Ангел Варенька

Когда у них родились девочки-одногодки, Петухов перенес свою любовь на них, надеясь, что дети — самые благодарные существа на свете — наконец-то отплатят ему ответной любовью. Молодой отец каждое утро бегал на молочную кухню, сам купал своих девочек в ванночке, присыпал тальком подопревшие складки на тельцах, одевал и выносил гулять, громыхая коляской по деревянной лестнице. Ради детей Петухов совершил небывалый для себя подвиг — добился квартиры, именно добился, потребовал, стукнул кулаком, и грузовик с брезентовым верхом увез их из Замоскворечья в Теплый Стан, а затем Петуховы поднатужились и одолели кооператив в Коломенском. Петухов ждал, что теперь-то его будут любить, но почему-то они гораздо чаще ссорились с детьми, чем наслаждались взаимной лаской и нежностью. Петухов отчитывал их за плохие отметки, за разбросанные по комнатам вещи, за невымытую посуду, а девочки показывали ему язык, отмахивались и затыкали уши. Постепенно он смирился с тем, что его любовь безответна (подвигов больше не совершал, и жена все чаще переходила с ним на иронично-сказочный тон, означавший высшую степень раздражения и недовольства), и вот впервые за свою жизнь Петухов услышал, что его любят, и услышал это не от обычной женщины, а от самой весны, неведомыми путями проникшей к нему в комнату.

— Я люблю вас просто за то, что вы — это вы, — сказала гостья, застенчиво улыбаясь в ответ на его умоляющий взгляд. — И не надо больше об этом. Мне стыдно, ведь я вам сама во всем призналась… Лучше покажите, как вы живете.

Она обвела взглядом комнату, стараясь не замечать разбросанных всюду детских вещей.

— Извините, у нас беспорядок, — Петухов заслонил собою наиболее компрометирующие участки комнаты. — А живем мы, в общем-то, обыкновенно, как все. Это у нас гостиная, хотя гостей мы редко принимаем и гораздо чаще сидим вечерами одни. Это обеденный стол, хотя обедаем мы всегда на кухне. Это наш лучший сервиз, из которого мы еще ни разу не ели и который бережем для торжественных случаев.

— А это? — гостья показала на фотографии, висевшие над столом.

— …Моя жена, Надежда Петровна, — Петухов засомневался, рассказывать ли дальше о своей жене или ограничиться этой краткой информацией. — Вы знаете, у нас очень сложные отношения. Не то чтобы сложные, а… — Петухов все еще не решался на полную откровенность. — Одним словом, жена меня совсем не любит, — прошептал Петухов, чувствуя, что этим признанием он упрощает свои отношения с гостьей. — Да, да, да! Я давно подозревал, но сейчас окончательно убедился! Не любит! Иначе не называла бы меня «свет мой, добрый молодец» и так далее! Чем я заслужил! Стараюсь, по магазинам бегаю, в очередях стою… — Петухов словно бы с состраданием всматривался в себя такого, каким он выглядел в собственном описании. — И дочки тоже… Такие были послушные, ласковые, тихие, когда в Замоскворечье жили, в деревянном домике, а стоило сюда переехать, и недавно слышу от них: «Кенты, покапали на хату». Совсем ведь еще школьницы, и где понахватались!

— А что такое кенты? — спросила гостья.

— От слова «Кент», сигареты такие… В переводе означает «парни», «ребята». Короче, городской подростковый сленг, — объяснил Петухов.

— Спасибо, — поблагодарила она. — А ваши фотографии здесь есть?

— Мои? Признаться, я редко фотографируюсь. И в зеркало почти не смотрюсь. Мне кажется, я такой неинтересный… Эти очки, залысины, маленькая головка… — Петухов со страхом ждал, что его самокритичность разочарует женщину.

— Что вы, у вас классический профиль! — возразила она. — Однажды я была влюблена в римского полководца, вы очень на него похожи!

— В самом деле? — Петухов был приятно удивлен. — И в каких же сражениях он участвовал?

— Он был одним из последних защитников Рима. Сражался с варварами.

— Между прочим, в детстве я очень любил командовать и играть в войну, — вспомнил Петухов.

— Вот видите!

— А еще я любил после сильного летнего дождя бегать по лужам! — с воодушевлением признался он. — Мы тогда жили в деревне, и вот пройдет гроза, сильная, свежая, и мы, мальчишки…

— Летнего? — разочарованно переспросила женщина. — Значит, лето вы любите больше, чем весну?

