Пусти к себе свет (ЛП)

Ишмаэль кивнул.

– Идем со мной, босс. Хен, и ты тоже. В подсобке есть пара стендов, которые надо установить.

Мы пошли за ним через хлебный отдел. По дороге он оглянулся через плечо и выдал мне выразительный взгляд.

– От Сары новостей нет?

– Она не звонила, – ответил я.

Он посмотрел на часы, словно напоминая мне, что время уже на исходе.

– Если до сегодняшнего вечера она не объявится, то утром ты пойдешь в полицейский участок и сообщишь о ней, – сказал он. – Хорошо?

– Хорошо, – сказал я.

– Хен, я серьезно.

– Утром мы съездим к ней домой и посмотрим. Если ее там не будет…

– То ты сообщишь в полицию.

– Сообщу, – пообещал я.

– Если не сходишь ты, то я пойду сам. Я не шучу, Генри Гуд. Сэмстер такими вещами не шутит. Ты должен сказать полиции, что она пропала.

– Я знаю.

– Быть может, она мертва. Мы должны о ней сообщить.

– Хорошо!

В подсобке стояли два комплекта рекламных стендов для нового бренда запеченных бобов. Они пришли с инструкциями касательно размещения вывески, товара и всего остального. Мышь уже открывал коробки, его темное лицо было невозмутимым.

– Привет, Мышь, – сказал я.

Он покосился на меня и приподнял бровь.

– Я хочу поставить стенды по бокам прилавка с консервированными овощами, – сказал мне Сэм, – только так, чтобы они не перегораживали проход. Лицом к нему. А потом, когда все установишь и разложишь, поработай с Дебби на кассе. Джорджина сегодня вечером не придет, так что, возможно, тебе придется остаться здесь до закрытия.

Магазин закрывался в семь. Титьки Ромни расстроятся, но не чрезмерно.

– Будет сделано, – сказал я.

– Ты поговорил с сестрой Асенсьон насчет бдения в пятницу? – спросил он.

– Она придет. И еще сколько-то человек из Святого Спаса. Молодежная группа готовит для тебя плакаты и свечи.

– Отлично! – воскликнул он. – Утрем мэру нос. Ни дня не проходит, чтобы я не пожалел о том, что его избрали.

– Паршиво иметь демократию, – заметил я.

– Он адвокат, – горячо воскликнул Сэм. – А все адвокаты – изворотливые ублюдки.

– Пока, естественно, они не понадобятся тебе самому.

– Ты знаешь, о чем я. Я бы не удивился, если бы оказалось, что его избирательную кампанию спонсировал «Уолмарт». Деньги – это единственное, что его беспокоит, а местный бизнес пусть проваливается к чертям.

У меня самого идея иметь неподалеку «Уолмарт» не вызывала такого уж отвращения, но заикнись я об этом, у Сэма лопнула бы голова.

– Значит ли это, что тебя бесит и история со спиртным? – спросил я.

– Это совершенно другое дело, – резко ответил он.

Я улыбнулся.

– По крайней мере, спиртное принесет кому-то из местных доход, – прибавил он.

Я продолжал улыбаться.

– И принесет прибыль в город.

– Разумеется.

– Не смотри на меня так, Генри Гуд.

– Я просто спросил.

– Бывают хорошие перемены, а бывают плохие. Мы будем не первым городом, который скажет «Уолмарту» убираться куда подальше. Такие перемены нам здесь не нужны.

– Ты проповедуешь уже обращенному.

– Хен, это происходит все чаще и чаще. Они приезжают в какой-нибудь маленький городок, и бизнес там начинает разваливаться. Аптеки, хозяйственные, продуктовые – они не могут с ними тягаться. Черт! Они даже цветочные магазины выживают из бизнеса. Я не хочу, чтобы Бенд стал очередным городом с мертвым центром, где нет ничего, кроме сетевых общепитов вдоль дороги к «Уолмарту», который загребает все деньги, предлагая при этом единицы паршиво оплачиваемых рабочих мест – настолько паршиво, что большинство работников живет на продовольственные талоны и держит своих детей на «Медикейд». (государственная программа медицинской помощи нуждающимся – прим. пер.) В Бенде нам такого не нужно.

– Сэм, тебе не меня надо убеждать.

– И мы не хотим, чтобы мэр и члены муниципалитета отдавали миллионы долларов «Уолмарту», уничтожая тем самым нашу местную экономику.

– Говори это им, а не мне!

– Хен, я серьезно. Мы обязаны с ними бороться.

