Дневники Зевса

Я видел Амалфею, стоявшую у входа в пещеру с рогом изобилия в руках. Ее поднятый вверх взгляд искал меня повсюду, но уже не находил.

И я зашагал, ведомый тем безошибочным чутьем, которым наделены боги и перелетные птицы. В несколько шагов, оттолкнувшись от мыса Сидерос, я покинул Крит — родину моего детства, — ступил на Касос и Карпатос, коснулся ногой Родоса, пролетев над округлым заливом у Линдоса, и, двигаясь дальше по великому островному тракту, продолжил свой путь на север.

Третья эпоха

Любовь — школа юности

Первое встреченное мною божество сидело на небольшом островке и так хорошо сливалось с ним в свете уже клонящегося к закату солнца, что я чуть не прошел мимо. Это была богиня. Вытянув одну ногу, богиня касалась кромки моря, волны ласкали ее ступню. На другой, подобранной ноге покоилась рука богини. Спиной она опиралась о гряду холмов, ее темные волосы можно было принять за сосновый лес. Ей довольно было бросить взгляд поверх вершины островка, чтобы обозреть все пространство за горизонтом.

Я назвал свое имя. Она долго смотрела на меня миндалевидными глазами, такими же темными, как и волосы. Кожа у нее была смуглой, а груди чуть тяжеловаты. Богиня задала мне множество вопросов, следя за моим голосом и обдумывая мои ответы, прежде чем сообщить, что она — моя двоюродная сестра, Метида, или, если предпочитаете, Осторожность, дочь Океана и Тефиды. Выяснилось, что богиня как раз поджидает меня.

Я поведал Метиде, что отправляюсь на завоевание мира, попросил оказать мне помощь и дать хороший совет. Но она велела мне умолкнуть и дождаться ночи.

Чтобы как-то занять время, я спросил, есть ли у нее дети.

Она ответила:

— Я Осторожность.

Потом я поинтересовался, видя, что ей по меркам богов лет около тридцати, не желает ли она обзавестись супругом. Она дала тот же ответ и добавила:

— Я многим отказала.

Затем, увидев, что я сел и отложил Эгиду в сторону, заметила строго:

— Держи ее при себе.

Лишь когда совсем стемнело, Метида стала расспрашивать меня, как я собираюсь свергнуть своего отца. Вскоре она поняла и заставила понять меня, что, несмотря на множество честолюбивых замыслов о переустройстве мира после победы, у меня нет ни малейшего плана насчет самой битвы.

— Отвага и мужество ничему не послужат, если ты как следует не подготовишься. Как бы ты ни был силен, войну без союзников не выигрывают. А лучшие твои союзники заключены в утробе твоего врага.

Все это она сказала очень тихо, при этом будоража море ногой, чтобы шум волн заглушил наш шепот.

Запустив руку в расселину меж скал, она вытащила оттуда большую раковину с какой-то темной жидкостью, наверняка выделенной животными или морскими растениями.

— Возьми это зелье, — произнесла Метида, — и дай проглотить его Крону, чтобы он извергнул твоих братьев. И поторопись: сделать это надо до утра.

Я встал и немного поколебался, не зная, в какую сторону двинуться. Метида омочила палец в море, как с тех пор делают все моряки, и определила направление ветра.

— Всегда скрывай свое приближение, — добавила моя кузина Осторожность. — Скользи вместе с ветром.

Мой отец спал среди густых облаков. Лежал он под поясом зодиака, но неудачно: коленями к Тельцу, а головой вровень со Скорпионом. Он вовсе не показался мне ужасным и чудовищным, каким я его до этого себе представлял. Он был даже красив; на какое-то время это сбило меня с толку.

Я, бог светлый и розовокожий, уже тогда знавший, что расположен к полноте, позавидовал его поджарому, жилистому телу, таинственному челу, надменному носу с горбинкой, длинным, смуглым, красивым и таким властным рукам, мускулистой груди, животу без складок... Если слишком внимательно вглядываться в своего спящего соперника — рискуешь размякнуть. Я растерянно стоял и думал: может, поладить с отцом и разделить с ним власть?