— Нет, нет, и весеннего тоже! — с опозданием поправился Петухов, но тотчас почувствовал неловкость и замолк.

— Не огорчайтесь, — успокоила она. — Я вас не ревную. Ну рассказывайте…

— …И мы, мальчишки, босиком выбегали на улицу, — стал нехотя продолжать Петухов, но через минуту снова замолчал. — Вечно я так, не умею я с женщинами, не получается быть внимательным, чутким, предупредительным, отсюда и все мои беды… Вот и вас невзначай обидел. Не хотел, а обидел. Разве не глупо!

— Напротив, вы очень чуткий и внимательный, — запротестовала гостья. — Просто я вас… действительно немного приревновала. Простите, мы, женщины, все такие… Вы же все прекрасно умеете, уверяю вас. Однажды во времена средневековья я была влюблена в рыцаря, и ваши манеры напоминают мне…

— Хватит! — не выдержал Петухов. — Сначала римский полководец, теперь рыцарь! Скольких же вы любили!

Гостья испуганно оборвала себя на полуслове.

— Извините, я не должна была… Когда существуешь здесь, на земле, уже целую вечность, то невольно ищешь любви. К кому угодно. Представляете, еще до того, как появились люди, я влюблялась в динозавров, ящериц, крокодилов… Помню, один динозавр…

— Хватит же, наконец! — угрожающе насупился Петухов.

— Значит, вы тоже ревнуете? — лукаво поинтересовалась женщина.

Петухов спохватился.

— Вовсе нет! Почему вы решили!

— А я вижу, и не пытайтесь этого скрыть. Вы ревнуете, как все мужчины.

Женщина весело взглянула на Петухова, и в ее зеленых глазах вспыхнуло его отражение, закружилось и рассыпалось мелкими искрами.

— Да, ревную, — вздохнул Петухов, — хотя мы встретились всего лишь час назад. Вас невозможно не ревновать. Вы такая красивая…

— В этом году не слишком. Вот в позапрошлом — другое дело. Тогда я действительно была хороша, — женщина раскинула тонкие руки по спинке дивана. — Помните, какая была весна в позапрошлом году?

— Конечно, помню. Уже в феврале все таяло, припекало, капало с крыш… — Петухов осмелился сесть рядом с женщиной. — Но вы и сейчас… вы… вы необыкновенная, — сказал он, жадно отыскивая в ее глазах свое отражение.

— И вы не боитесь мне об этом говорить? — простодушно удивилась женщина.

— Не боюсь, — твердо ответил Петухов.

— Почему это вы так осмелели?

Ее веселый взгляд словно поддразнивал его.

— Потому что вы олицетворяете собой вечную красоту, — Петухов смущенно зажал ладони между коленями.

— Вы хотите сказать, что вечная красота бесплотна и поэтому безопасна? О, вы ошибаетесь!

Женщина вплотную придвинулась к Петухову.

— Нет, нет, я хочу сказать… — начал Петухов, но голова у него закружилась, перед глазами все поплыло и в ушах повис странный счастливый звон. — Я люблю вас, — в изнеможении выдохнул он и услышал свой голос словно не из себя, а откуда-то сверху, снизу, со стороны и увидел себя — оттуда же — необыкновенно прекрасным, могущественным и добрым, не Петуховым, а — ангелом.

— Поцелуйте меня, — попросила весна. — Только не губами, а сердцем. Сможете?

— Смогу, — сказал Петухов, ощущая, как его сердце раскрывается, набухает, подобно ручью под зачерствевшей ледяной коркой, и, готовое вот-вот разорваться, сливается с сердцем весны.

— Да, именно так, именно так! Я в вас не ошиблась, — она протянула к нему свои невесомые тонкие руки и положила на плечи. — Хотите, мы улетим сейчас и всегда будем вместе?

— Куда? — спросил Петухов звенящим счастливым голосом.

— Здесь, на земле, весна наступает лишь на несколько месяцев, но я знаю такую страну, где весна никогда не кончается. Там нет ни времени, ни пространства. Ни страданий, ни боли, — одно лучистое сияние. Хотите стать лучистым сиянием?

Руки весны сплелись на шее у Петухова.

— А как же семья? Жена, девочки? — спросил он словно сквозь забытье.