Человек отменяется

Публика загудела, зааплодировала, скучилась, тесня друг друга. Оголтелым напором она начала пробираться в ресторанный зал, поддавшись чувству невероятного восторга. Счастливые лица в этой страстной толпе легко убеждали, что никто здесь не чувствовал себя ни обиженным, ни оскорбленным. Столичная элита стремилась к накрытым столам, заставленным самыми разными деликатесами. Свет хрустальных люстр был ярким, он заворожено освещал гастрономическое волшебство предстоящего пира. Гостей ожидала вся фауна Евразии и Мирового океана: на фарфоровом сервизе можно было встретить все биологическое многообразие трех сред обитания — земли, воды и воздуха. Да, застолье высшей столичной знати 2006 года своим богатством вызвало бы трепет у самого привередливого гурмана, унизило бы выдающихся поваров Парижа, Пекина и Нью-Йорка, возбудило бы зависть у завзятых кутил любой страны света.

Я требовательным жестом подозвал метрдотеля, — ох, мне так нравилось унижать, оскорблять людей! Браво! Бис, ура Иван Степанович, как это у тебя превосходно получается! В усердной услужливости им даже невдомек, что я над ними потешаюсь. С современной русской фамильярностью, подтягивая его ухо к своим губам, я коротко шепнул: «Давай льняную скатерть!» — и тут же расхохотался, потом, словно осыпая дарами, — похлопал его по затылку, сунул ему в рот стодолларовую купюру, вытер руку о его смокинг и со словами «Пошел вон!» пнул ногой под зад. Стоящие рядом на подиуме две полуголые красотки из агентства «Лишенные сущности» одобрительно заулыбались, соблазнительно сверкнули глазками, призывно выставили попки, всем видом показывая, что стали свидетелями забавного сюжета и сами готовы принять любой мой пикантный пинок. Меня раздражали женские тела в стрингах. Они глубоко коробили внешние признаки свободы, заимствованные из рекомендаций глянцевых журналов. А к платным девкам я привык относиться с омерзением, впрочем, вовсе не гнушался пользоваться ими в своих утехах. Но при этом у меня нередко возникали внутренние споры: что есть телесное удовольствие? Выражение ненависти к окружающему миру или пролонгация обольщения самим собой? «А как может быть иначе, — размышлял я в эти минуты, — я презираю этих дам, но требую их любезной покорности. Они вызывают у меня ненависть, но я плачу за их распущенное присутствие, они мне отвратительны, а я настаиваю на их податливости, всем сознанием я ненавижу их , но мои страстные стенания заканчиваются криком восторга! Что за странность? Или как раз эта загадочная особенность раскрывает противоречивый мир моего сознания? Тут я подозвал своего помощника Аркадия Лапского, взял у него банковскую книжку, отделил платежное поручение, написав «Десять миллионов долларов», подписался и бросил бумажонку в сверток из скатерти. «Пусти его по столам, Аркаша, надеюсь собрать сто миллионов. Тогда усадим Трепова в кресло губернатора!» Тут я опять взял микрофон и бросил в зал: «Господа, мешок пошел по кругу, я уже чувствую нарастающий поток денежной массы из прибыльного края! Shi yuan — что в переводе с китайского означает: ваши дела должны соответствовать моему желанию, моему представлению о мире. Иначе не надо было сюда приходить!» После этого я соскочил с подиума и направился к центральному столу.

Необходимо отметить одну достаточно оригинальную мою особенность. Я одним из первых среди современных предпринимателей в нашем несчастном отечестве стал изучать китайский язык. И это решение ничем не было продиктовано: бизнес в Китае я не только не вел, но и не планировал вести. Никаких академических исследований Поднебесной я не намечал. Чтобы установить, от каких таких импульсов исходит это своеобразное устремление не совсем обычного москвича, необходимо проникнуть в глубины моего сознания. Но, господи, начни лишь проникать в него, ворошить его завалы, каких только не встретишь там еще более экстравагантных помыслов и сумасбродных фантазий!

— Господа, — усаживаясь за стол, начал я, — если нас уже почти семь миллиардов, то что может быть дешевле в этом мире, чем сам человек? Вот у меня на руках предложение из одной бывшей союзной республики. Фирма с согласия родителей предлагает: девочек от двенадцати до пятнадцати лет — за 25 долларов, от пятнадцати до восемнадцати лет — за 40 долларов. Меньше доллара за килограмм живого веса. И еще торговаться можно. Процентов десять-пятнадцать могут скинуть. Парни еще дешевле. Свинина и говядина на оптовом рынке на порядок дороже, а за одного кабана-производителя просят десять тысяч долларов — это все пятьдесят долларов за килограмм. Кто же станет спорить, что человек не самое дешевое существо? Другой пример: чтобы избавиться от крыс в доме, необходимо закупить три пачки «Ксирома», выложив около ста долларов. Помимо этого потребуется заплатить еще пятьдесят баксов тому, кто возьмется за гнусную процедуру. Значит, за сто пятьдесят зеленых дом будет избавлен от грызунов. Но дай любому инспектору миграционной службы десять долларов, и назови дом, в котором живут украинцы, узбеки, армяне, молдаване — мужчины, женщины или дети оных, — их тут же под конвоем выгонят из Москвы, да что из столицы — из огромной России. Так что человек в нашей стране — самое дешевая материя, грошовый товар! Мусор! Тут необходимо помнить, что большое состояние лишь наводит на человека глянец, но никак не делает из него благородное, умное существо. А состояниями владеют единицы. Если и они лишь глянцевые, то на кого в таком случае рассчитывать? Где искать эксперта по переоценке людского материала, как повысить его стоимость? Да и нужно ли? Может, еще больше его обесценить? Совсем ни во что объявить: пыль, грязь, каков он и есть на самом деле. Ублюдок должен узнавать себя, не заглядывая в зеркало, а испытывая наше с вами к нему отношение. Человек всего-то копейку стоит, а для вас еще дешевле, еще мельче. Неужто откажетесь от такого замечательного соблазна? Душа трепещет от такой невероятной возможности. Ведь это же в вашей породе, в сути, в вашей человеческой программе — унижать ближнего, стоящего чуть ниже вашего места на социальной лесенке! Ведь тот, кто творит чудеса жестокости, сам не почувствует так остро надругательство над самим собой. Как, а?