Чужаки

— Ко мне. А зачем? — насторожившись и загораживая дверь, спросил он.

— Мне с тобой поговорить надо. По очень важному делу.

— Вот как… Ну, что ж, иди вон к скамейке.

— Нет, пойдем уж лучше к роще, — видя, что Калина не хочет впустить ее в избу, вздохнув, сказала Машутка.

За огородом она взяла Калину за руку и почти шепотом, торопливо сказала:

— Дядя Калина, нам на заимку ехать надо. Сейчас же, понимаешь? —.

— Это зачем? — спросил Калина.

— Как зачем? Ведь лошади Тучкина там и караульщика нет…

Калина остановился, с недоумением посмотрел на девушку.

— Чего это тебе на ум взбрело.

— Ты же сам говорил, что Тучкин пять парных подвод чужого добра привез. На миллионы.

— Ну и что же?

— Ах, как ты не понимаешь. Угнать надо лошадей, спрятать, вот добро-то и останется. Красные вот-вот здесь будут… Поможем им. Миллионы ведь…

— Ты серьезно это говоришь, — еще более недоумевая, спросил Калина, — или пытаешь?

Машутка отдернула руку, но не ушла. Горько сказала:

— Грех тебе обо мне так думать, дядя Калина. Сам знаешь, обманули они меня. Но я им это припомню.

Калина повернул обратно.

— Дело придумала, Машуха. Идем. Как это я сам не догадался. Сейчас побегу, Васютку с Мишей захвачу. Втроем угоним коней в Ипатьев лес. Пусть найдут, попробуют. К утру обернемся. А ты зайди в избу, тут человеку меня один очень хороший есть, поговори с ним.

Калина познакомил Машутку с Юсупом, сказал, кто она такая, и, стащив с полатей зипун, ушел.

Оставшись за хозяина, Юсуп пригласил Машутку пить чай.

— Садись, друзьями будем, — улыбаясь дружеской улыбкой, сказал Юсуп. — Значит, у белых служишь и их же не любишь?

— Они не стоят, чтобы их любили.

— Тогда красным помогай.

— Я бы рада, да не знаю как.

— Хочешь научу?

— Научи, спасибо скажу.

Это была беседа опытного разведчика с молодой, попавшей в беду, девушкой. Рассказывая о последних военных действиях полка, Машутка, между прочим, сообщила Юсупу о разговоре, подслушанном ею в штабе. Речь шла об организации засады около переправы, чтобы разгромить там части красных, когда они скопятся у реки.

— Если бы я знала, как это можно сделать, я бы сегодня же передала им об этом. Ведь все произойдет через два дня, — закончила Машутка.

— Об этом не беспокойся, — уверенно сказал Юсуп. — Красные все знают, будут знать и это…

Теперь Машутка поняла, с кем имеет дело, и стала просить Юсупа помочь ей перейти на сторону красных.

Выслушав просьбу девушки, Юсуп отрицательно покачал головой.

— Нет, Маша, тебе туда пока незачем. Одним человеком там больше, одним меньше — разницы большой не будет. А вот здесь другое дело. Одно то, что ты сейчас сказала, не малого стоит. А дальше, я думаю, еще лучше будет. Продолжай служить у белых. Все смотри, все слушай, запоминай. А мы к тебе будем наведываться. Если человек спросит: «Не пробегала ли здесь собачонка?» и на твои вопрос «Какой масти?» скажет: «Да так, неопределенной», скажи этому человеку все, что спросит и что сама найдешь нужным передать.

— Но я хочу туда, мне здесь очень тяжело, — взмолилась Машутка.

Юсуп, помолчав, сказал:

— Переходить фронт сейчас опасно. Когда будет можно, мы тебе скажем об этом и поможем.

Машутка поднялась и твердо сказала:

— Ну, мне пора. Пусть будет пока так. Можете на меня положиться. Я сделаю все, что только будет нужно.

Глава восемнадцатая

После встречи с Юсупом Машутке стало легче на душе. Она по крайней мере знала, что ей делать.

