Кама с утрА. Картинки к Фрейду

Я нагнулась к лицу мужа. Волосы упали длинными прядями, щекотнув кожу. Его тела коснулись мои качающиеся соски. Я провела кончиком языка по губам Максима. Он вздрогнул.

— У нас теперь всё будет по другому… правда? — спросила я, отстранившись и заглядывая ему в глаза.

— Правда, девочка моя… правда… а если вдруг станет скучно, пойдём к Рите… — ответил Максим, и мы засмеялись.

Для него это было шуткой. Вчерашнее приключение он посчитал за случайность, спровоцированную алкоголем и порнографическим фильмом, который мы смотрели по видео

Макс не предполагал, что у меня может быть тяга к женскому телу. Ревновать меня к Рите у него не было оснований. Во всяком случае, он так считал и был уверен в этом. По-прежнему я оставалась для него темпераментной по природе, но непорочной по воспитанию. Я и Рита? Смешно… Он шутил на скользкую тему, не видя в ней никакой опасности, а я не собиралась разочаровывать мужа. Впрочем, я, и в самом деле, не была лесбиянкой в полном смысле этого слова. Меня вполне устроил бы секс с мужем. Ведь я любила его и считала себя счастливой. По крайней мере, сейчас. Здесь. С ним.

— А Рита… Рита… может быть потом… когда-нибудь, — в голове началась путаница. Максим навалился на меня своим крупным телом. Лаская мягкими и сухими губами, он отвлекал меня от мыслей, но всё же сквозь полуразрушенное сознание всё время прорывалось одно единственное слово: Рита… Рита… Рита…

Рита

В комнате стоял удушливый запах. Запах пота и запах тел, запах желания и возбуждения смешались с ароматами дорогих духов. Вера пользовалась чем-то лёгким, похожим на весеннюю свежесть «Жил Зандер». Видимо она хотела этим придать воздушность своему полноватому телу. Я же любила всегда тяжёлые и горькие запахи типа «Опиума» или «Сони Рикель». Во времена дефицита выбор французских духов был небольшим, а когда у меня появилась возможность выбора, я привыкла к этим запахам. Изменять своим пристрастиям сложно. Потому, хоть я иногда и экспериментировала, но срез моих экспериментов уходил не далеко от первоисточника. Кир с Максом тоже облились «Боссами» на славу. Плюс свеча… она сочилась дымком, испаряющимся чем-то приторным. Эти ароматизированные свечи мы купили в Голландии в восточном подвальчике. Кир уверял, что в воск подмешана дурманящая травка. Не знаю, уж так ли это, но запах от свечи шёл своеобразный. Что голландцы, что азиаты, у которых мы купили эти свечи, знают в этом толк. Так что не исключено, Кир прав.

Кто-то уронил бутылку. Кир, рассказывая анекдоты, любит размахивать руками. У нас вечно летят со стола бокалы и рюмки. Разлившееся вино, расползлось по ковру красным пятном. В комнате было жарко и запах начавшей высыхать лужи, испарениями приторного аромата креплёного вина, примешивался к остальным. Красный. Липкий. Приторный. Наверное, портвейн. Кир всегда его покупает. Он достаточно крепкий и сладкий. Пить вкусно, и по голове бьёт быстро и прочно. Не то что сухое вино. Глушишь его, глушишь, а толку ноль. Можно, конечно, водку пивом размешать, но кто это будет пить в приличном доме? Вот-вот…

Кир знал, что сегодня предстоит непростой вечер и будет лучше, если все выпьют с максимальной отдачей, а потому запасся портвишком. Для торжественности момента он всегда покупает шампанское брют и старается разбавить его ликёром. Также хорошо идёт джин с тоником. Но и его надо выпить много, чтобы уж был эффект. Поэтому портвейн у нас есть на подхвате всегда. И хотя это тебе не то, что советские три семёрки, а настоящее порто, тем не менее, Кир выставляет его, когда народ начинает потихоньку расплываться. Порто делает своё дело… но с ним вечно морока. Если уж его разольют, то приходится возиться потом, отмывая красные и липкие пятна.

Но, если хочешь полной расслабухи, особенно в малознакомой компании, приходиться запасаться алкоголем по крупному. Даже самые раскрепощённые и современные люди сначала зажимаются, а если напускают на себя весёлость, то обычно это скорее наигранное состояние. Весёлость с опаской. Весёлость с оглядкой. Как бы на тормозах. Вот он веселиться, но если что не так, готов в любой момент тормознуть.

