Арина (Роман, повести)

И Антон, доселе бродивший по квартире, вдруг останавливается перед зеркалом, долго и мрачно смотрит на свое отражение и недовольно морщится: ничего привлекательного в его лице не было. Глаза глуповато-восторженные и словно бы подернуты сизой дымкой, короткий прямой нос книзу слишком расширен, губы не в меру полные и одна толще другой, а волосы неопределенной окраски, сестра Наталья, надо полагать издеваясь над ним, называет этот цвет какими-то нерусскими словами: «пепель-блёнд». Ясное дело, с таким заурядным лицом он не мог понравиться Арине, оттого она и не давала о себе знать целых две недели.

Ну что тут поделаешь, не биться же ему теперь головой о стенку. Да это и не поможет, все равно, как говорится, насильно мил не будешь. Вот только обидно, что из-за Арины он добровольно обрек себя на каторгу, столько вечеров проторчал дома. Выходит, наперекосяк пошла его свободная самостоятельная жизнь, и ни к чему ему было радоваться отъезду матери. Да будь она дома, он не попал бы в эту историю, при ней не поехал бы разыскивать Арину по вокзалам, не привел бы ее в два часа ночи в свою квартиру. А теперь, оказывается, он еще должен ее и провожать. Ну не смешно ли? Все две недели она где-то скрывалась, а накануне отъезда изволила появиться, оставила писульку: проводите меня, пожалуйста. Странно, зачем ей это нужно, что от того изменится, если он на прощанье ей помашет рукой из стеклянного колпака аэровокзала?

И все-таки Антон намеревался проводить Арину, хотя и понимал, что в этом не было никакой нужды. Ну кто ему Арина? Жена? Невеста? Давняя хорошая знакомая? Нет, к сожалению, всего-навсего случайная девушка, с которой он посидел один вечер в кафе, а потом привез ее к себе в квартиру и выпил с ней чаю на кухне. Так с какой же стати, казалось бы, тащиться ему в Шереметьево, провожать чью-то будущую жену? Но тут разум его был бессилен, Антон чувствовал, что не мог он пренебречь возможностью еще раз увидеть Арину.

Весь оставшийся вечер он готовился к завтрашней поездке в аэропорт, обдумывал, какой лучше надеть костюм, старательно наглаживал белую рубашку и галстук, начищал до блеска черные выходные туфли на большом каблуке. Уже укладываясь в постель, он подумал, что проводит Арину с цветами, поскольку деньги у него теперь были, и добрым словом вспомнил тетю Настю, эту божью птичку, которая будто что-то почуяла и неожиданно прилетела, так кстати одарила его десяткой.

Антон не помнил, сколько идет автобус до Шереметьева, а звонить в справочное поленился и потому выехал из дому загодя, в третьем часу дня. И пока забегал в магазин за цветами, пока добирался на метро до городского аэровокзала, пока наконец доехал до Шереметьева, время подступило уже к пяти. Точнее, было без двадцати пять, когда он вошел в сверкающий стеклом аэровокзал, всякий раз поражавший его своей огромностью. Не найдя Арины среди пассажиров, регистрирующих билеты и оформляющих багаж, он понял, что она еще не приехала, и вышел на улицу, стал ждать ее у входа.

Вся площадь, вплотную примыкающая к стеклянной стене аэровокзала, была забита сотнями разных машин, а к его главному входу все прибывали новые автобусы, такси, частные и служебные автомобили, из которых выходили люди с чемоданами и сумками, возбужденные предстоящим полетом, с неестественно резкими движениями, с напряженными улыбками. Расхаживая взад и вперед перед стеклянными дверьми, что беспрестанно то открывались, то закрывались, Антон с волнением вглядывался в каждую девушку, боясь пропустить, не заметить Арину, поскольку не знал, как она будет одета и на чем приедет.

День был тихий, теплый, солнце припекало по-летнему, хотя кончался уже сентябрь, и Антону скоро стало жарко в своем новом коричневом костюме, который мать купила ему перед отъездом в Ташкент. «А на Севере начались холода, — подумал Антон. — Там вовсю гуляют свирепые ветры, сутками идут ледяные дожди. И что все-таки тянет ее туда?» Он расстегнул пиджак, немного ослабил узел на галстуке и только собрался закурить, как увидел вышедшую из такси Арину. Была она в светлом длинном плаще, с непокрытой головой, на плече у нее висела желтая дорожная сумка. Но что такое?.. Вслед за Ариной из машины еще вылезла совсем маленькая девочка в белой шапочке. Откуда она взялась, чья эта девочка? И почему Арина держала ее за руку?