Вернувшись в полк, девушка пошла к Луганскому. Он был очень расстроен. Красные почти полностью уничтожили оставленный им в засаде батальон. Это известие привез сегодня утром вырвавшийся из окружения с горсткой солдат Назаров. Нужно доложить командованию дивизии, но…

И Луганский писал в докладе о том, как геройски сражался окруженный красными батальон и как он уничтожил целый полк противника. Затем добавил, что если бы не ошибки погибшего командира, то батальон наверняка бы выполнил поставленную перед ним задачу и что оставшиеся в живых солдаты, безусловно, заслуживают награды за проявленное геройство. В заключение Луганский просил начальство прислать ему пополнение людьми, боеприпасами и еще одной батареей, чтобы сделать полк еще более боеспособным.

Оседлав гнедого, Машутка поскакала в штаб дивизии.

На въезде в соседнее село она встретила группу людей, окруживших телегу. Молодой башкирин, сидя на груде тряпья, громко расхваливал продаваемые им товары, уложенные в небольшой деревянный сундучок.

— Разный шурум-бурум есть, — показывая на открытый сундучок, кричал старьевщик.

— Иголка есть, нитка есть, шила есть, наперсток есть. Квачка хош березовой, хош сосновый бери. Всякой шабола берем, дорогой товар даем.

Не переставая говорить, барахольщик быстро совал окружившим его бабам разную мелочь в обмен на отрепья конопли и тряпье.

В тот момент, когда Машутка приблизилась к телеге старьевщика, туда подошел пожилой с перевязанной рукой солдат и попросил, чтобы ему дали жвачки. В обмен он подал грязные, порванные кальсоны. Увидев штаны, стоящая рядом молодая баба, сморщив вздернутый нос, фыркнула.

— Фу, гадость. Вымыл бы сперва.

— Есть когда мыть, наше дело солдатское, — огрызнулся солдат. — Воевать надо… Вас защищаем.

— Видать тебя, вояку. Драпаешь так, что не слышишь, как текет из тебя, — напирала баба, — нужен ты такой защитник.

— Фють, стерва! — озлился солдат, замахиваясь штанами. Но баба не уступала.

— Сам ты стерва. Вот такие защитники в вашем войске только и остались. Кто поумнее, все по домам расходятся. Шел бы и ты, жена поди есть. У кулаков одним защитником меньше будет. Значит, все-таки людям польза.

— Угадала! Ой, угадала, — захохотал стоящий рядом молодой и тоже раненый солдат. — А я тебе что говорил. Влипли мы в чужую кашу и никак выбраться не можем.

Получив взамен кальсон кусочек жвачки, пожилой солдат примирительно сказал:

— Может, и влипли. Черт его разберет.

Машутке захотелось купить жвачку, но у нее не было тряпья, и она спросила, не продаст ли старьевщик жвачку за деньги.

Парень посмотрел на Машутку внимательным взглядом и, подавая черный комочек, сказал:

— Не надо, не надо. Деньги не беру. Хороший девка шурум-бурум совсем не жалко.

В штабе дивизии Машутка встретила свою однополчанку — машинистку Сорокину Дину. Здороваясь с Машуткой, Дина сказала, что звонил Луганский и просил вручить ей очень важный пакет. А провожая подругу, не стерпела и шепотом сообщила:

— Наши собираются наступать, в пакете план операции…

Сообщение Дины заставило Машутку вздрогнуть. В голове родилась дерзкая мысль, бросившая ее сначала в жар, потом в озноб. «А что, если…» — подумала Машутка, прощаясь с Диной. Чем дальше, тем больше эта мысль овладевала девушкой. Она только никак не могла придумать, как благополучно схоронить концы.

Выехав в поле, Машутка пришпорила гнедого. Навстречу ей двигалась стена леса, немного выше плыли мохнатые облака, справа, тяжело взмахивая крыльями, летели журавли, по жнивью пастух гнал большое стадо скота. Подняв кнутовище, пастух начал делать знаки, прося Машутку остановиться. Придержав гнедого, девушка стала ждать медленно подходившего пастуха. Не дойдя сажен десять, пастух закричал:

— Вернись! Не проедешь. Там солдаты мост починяют. Пешком пройти можно, а верхом вряд ли.

Вдруг Машутка рассмеялась и, пришпорив коня, галопом поскакала к лесу.

Теперь она знала, что ей нужно делать…

Въехав в лес, Машутка свернула в сторону, перевалила через бугорок и, убедившись, что ее никто не видит, соскочила на зашуршавшие под ногами листья. Опустившись на землю, она сняла сумку и трясущимися руками вынула и вскрыла пакет. Потом, еще раз осмотревшись, стала внимательно читать бумагу.

…Через несколько минут Машутка поскакала дальше.