А вот после пары бокалов шампанского с ликёром, плюс несколько стаканов джина, ещё и заглянцевать всё это портвишком… любой становится искренно раскованным. Человек переходит невидимую черту между наигранной весёлостью и тем проявлением эмоций, которое свойственно ему, но трезвость мешает. Стоит дать организму достаточную порцию спиртного, как оковы, сдерживающие эмоции, спадают… словно и не было их. Особенно, если участники событий готовы избавиться от этих оков. Если они сами хотят этого.

— Пожалуй, у нас всё могло получиться, — подумала я, закрыв за гостями дверь, — Вера, во всяком случае, обошлась бы и без портвейна.

— А жаль, что ребята сбежали, — сказал Кир, вытянув ноги на столике, предварительно подложив под них подушечку. — Такие славные… тебе Вера понравилась. Я видел.

— Я что, отказываюсь, что ли… — отозвалась я. — Стройная, но при этом при формах. Разве часто встретишь такое? Если сиськи на месте и задница кругленькая, то и всё остальное не объедешь за полдня. А если тонкая фигура, так вместо грудей одни соски или, того хуже, тряпки висячие.

— Фу, как пошло, — скривился Кир, глотнув джина. — У нас есть лёд? Тёплая гадость…

— Перестань строить из себя гранта, — не зло укорила я Кира.

Он любит рисоваться, и чаще всего я подыгрываю ему. Но когда мы остаёмся наедине, то его рисовка жутко раздражает.

— Слушай, ты видела… рыжую такую… соседку с пятого этажа? Я с ней вчера ехал в лифте и представил… классная деваха, — Кир решил перевести тему в другое русло.

— Видела-видела, вот именно… это то, что я тебе и говорю. Дойки как пудовые гири, закопаешься, назад дороги не найдёшь. А тело… всё дрожит, как недоваренный холодец. Ткни пальцем и будет трястись пару суток. Нет, это совершенное безобразие. Смотришь на такую, и сразу охватывают ощущения затхлости, духоты, застоя.

— Причём тут застой? — засмеялся Кир, подливая джина, — вот сравнила. Сиськи и застой.

— Не придирайся. Разве дело в этом? Ты же всё понял прекрасно. Лучше налей-ка и мне… — я протянула бокал, не переставая думать о Вере.

В Вере всё было гармоничным. Хотелось целовать её пальчики, плечики, шею. Я почувствовала, что у меня снова закружилась голова… Представив Веру, я закрыла глаза, желая удержать её образ в памяти. На губах появилось ощущение прикосновения её губ. Облизнувшись, я попыталась восстановить это ощущение.

— Жаль всё-таки, что этот придурок, как его… Максим, что ли… припёрся на кухню, — думала я, закрыв глаза и с вожделением вспоминая Верочкино тело.

— Сам жену, небось, не трахает, а тут приревновал. Идиот! — словно догадавшись о моих мыслях, произнёс Кир. — Радовался бы, что доведут его Веру до кондиции. Сто процентов она такого кайфа во всей своей жизни не испытывала.

— Надо будет на работе продолжить ухаживания за ней, — коротко глянув на Кира, продолжала размышлять я, развалившись на диване. — Вера определённо не откажется.

Когда-то и я была неопытной и наивной, как она, а ведь мы почти ровесницы. Ей, похоже, чуть за тридцать. Вышла замуж молодой, жизни не видела… родила пацанёнка и просидела сиднем, замужней женой при своём процветающем Максе. И пока он таскался по секретаршам, блюла ему верность, глупышка. Да что говорить? Легко рассуждать… Если бы не заграница, что было бы со мной… — я грустно взглянула на мужа, прикрывшего глаза и, скорее всего, рисовавшего откровенные картинки в своём воспалённом воображении.

— Интересно, кого он сейчас раздевает… Верочку или рыжую соседку с пятого этажа…

С Киром мы познакомились, когда я училась в институте. Наверное, в том же возрасте, как и Вера с Максимом. Кирилл был реальным красавчиком — рослый, спортивный, с налётом номенклатурной вальяжности. Лицо просилось на плакат: «Враг не дремлет!» Правильные черты лица, красиво очерченные губы без признаков излишней сексуальности. Всё в норме правил морального кодекса строителя коммунизма. Или социализма? Уже не помню, что мы тогда строили. Но дело не в этом…