Но тут, видимо почувствовав мое скрытое присутствие, он задвигал челюстями во сне.

Я более не колебался и, улучив момент, когда он снова приоткрыл рот, вылил ему в глотку рвотное снадобье, врученное Осторожностью.

Мир в то утро содрогнулся шесть раз подряд, можно было подумать, что гибнет еще одна Атлантида. Сначала Крон выблевал камень, которым меня подменили, и тот вонзился в землю у подножия Парнаса. Только теперь отец увидел подлог, но его бешенство лишь усилило последующие спазмы. Нагнувшись к земле, всякий раз сотрясаясь от боли, раздирающей его внутренности, он изверг одного за другим всех моих братьев и сестер. А поскольку они были бессмертны и их суть за время черного заточения продолжала развиваться, то, едва вернувшись на землю, они немедленно приобрели свой окончательный рост и всю свою взрослую мощь.

Ваша история, дети мои, дает вам схожие примеры. Свобода никогда не умирает в глубине темниц.

Обезумев от гнева и страха, Крон весь день носился по земному шару, пытаясь покарать свою супругу, обманувшую его доверие, и уничтожить ускользнувших детей, в первую очередь меня — главную, как он теперь знал, угрозу своему владычеству.

Бабка Гея предоставила моей матери и сестрам убежище в недрах гор. Брат Аид спрятался в какой-то пропасти, другой мой брат, Посейдон, нашел приют у нашего дяди Океана. Что касается меня, рисковавшего больше других, то я вернулся к Метиде на ее скалу. Она укрыла меня своей тенью. В какой-то миг мимо пронесся Крон. Он был очень близко, и я испугался, решив, что отец меня обнаружил. Но Метида показала ему рукой в сторону слепившего глаза солнца, и он продолжил свой яростный бег, втоптав пятками несколько островов и выбив на поверхность несколько новых.

Потом на нас снова спустился благодатный вечер.

Проводя вторую ночь друг подле друга, мы с Метидой вдруг ощутили великое желание соединиться. Будучи самой Осторожностью, Метида тем не менее не утратила свое женское естество. Богиню влекла ко мне оказанная ею помощь, а меня к ней — мой первый подвиг, совершенный по ее совету. Она так же хотела стать моей первой любовницей, как я дерзал стать ее первым любовником.

Однако сначала Метида попыталась ускользнуть — не только от меня, но и от себя самой. Жадно желая любви, она оставалась такой недоверчивой! Богиня пряталась в пенной бахроме волн, в прибрежном песке, в дуновении ветра; но я разгадал все ее уловки. Когда любишь, нет на свете ничего, в чем бы ты не узнал свою любовь. Видя, что я тоже способен превратиться во что угодно, лишь бы настичь ее, Метида уступила, с удовольствием признав поражение.

Но ее природа брала свое, и она сказала мне:

— Думай о том, что делаешь. Я рожу от тебя ребенка. Надо, чтобы он помогал тебе, а не завидовал, поддерживал, а не вытеснял. Ты должен зачать дочь. Думай о дочери, которую хочешь сотворить.

Тогда я постарался представить себе эту дочь: сильную, наделенную и мужеством, и благоразумием, способную сопровождать меня в моих грядущих битвах, преданную моей славе и моим трудам. Что до осмотрительности, то это добро она сполна должна унаследовать от своей матери. Мое воображение рисовало дочь в золотом шлеме, опирающуюся о древко копья, чтобы держаться прямее.

Так из моей головы Афина попала во чрево Метиды. Мозг был настолько полон этими мыслями, что о наслаждении я практически не позаботился и испытал скорее удивление, нежели блаженство.

Некоторые утверждали (или путая меня с моим отцом, или чтобы опорочить перед вами, наделяя жестокостью), будто я проглотил Метиду, когда та была беременна. Это ложь. Ложь также, будто я велел своему сыну Гефесту расколоть мне череп, чтобы выпустить оттуда Афину, — по той единственной и простой причине, что славному Гефесту, двадцать пятому из моих детей, было тогда весьма далеко до рождения.