Лед тронулся

Вадим дочитал письмо, сунул его в карман, твердо решив сегодня никому не показывать, и вышел на лестницу покурить. Такое письмо лучше дать прочесть завтра, когда хлопоты, связанные с похоронами, накроют всех с головой. А вот как оградить бабушку Аню и Эльзу от всего это кошмара, Вадим не знал.

Рано утром Вадима разбудил телефонный звонок. Едва продрав глаза, — Вадим глянул на будильник — семь утра, и, чертыхаясь, босиком побежал на кухню со слабой надеждой, что Лена не успела проснуться. Звонила Лера Скорник. Дочь знаменитого адвоката Скорника, одного из светил. С самой Лерой Вадим была едва знаком. Тем более казалось удивительным, что она позвонила в такую рань. У адвокатов принято звонить друг другу без стеснения часов до одиннадцати-двенадцати ночи, все равно не спят, а занимаются бумагами. Но вот раньше девяти утра считалось неприличным. Тем более в семь!

— Вадим! Это Лера Скорник. Я бы хотела с вами встретиться! — без лишних слов сообщила Лера.

— Что-то случилось? — Вадим еще плохо соображал спросонок.

— Нет! Все прекрасно! Просто надо встретиться и поговорить. О сотрудничестве. Вы не против сотрудничать с девушкой, мужчина? — Видно у Леры было прекрасное настроение с утра. Чего никак нельзя было сказать о Вадиме.

На кухне появилась Лена.

— Кто это? Что случилось? Мама? — Ленино лицо, все и так распухшее от вчерашних, а точнее ночных слез, еще и отекло от недосыпа.

— Нет, это Скорник. Все в порядке.

— Кто такая Скорник?

— Адвокатесса. Спи!

Лена сразу успокоилась, как-то сникла и, бросив: «Все равно уже не усну!», ушла обратно в спальню.

— Простите, Лера! Жена проснулась, — не без намека вернулся к телефонному разговору Вадим. — Так что случилось?

— Да ничего не случилось, — Лера поняла, что для шутки с «мужчиной» время она выбрала не самое подходящее. — Я потом позвоню. Видно вы еще сладко спали, — последние слова прозвучали несколько обиженно.

— Не очень сладко, у Лены вчера вечером бабушка умерла, — желая снять неприятный осадок у собеседницы, стал подробно объяснять Вадим.

— Если нужна моя помощь — обращайтесь, — с энтузиазмом произнесла Лера.

— Спасибо! Я думаю, мы справимся. Но все равно спасибо.

— Имейте в виду, на всякий случай, Кузьминское кладбище — моя «точка».

— Спасибо, Лера! Учту. Созвонимся через несколько дней.

Вадим направился в спальню, чтобы взять свою одежду, так как ложиться было бесполезно. Он вспомнил «адвокатскую» молодость. «Точка»! Как давно он не произносил это слово. «Клиент» звучало куда современнее и точнее.

Но позвонить Лере пришлось в тот же день. Выяснилось, что кладбищенские правила запрещали хоронить в ту же могилу раньше, чем через семь лет. То есть, если захоронить урну, — пожалуйста. А если гроб, — то семь лет никому из родственников умирать не разрешается.

Попытки Вадима самостоятельно решить этот вопрос успехом не увенчались. Директор кладбища уперся, как осел. Никакие аргументы Вадима, что предыдущие похороны были меньше двух месяцев назад, что, соответственно, гроб еще цел, и что ничего страшного не произойдет, — эффекта не возымели. То ли директор Востряковского кладбища так дорожил своим местом, что не хотел рисковать, то ли ждал, что проситель наконец сообразит, что надо просто «подмазать».

Вот чего делать Вадим никак не собирался, так это давать взятку. Еще много лет назад Михаил Леонидович сказал фразу, намертво засевшую в сознании Вадима: «Положение взяткодателя отличается от положения взяткополучателя только местом на скамье подсудимых. Первый или второй. А срок тот же!» Вадим никогда взяток не давал. Не из принципа, хотя и это тоже. Из страха.

Вот тут то он и вспомнил про звонок Скорник.