– Мы и боремся, – заметил я.

– Надо поговорить с тем священником из Первой Пресвитерианской, – пробормотал он, но уже самому себе. – Покажем мэру Райли что почем.

– Может, вам потолковать с братом Флинтом? – предложил Мышь.

Сэм умолк и обернулся к нему.

Брат Флинт был пастором Миссионерской Баптистской церкви Винегар-Бенда. Пока все белые посещали Первую Баптистскую, черные ходили в М.Б.

– У нас в общине тоже не все довольны, – сказал Мышь своим низким, глубоким голосом. Под «общиной» он подразумевал чернокожее население, а не весь Винегар-Бенд, поскольку, несмотря на интеграцию и пятьдесят лет гражданских прав, далеко не все черные чувствовали себя его частью.

– Я об этом как-то и не подумал, мистер Чарльз, – признался Сэм. В отличие от всех остальных, Сэм всегда использовал настоящее имя Мыши – то есть, мистер Чарльз Бин.

– Ясное дело, – ответил Мышь, но беззлобно. – Не поймите меня неправильно, рабочие места нам нужны, но вы правы насчет «Уолмартса». Они появляются, несколько человек получают работу, но почти весь бизнес вылетает в трубу. Так вышло с моим братом Эрлом в восточном Теннесси. Он держал минимаркет с заправкой – ничего особенного, пара колонок. Рядом с Мемфисом, в часе езды. Потом у них появился «Уолмартс», и через год он больше не мог платить по счетам. Так что, мистер Сэм, нам все про это дело известно.

– Я поговорю с ним, – согласился Сэм. – Нам пригодится любая помощь, мистер Чарльз.

– Тут вы правы, – сказал Мышь.

Сэм протянул Иши руку.

– Ты можешь помочь Дебби на кассе. Что скажешь?

– Хорошо, – сказал Иши.

– Тогда пошли.

Глава 22

Камень за пазухой

Когда я уже готовился закрывать вторую кассу, пришла тетя Ширли и из дверей направилась сразу ко мне. Тетя Ширли была старшей сестрой моей мамы. В последнее время мы с нею встречались нечасто, чему я был рад.

Было почти семь вечера. В магазине осталось всего несколько человек, которые в последнюю минуту забежали за покупками по дороге домой. Ишмаэль вместе со мной стоял около кассы, играл с держателем пластиковых пакетов. Он решил, что упаковка продуктов – занятие вполне неплохое.

– Давненько не виделись, Хен, – объявила она.

– Как поживаете, тетя Ширли?

– Поживала прекрасно, пока не услышала об этом мальчике.

– О каком?

– Не «какомкай» тут мне, молодой человек. Ты знаешь, о ком я.

Тетя Ширли всегда полагала, что люди обязаны знать, что в точности она имеет в виду. Я покосился на Ишмаэля. Ее взгляд последовал за моим, и она выгнула брови.

– Нехорошо это, Хен.

– Прошу прощения?

– Он живет у тебя, а ты… этот самый, короче. По-твоему, это нормально?

– Он просто поживет с нами, пока мы не найдем Сару.

– А я предупреждала твою мать насчет этой девчонки. Некоторым можно становиться родителями, а некоторым нельзя. Я не хочу сказать, что им надо делать аборт, вовсе нет, но хорошо бы они раздвигали ноги пореже и не вели себя как обычная подзаборная шваль. Блудницы вавилонские, иначе не скажешь! Хуже сучек во время течки, которые готовы подставить хвост любой безголовой псине в округе. Когда Господь сказал «плодитесь и размножайтесь», он говорил не о том, чтобы штамповать ублюдков со скоростью машинки с попкорном.

Если тетя Ширли показалась вам довольно консервативной, то вы не ошиблись.

– До меня дошел слух, что Сара сбежала, и теперь ее мальчик живет у тебя. Это неправильно, Хен. Ты ведь один из этих… не стану говорить из кого, но ты знаешь, о чем я. – Словно делая мне одолжение, она понизила голос и зашептала: – Мужчины на мужчинах делают срам. (цитата из «Послания к Римлянам» – прим. пер.) Срам, Хен! Мальчик должен жить с порядочной родней, а не с такими, как ты, и я говорю так не из злости, но лишь потому, что это чистая правда. Что ты знаешь о том, как растить детей? Господи, помилуй! Ты же сам понимаешь, людям только дай почесать языком. И прямо сейчас они болтают о тебе и об этом маленьком мальчике. Живешь с ним один в том старом доме. Это неправильно!