь!» — направляется к двери, поворачивает ключ, широко распахивает её и выходит.