Долгий сон

— Зайдем, а? — стараясь скрыть возбуждение, сказал Рыбий Пуп.

— Можно, — одобрил Зик, зачарованно глядя на подрагивающие бедра девицы.

— Давайте, — согласился Тони. — Айда брать билеты.

— Не видишь, ниггер, чего написано? — Сэм сплюнул.

— Где написано? — спросил Рыбий Пуп.

— Да вон… Под окошком, где продают билеты, дурачок!

Все повернули головы.

ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ — гласила надпись.

— Почему тогда называется «день для цветных»? — спросил Рыбий Пуп.

— А зачем это белым, чтобы ты глазел на их голых женщин? — фыркнул Сэм. — Лично мне, между прочим, их даром не надо.

Помрачнев, они двинулись дальше. Немного спустя разжились горячей воздушной кукурузой с маслом и долго шатались по людной ярмарке, пока не набрели на дощатый помост, по которому, покачиваясь в такт своей песенке, двигались два чернолицых клоуна и высокая девушка с коричневой кожей. Белый мужчина, востроглазый, крючконосый, заученно выкликал в мегафон:

— Милости просим, почтеннейшая публика! Спешите видеть: Мак, Бак и вот эта длинная смуглая сигара! Зря дыма пускать не хочу, но эта девочка — добрая затяжка! С огоньком поет, распалит хоть проповедника с Библией, посрамит дикую тигрицу! Заходите, любезные, на черненькое, на смугленькое, век будете вспоминать!

— Пошли взглянем, что показывают цветным, — сказал Сэм.

— Я не против, — поддержал его Зик.

Взяв билеты, они вошли в балаган, где уже разместились по деревянным скамьям зрители, большей частью черные. Под звуки джазового трио самозабвенно танцевали черные, почти нагие девицы. Вскоре к ним примкнули, перемежая танец песенками, звезды программы, те самые Мак и Бак, что забавляли публику у входа, а теперь вихрем влетели на сцену. Когда джутовый занавес опустился, Мак и Бак остались на подмостках. Их рты были обведены широкой, едва ли не на треть их вычерненных до глянца лиц, полосой белил. Переговариваясь, они вяло топтались на сцене, блуждая скучающим взглядом по рядам, словно вся эта канитель до того им приелась и так заучена, что они способны ее разыгрывать даже во сне.

Мак, потирая руки: Ба, кого я вижу! Мой старый приятель Бак! Здорово, друг! Куда же ты запропастился, век тебя не видал.

Бак, горячо: Здорово, друг! Понимаешь, работал как проклятый на ферме, сеял поросят, колол бобы.

Мак, хмурясь: Что-что? А, понятно! То есть ты хочешь сказать, колол поросят и сеял бобы, да?

Бак, удивленно: Ну да! А я что говорю!

Мак, кивая с улыбкой: Все ясно. Ну а что ты теперь собираешься делать?

Бак, просияв: Да вот надумал купить себе куцую коляску с кобылкой на резиновом ходу.

Мак, хлопая ресницами: Чего-о? Да нет! Ты, наверно, кобылку хочешь купить куцую, а коляску — на резиновом ходу!

Бак: Само собой, черт возьми. Я про то и толкую, не слышишь, что ли?

Мак, выкатив глаза: Хм-м. Возможно. Ну а дальше что?

Бак, захлебываясь от восторга: Ух и закачусь я в желтую девчонку на свидание с деревней!

Мак, скребя в затылке: А? Ох-хо-хо! Верней будет, в деревню закатишься на свидание с желтой девчонкой!

Бак, с возмущением: Я так и сказал! Что ты меня все путаешь!

Догадываясь, что вся соль шуточек в том, как перевернуть прямой смысл, мальчики помирали со смеху и, съехав на край скамьи, напряженно ловили каждое слово.

Мак, кивая головой: Ну хорошо, куцую кобылку с коляской на резиновом ходу ты себе купил. Свиделся с желтой девчонкой в деревне. А теперь что?

Бак: Хочу взять в жены кольцо с бриллиантом и скажу желтой девчонке, чтобы дала мне по-быстрому.

Мак, в озадаченности: Ой, погоди… То есть ты дашь желтой девочке кольцо с бриллиантом и скажешь, что хочешь на ней жениться по-быстрому?

Бак, в ярости, топая ногами: Именно это я и сказал! Перестанешь ты, черт бы тебя побрал, повторять мои слова!

