Арина

Антону хотелось, чтобы Арине квартира тоже понравилась, ради этого он зажег свет на кухне, во всех комнатах, у письменного стола включил торшер. Но Арину его иллюминация не порадовала, напротив, ее вроде раздражал яркий свет от множества ламп, и она, войдя в первую комнату, остановилась у самой двери, недовольно сощурила сонно-усталые глаза. Антону еще показалось, что Арина немного оробела и неожиданно сникла, во всяком случае она плотно прижала к груди свою черную сумочку, опустила голову и настороженно молчала. О чем она думала в эту минуту, что ее тревожило? Может быть, ей стало боязно, что среди глубокой ночи оказалась в квартире почти незнакомого парня, может быть, ее страшила и угнетала неизвестность?

Антона и самого вдруг охватила удручающая скованность. Когда они сидели вечером в кафе, затем гуляли по улице, он мог там, на народе, с ней говорить, казалось, о чем угодно, а сейчас у него вылетели из головы все мысли, прямо-таки отнялся язык. Впервые очутившись в пустой квартире наедине с незнакомой девушкой, Антон сразу растерялся и стыдливо прятал от Арины глаза. Потом он вспомнил, как она внимательно слушала его рассказ о бабушке, быстро прошел в глубь комнаты и, показывая на увеличенную им самим фотографию, что висела на стене в белой рамке, неожиданно сказал:

— Вот ваша тезка…

Арина долго стояла рядом с Антоном, изучающе разглядывала еще совсем молодую красивую женщину в военной гимнастерке, опоясанную ремнем со звездочкой на пряжке; темные густые волосы у нее выбились из-под пилотки и скручивались по вискам в кольца, на груди чуть повыше кармана светлел какой-то довоенный значок.

— Доброе лицо у вашей бабушки, — в тихой задумчивости проговорила Арина. — Глаза такие чистые, безгрешные… Знаете, а вы похожи на свою бабушку, у вас тоже открытое лицо. Вам можно сразу поверить. Я это поняла еще на бульваре, у «Космоса».

— А сами поехали на вокзал, — напомнил ей Антон — Вы вначале меня боялись, правда?

— Нет, нисколько, — мотнула она головой. — Я же говорю, я вам поверила. А вы стали меня жалеть…

У Арины уже не было той настороженной оробелости, какую Антон в ней заметил, когда они только что вошли в квартиру, во всех ее движениях появилась прежняя резковатость, она опять казалась гордо-независимой и простой. По разбросанным на письменном столе книгам и конспектам, по свернутым в трубки листам ватмана она сейчас же угадала, в каком он учится институте, а увидев грампластинки Карела Готта, радостно воскликнула:

— О, вы тоже любите Карела!.. Это чудо-соловей с серебряным голосом. Я могу его слушать бесконечно.

Такая, прежняя, Арина, которая не замыкалась в себе, была Антону понятнее, и он сразу почувствовал некоторую раскованность, к нему снова вернулась обычная веселость. Антону даже захотелось немедленно сделать Арине что-нибудь приятное, и он, недолго думая, придвинул радиолу к электрической розетке, перебирая на столе пластинки, спросил:

— Завести вам Карела?

— Бог с вами, Антон! — не на шутку испугалась Арина. — Уже два часа ночи. Вы всех соседей на ноги поднимете, они вас могут поколотить.

Понимая всю никчемность своей затеи, Антон уже готов был от нее отказаться, но по причине вдруг нахлынувшей на него дурашливости все-таки слабо настаивал:

— Я тихонечко-тихонечко.

— Все равно не надо, — снова возразила Арина и села в кресло, руки положила на плотно сжатые колени.

Стоявший у стола Антон только теперь увидел, какие длинные и красивые у Арины ноги. Его сестра Наталья до замужества все хныкала, страдала, что ее ноги слишком полны и коротки. Антона тогда смешила печаль сестры, он был уверен, у нее хорошие ноги. А сейчас он понял, как проиграли бы ноги Натальи, окажись она рядом с Ариной.

— Тогда я вас угощу чаем, — сказал Антон, вспомнив, что Арина в кафе ничего не ела, а только выпила два бокала вина и чашечку кофе.

— Спасибо, Антон, я ничего не хочу, — вежливо отказалась Арина. — Я вот только душ холодный приняла бы.

Антон сейчас же нырнул в ванную комнату, быстро сгреб в охапку висевшее там на веревке кой-какое белье, запихал его в эмалированный бак, прикрыл крышкой. Секунду подумав, отвязал еще веревку, спрятал ее туда же. Потом ополоснул горячей водой ванну, отыскал и повесил на крючок два чистых полотенца: одно большое, банное, другое маленькое, и, выскочив из ванной с повлажневшим от излишней суеты лицом, сказал:

— Пожалуйста, можете купаться.

Пока она принимала душ, Антон достал из шкафа свежие простыни, выстиранные и поглаженные матерью, из ящика для белья вытащил одеяло с подушкой, все это аккуратно положил на диван, который стоял во второй комнате, и, думая, что бы еще ему сделать, стал бродить по квартире. Один раз он приблизился почти к самой двери ванной, вслушиваясь в плеск падающих струй, представил Арину обнаженной, казалось, даже явственно увидел, как вода стекала с ее чуть покатых плеч, и, охваченный непонятным волнением, поспешно удалился в комнату. А через минуту вышел на балкон, поглядел на ночной бульвар, где в этот час было скучно и не по-городскому тихо. Огни в окнах домов не горели, уличные фонари светили тускло, деревья с кустами казались сверху черными, неживыми. И лишь вездесущие такси изредка сверлили темноту зелеными огоньками, на малый миг разливали шум по бульвару, как бы напоминая людям, что в этом огромном городе ночью никогда все не спят, кто-то обязательно бодрствует, кто-то куда-то торопится, кто-то кого-то ждет.

Корда он вернулся в комнату, Арина уже вышла из ванной и стояла в своем синем платьице посреди прихожей. На этот раз он все-таки уговорил ее выпить чаю, и они еще немного посидели на кухне. За чаем Арина рассказала, что она второй год работает медсестрой и скоро собирается уехать на Север, где, по ее словам, живут лишь отважные люди, рядом с которыми и слабый становится сильным.

— А вы разве слабая? — спросил у нее Антон.

— О себе судить трудно, — неопределенно ответила Арина. — Это виднее со стороны.

После чая он провел ее в комнату матери, пожелал спокойной ночи и тут же вышел. Арина закрыла за ним плотно дверь и, видимо, стала укладываться. Антон слышал, как за дверью шелестело белье, как поскрипывал диван, потом щелкнул выключатель, и все стихло.

Посидев немного в кресле, Антон снял с руки часы, которые показывали без десяти три, завел на половину восьмого будильник и принялся разбирать постель.

Утром Антон проснулся рано. Еще не зазвенел будильник, а он уже вскочил с постели, быстро натянул на себя рубашку с брюками и сразу подошел на цыпочках к двери, что вела в комнату матери, чутко прислушался. В комнате была полная тишина, живой душой там вроде и не пахло. Неужто Арина встала еще раньше и тайком ушла, не сказав ему ни слова? У него даже во рту пересохло от такой мысли. Затаив дыхание, он опять прислушался, но за дверью по-прежнему не было каких-либо признаков жизни. Начиная уже верить в столь внезапное исчезновение Арины и жалея об этом, Антон чуть приоткрыл дверь, осторожно просунул голову в комнату и сразу убедился, что ее там не было. Как и вчера, на диване аккуратной стопкой лежали свернутые им простыни, одеяло, наволочки и рядом белел маленький листок, вырванный из записной книжки. Он тут же взял его и пробежал глазами по строчкам, написанным мелким неровным почерком:

Прочитав записку, Антон сначала улыбнулся: ему было приятно, что Арина называла его «милым». А через минуту он уже хмурил брови: его резануло слово «вероятно». Выходило, что она колебалась, еще сама не была уверена, стоит ли к нему заходить. Подумаешь, ну и пускай не заходит. Она потому и убежала так рано, что решила забыть об этом случайном их знакомстве, покончить с его навязчивостью. Разбуди она его утром, пришлось бы ради приличия вести разговор о новой встрече, давать ему свой телефон, а так все решалось очень просто и вроде она оставляла ему какую-то надежду: я к вам, может быть, зайду. Но сама, конечно, и не подумает зайти. Ну что ж, это, разумеется, ее право, она вольна поступать так, как сочтет нужным. Вполне возможно, что Арина тут же забудет его адрес, если уже не забыла. Да в темноте она, наверное, и не разобрала номер дома.