Уже через полчаса после того, как он тысячу раз извинившись за беспокойство, попросил Леру узнать, что можно сделать, ему перезвонил сам директор Востряковского кладбища. Посетовав, что Вадим Михайлович сразу не сказал, что дружит с его коллегой и учителем, директором Кузьминского кладбища Иваном Алексеевичем, человеком в их профессии легендарным, директор кладбища Востряковского услужливо сообщил, что исключения из этих дурацких правил, разумеется, возможны. Что задача его и коллег помогать людям в трудную минуту. Что он всегда с радостью предоставит место.

Вадим перебил, что «с радостью» это не совсем уместно. Но при этом поблагодарил и положил трубку.

Слова благодарности Лера восприняла весело, как кажется, и все в жизни:

— Всегда обращайся. Ты же знаешь наш принцип цивилистов — комплексное обслуживание — «родился, женился, развелся, умер»!

Вадим вспомнил, что это было любимое выражение Коган. Она искренне полагала, что в жизни любого человека ничто не должно происходить без участия адвоката. А может, она имела ввиду и другое. Какие дела вели цивилисты? Установление отцовства — «родился». Признание брака недействительным — «женился». Раздел имущества — «развелся». Споры о наследстве — «умер».

Несколько дней прошли в подготовке похорон, сборе документов, в том числе и из прокуратуры, вынесшей поста новление об отказе в возбуждении уголовного дела, затем — милиция, судебно-медицинская экспертиза. Оказалось, похоронить человека, покончившего с собой, было много сложнее, чем просто умершего.

Наличие предсмертной записки от бабушек Ани и Эльзы скрыли. Но это мало помогло. Старушки ходили как в воду опущенные. Бабушка Аня вдруг сразу как-то перестала говорить лозунгами, а бабушка Эльза ехидничать и саркастически отзываться об окружающем мире. Обе присмирели, бродили по квартире Осиповых-старших с поникшими головами и почти не разговаривали.

Спустя несколько дней, Илона заметила странную метаморфозу. Обычно, когда Анна Яковлевна приезжала к ним погостить, ее мама всем своим видом выражала недовольство вторжением противника на ее, Эльзину, территорию. И никакие могла дождаться, когда, наконец, классовая антагонистка уберется восвояси. Постоянным предметом издевок Эльзы в адрес Анны Яковлевны в такие «гостевые» периоды был вопрос, а не соскучилась ли та по американскому флагу, символу мировой победы капитализма? Дело в том, что старая большевичка Анна Искра жила в коммунальной квартире в доме напротив посольства США. Из единственного ее окна открывался вид на главный вход американского представительства с огромным развивающимся флагом.

А тут ситуация изменилась. Пару раз Эльза Георгиевна как бы невзначай бросала фразу, что Ане сейчас одной очень тяжело, мол, надо предложить погостить ей подольше.

Михаил Леонидович возражать не стал, его такой вариант абсолютно устраивал. Эльза замкнулась на его матери и, соответственно, куда меньше доставала его своими советами и воспитательными разговорами. И хотя за тридцать пять лет он, конечно, научился пропускать все это сотрясание воздуха мимо ушей, так все равно было лучше.

Однажды Михаил Леонидович стал случайным свидетелем разговора двух старушек. Он работал с документами, присланными Вадимом, а в соседней комнате, забыв прикрыть дверь, бабушки вели очередной нескончаемый философский разговор.

— Понимаете, Эльза Георгиевна, то, что сделала Лиза, это не просто слабость, это отказ от выполнения долга. Старческого долга!

— Нельзя так, Анна Яковлевна, нельзя! Ну невозможно все поступки человека сверять с понятием долга, обязанности, жизненного предназначения. Человек слаб. Да и что это такое — старческий долг?

— Старческий долг — обязанность доживать свою жизнь. Ходить по поликлиникам, дожидаться, когда выросшие внуки вспомнят о тебе и навестят. Хоронить друзей, прошедших с тобой всю жизнь. В конце концов, осмыслить наконец свою собственную жизнь!

— А вы осмыслили?

— Я — да! Я, Эльза Георгиевна, всегда делала только то, во что верила! И если меня обманывали, не я в этом виновата! Я жила честно!

— Так вы верили тому, что вам говорили, а не себе. В этом ваша трагедия.