Реалисты и жлобы

просом был вопрос, как быть «с их сестрой». Жениться ли сразу, чтоб все начинать с женщиной вместе, или «все вкусить»? Или, может, вообще не жениться, потому что кто его знает, какая попадется, потому что баб хороших, конечно, много, но и плохих не меньше. Потом Виктор Иванович прочел много, наверное, неважных книг о войне, где все его сверстники были чистые-пречистые, «анголы», как говорила его мать. Его товарищи были почему-то совсем другими. Они были всякие. Люди, одним словом. Среди них он, Витек, пожалуй, был единственный голубой и розовый сразу. Он, например, мечтал жить в доме-гиганте (в их городе в тридцатые годы построили такой дом – в три этажа) на самом третьем этаже. Он мечтал сидеть на сцене с аккордеоном, а чтоб сзади него – все в длинных белых блестящих платьях – стояли девушки и пели под его аккомпанемент. Он мечтал, чтоб его девушка сидела в этот момент в первом ряду в шляпе с вуалеткой в точечку, закинув ногу за ногу, и была на ее вскинутой ноге черная лодочка с муаровым бантом. Он мечтал купить матери плюшевую жакетку, та, в которой она ходила до войны, совсем потерлась, а какие деньги у почтальонки? Он мечтал в комнате дома-гиганта иметь патефон, зеркало-трюмо и кровать на панцирной сетке. Он мечтал иметь этажерку, на которой бы стояли «Краткий курс», «Нана», «Милый друг» и стихи Есенина. Он мечтал о темно-синем шевиотовом двубортном костюме и длинном галстуке в широкую косую полоску. Он мечтал попробовать гоголь-моголь, о котором только слышал. Он мечтал об аккордеоне, с которым будет сидеть, и так далее. Он получил аккордеон в городе Герлице. Зашел в брошенный хозяевами дом, а в коридоре, прямо под большой массивной вешалкой, на которой остались зонт и пояс от серого плаща, стоял упакованный в чехол аккордеон. Он взял его, малиновый, с золотом. До сих пор жив, сносу ему нет. А взводный тогда ласкал заскорузлой ладонью бархатную с кистями зеленую скатерть. «Эхма! – говорил он. – Как у царицы платье! Это ж надо – какая гладкость… А мягкость? Сносу ж наверняка нету… Всю жизнь в таком ходить можно!»

Почему-то стало нестерпимо важно выяснить, что из того, чего так хотелось молодому, осуществилось. Значит, так… Комнаты на третьем этаже «гиганта» не было, Виктор Иванович, кажется, даже хихикнул, потому что, начиная с неосуществленной комнаты, и все остальное у него было лучше! Ему, молодому учителю, дали сразу не одну, а две комнаты в доме почты. Круглые сутки они с Фаиной слушали через стенку: «Алло! Алло! Райком? Примите сводку!» Центнеры, литры, гектары, воплощенные в красивую, с запятой, цифирь, протекали через стенку, через их уши и так же свободно уходили куда-то в пространство, не задевая, не вызывая раздражения… Крепкое здоровье было у них с Фаиной. Была ли Фаина той девушкой в вуалетке с черной точечкой? Жена преподавала химию, и у нее от реактивов пальцы были сухие и шершавые. Она не сидела в первом ряду его мечты, она стояла рядом с ним, когда он играл, и пела без всякого хора, соло: «На позицию девушка провожала бойца»,