Восхищенные, мальчики второй раз высидели всю программу. Когда они вышли из балагана, оказалось, что уже совсем стемнело.

— Блеск представление, да, ребята? — покрутив головой, сказал Сэм.

— С ума сойти, — сказал Зик.

— Двинем по домам, что ли, — предложил Тони.

— Ой, нет. Рано еще, а? — просительно сказал Рыбий Пуп. Они бесцельно послонялись по ярмарке и, пройдя ярдов триста, наткнулись на новое зрелище под вывеской:

Сквозь густое, орущее скопище белых мужчин мальчики ужами пробрались вперед и увидели дощатый барьер; футах в пятидесяти от него был натянут кусок толстого брезента и из проделанной в нем дыры торчала голова чернокожего. В неверном мерцании газового фонаря особенно ярко блестели белки его глаз, зубы сверкали в ужасной усмешке. Зазывала выкрикивал:

— Выходи, не стесняйся, врежь ниггеру! Цепями прикован, не сбежит! Череп у него железный, башка гранитная! Шикарный случай вмазать ниггеру, как душа требует! Разбирай по дешевке — три бейсбольных мяча, какими не погнушается игрок высшей лиги, настоящие, без обмана — и всего за пятьдесят центов! Кто желает заехать в ниггера мячом!

Рыбий Пуп, точно в страшном сне, не мог отвести глаз от головы «ниггера», жуткой в отблеске газового света. Узкогубый белый мужчина из толпы протянул пятьдесят центов:

— Сейчас буду кончать этого ниггера.

— Пожалуйте, сэр. — Зазывала подал ему три мяча.

Мужчина решительно подошел к барьеру, положил на него два мяча и, держа третий в правой руке, отступил на несколько шагов; толпа с готовностью подалась назад, освобождая ему место.

— Вдарь ему по мозгам! — В возгласе — жадное нетерпение.

— Похороны беру на себя! — Снисходительная насмешливость.

Мужчина расправил плечи, разбежался и что было силы метнул мяч, целясь в голову негра, — голова дернулась в сторону, без труда избежав удара. Мяч с глухим стуком шлепнулся о брезент.

Не то вздох, не то смешок пробежал по толпе зрителей.

— Врешь, черномазый, не уйти тебе от погибели. — Мужчина схватил второй мяч.

— А для чего же еще я тут! — тонким голосом, однако не без задора, крикнула голова, скаля белые зубы. — Ха-ха! Попади в меня, белый человек!

Рыбий Пуп поежился. Никогда он не слыхал, чтобы черный так дерзко обратился к белому, — правда, было в этом и что-то жалкое, как-никак там, за дырою в брезенте, тело этого человека сковано цепями.

Мужчина, нацеливаясь, как бы поудачней изловчиться, с ненавистью разглядывал ощеренное в усмешке черное лицо. У Пупа засосало под ложечкой, когда, аккуратно примерясь, белый размахнулся и бросил мяч; черное лицо чуть отстранилось, и мяч тяжело ударился о брезент. Толпа загоготала, утробно, с садистским удовольствием.

— Ха-ха! Попади в меня, белый человек, — подзадоривал негр.

— Убью! — Мужчина выругался и взял последний мяч. В упор глядя на черную голову, он сделал обманное движение, увертливая голова тотчас качнулась в сторону, а дальнейшее произошло так молниеносно, что Рыбий Пуп едва успел уследить. Не размахиваясь, сплеча, белый выбросил вперед правую руку, мяч пронесся по воздуху, голова неуловимым рывком увернулась от удара, и мяч — шлеп! — опять угодил в брезент.

— Вот дьявол, как же это я промахнулся, — пристыженно сказал мужчина.

— Ха-ха! Промазал, белый человек! — потешалась черная голова.

— Нипочем не позволил бы творить над собой такое, — сквозь зубы сказал Рыбий Пуп.

— И я, — сказал Сэм.

— Человек на хлеб зарабатывает, бестолочь, — сказал Зик.

— По мне, лучше пухнуть с голоду, чем кормиться таким ремеслом, — сказал Тони.

— Какого же от белых ждать уважения, когда им дают вот так кидать в себя мячами, — сказал Сэм.

— Снова здорово. Хватит про черных и белых, черти паршивые, — повелительно сказал Зик.