Больше из машины никто не вышел. Шофер достал из багажника объемистый чемодан, поставил его рядом с Ариной и тут же уехал. «Неужели у Арины есть дочь и она улетает с ней к мужу?» — мелькнуло в голове Антона. От этой мысли у него гулко забилось сердце, перед глазами поплыла оранжевая рябь. Выходит, она его обманула, говорила, мачеха ждет не дождется, когда выдаст ее замуж, а сама, оказывается, давно была замужем. У Антона сразу пропало всякое желание видеть Арину, он хотел сейчас же выбросить в урну цветы, которые бережно держал в руках, а затем спрятаться за стоявший вблизи автобус, уйти совсем, но в это время она его заметила и радостно закричала:

— Анто-о-он!.. Анто-о-он!..

Он сделал вид, будто ее не слышит, однако Арина, подхватив чемодан, уже бежала к нему. Девочка в белой шапочке, неуверенно переставляя ножки, семенила рядом, трогательно прижимая к груди красного резинового попугая. И тут Антон не выдержал, увидев улыбающееся лицо Арины, он забыл про все на свете и бросился ей навстречу.

— Ой, как хорошо, что вы приехали!.. — останавливаясь перед ним и опуская на землю чемодан, заговорила Арина. — Боже мой, да еще с цветами!.. А я вчера так расстроилась, что вас дома не застала. Боялась, больше не увидимся. У меня столько суеты было перед отъездом, вы себе и представить не можете. Последнее время я спала по три-четыре часа в сутки. И все равно кажется, будто что-то не успела, что-то забыла… А вы вроде немного похудели. Плохо без мамы, правда?.. Ну как вы живете?.. Вы хоть вспоминали обо мне?..

— Я каждый день вас ждал… — невольно вырвалось у Антона, растроганного тем, с какой радостью его встретила Арина.

— Ах, бедненький, ах, добрый Антон!.. — воскликнула Арина, еще часто дыша после бега. — Какая я нехорошая, бессердечная, зря заставила вас маяться. А меня все сомнение брало, думала, вдруг будете не рады, если я к вам зайду. Ведь я всего вам в тот вечер не рассказала… И теперь вижу, как я виновата перед вами…

— Да в чем ваша вина?.. — снова сник Антон.

— А в том и виноватая, что не до конца вам открылась, — теребя ремешок висевшей на плече сумки, сказала Арина. — Ведь в ту ночь я даже на минутку глаз не сомкнула. Помните, я еще душ холодный приняла? Так это я сон от себя отгоняла. Словом, посидела я тогда часок и решила уйти. Тихо открыла дверь и заглянула в вашу комнату. Вы вовсю спали, уже светало, в квартире хорошо было видно. Я села в кресло и долго смотрела на вас. И вдруг мне захотелось разбудить вас, рассказать вам все, но потом испугалась…

У Антона смешалось все в голове, он слушал Арину и плохо понимал, о чем она говорила. Вроде из-за чего-то казнилась, в чем-то винила себя. Неужели у нее не ладилось с мужем? Ведь могло быть такое: вышла случайно замуж, родила эту девочку, а потом поняла, что мужа не любит. О чем она хотела рассказать ему в то утро? Может, Арину угнетает, что у нее ребенок? Но это его не очень-то пугает, она все равно ему нравится. Да и дочь у Арины хорошая, умная. Вон она стиснула ручонками резинового попугая и спокойно стоит, не плачет, не просит мороженого. Ведет себя как взрослая, хотя совсем еще крошка. Правда, она мало похожа на Арину, особенно глазами. У Арины глаза широкие, далеко расставлены, с налетом едва уловимой грусти, а у девочки они небольшие и слишком веселые, с зелеными искорками возле зрачков. Но все равно она хорошая, такая любому понравится. И зачем только Арина тащит ее куда-то на Север? Нет, видимо, она едет все-таки к мужу, на которого и похожа ее дочь.

— А что вы забыли на этом Севере? — спросил Антон и с обидой поглядел на Арину. — Вы к мужу летите, да?

Арина слегка пожала плечами, сдержанно улыбнулась: