Сердце: Повести и рассказы

Напрасно ужасались маловеры, напрасно шипели скептики. В один ликующий день двенадцать пар волов, впряженных в лафеты собственной конструкции Капитана, повлекли отремонтированное судно в цельном, неразобранном виде по направлению к Еленовке.

Надлежало таким способом перевезти его на расстояние шестидесяти семи километров, преодолев подъем не менее тысячи метров. Это было могучее зрелище, напоминавшее некоторые эпизоды сооружения Хеопсовой пирамиды или дни Троянской войны, зрелище, для изображения коего не годится наше ржавое перо. Мычали волы, скрипели лафеты, пыль поднималась клубами, толпы народа шли за плывущим посуху кораблем. Он плыл, плыл безостановочно под пламепеющим солнцем, среди обнаженных холмов и каменных осыпей издревле сухопутной страны. Вся Армения, маленькая истерзанная Армения, с потрескавшимися от смертных мук губами, смотрела на эту небывалую процессию, восхищенно всплескивала руками и говорила: «Вай!» А впереди всех гордо шагал уверенный в счастливом исходе предприятия капитан — не Черноморского уже — Севанского флота Эрванд Гаспарян.

Судно благополучно прибыло в Еленовку, его спустили на воду и нарекли «Лукашиным». Так была открыта первая навигация на Севане.

Насупленные и подозрительные елеповцы осуждали всю эту новомодную затею; перед самым спуском они заявляли, что эта уродина все равно плавать не может и вот, как бог свят, сей секунд потонет.

— Почему же? — спрашивали их.

— Потому — она железная.

— Но ведь на Черном море такие суда плавают?

— Э! — говорили еленовцы с видом стреляных воробьев. — Так ведь там же соленая вода...

По отчаянной жизни шестидесятилетняя старуха молоканка, которую Капитан взял на борт первой пассажиркой, вернулась из плаванья невредимой и, перекрестившись, тут же на мостках, объявила, что хотя на этой лодке отовсюду несет дымом, и не кизячным, а каким-то поганым, однако бегает она ходко и потонуть не потонет, потому как ее распирает воздух. И старухе поверили.

Так, в составе одной единицы, флот существовал два года. Но с каждой навигацией прибавлялось грузов, пассажиры валили валом, и вот в двадцать четвертом году Капитан отправился в Батум приобретать новые суда. Не так много денег было у него в кармане, как много светлых идей роилось в голове. Да, он кое-что соображал и предвидел то и другое... В Батумском порту, где Капитан смолоду знал каждую щель, он отыскал два полуразрушенных катера. Оба выглядели так угрюмо, что их уже давно сопричислили к металлическому лому. Биография их была тоже длинна и затейлива; они славно поработали на Каспии, а во время войны их перекинули на Черное море с особым назначением: для охоты на контрабандистов; на этом поприще и прервалась их удалая жизнь. Капитан ощупал в них каждую гайку и со смиренным видом попросил в портовом управлении продать ему эти сдл. Суда?.. Хо-хо! скажите лучше — эти дырявые туфли!.. Так вы хотите... Короче говоря, Капитан получил оба судна бесплатно, ему их подарили. Оставалось только погрузить их на платформы, перевезти в Эривань, отремонтировать и переправить на озеро испытанным способом. Что и было проделано.

Под звучными именами — «Амбарцумян» и «Мартуни» — эти катера по сей день бороздят яркие воды Севана.

Еще через пять лет Капитан съездил на Каспий и там, на Астраханском рейде, облюбовал два нолуморских, но крепких и быстроходных судна. К этому времени Севанское судоходство было уже достаточно богато, чтобы не копаться в каком-то заржавленном хламе, а просто купить то, что нужно. Приглянувшиеся Капитану суда были им приобретены и через Баку, обычным порядком, прибыли в Еленовский порт, где и получили имена: «Коммунист» и «Комсомолец».

На этом собирание Севанского флота до поры до времени закончилось. Следует лишь отметить, что в течение предыдущих лет он обогатился изрядным количеством вместительных барж, как железных, так и деревянных.

Между тем слава Капитана пошла гулять по всей республике; он был признан высоким специалистом по транспортировке непомерных тяжестей... Его стали приглашать консультантом всюду, где нужно поднять и перевезти что-нибудь очень тяжелое. Так, именно под его руководством были переправлены на места агрегаты сооруженных в Армении гидростанций — Ленинаканской, Эриванской, Дзорагэса и прочих...

Когда же кто-нибудь выражает Капитану свое восторженное удивление по поводу такой его сноровки, он скромно говорит:

— Мы, моряки, не боимся тяжелых грузов. Ведь на океанских судах мы перевозим автомобили, аэропланы, паровозы, то и другое...

Смешные детские годы!.. Но не они ли прибавили лишних морщин на крупном, дубленом лице Капитана, не они ли тяжко навалились на его шестидесятилетние плечи?.. Вы думаете, это так просто — наладить судоходство на большом озере, подобрать команды, обучить механиков и рулевых, завести регулярные рейсы, организовать движение грузов?.. И все это в стране, которая до сих нор употребляла воду только внутрь, ну, да еще для орошения полей... А пристани, склады, дома для рабочих?.. А узкоколейки, а вагонетки?.. Все это тоже не валится с неба.

Чистая галька, голая и гладкая галька лежала на плоском пустынном берегу за Еленовкой. Но вот, камень за камнем, тут начали вырастать дома, и все двухэтажные, городского фасона. Воздвигло себе весьма почтенного вида дом Судоходство, поблизости обосновались Армрыба, рядом; с ней научная Озерная станция, и вот вам уже поселок. А там построили холодильник на две тонны рыбы и маленькую электростанцию при нем. В этом поселке теперь уже все есть: магазин Армторга, ларьки, столовая, цветники; была даже парикмахерская, но потом парикмахер сбежал просто потому, что здесь все бреются сами...

Чем не город? И вырос он на глазах Капитана. Но мало сказать — на глазах, он сооружался его заботами, его любовью, его рокочущей энергией. Почти ко всему тут приложена пока еще твердая, неколеблющаяся рука Эрванда Гаспаряна.

Однако исключительный, горно-морской севанский воздух сильно способствует аппетиту. Это отлично понимает Капитан, а к тому же правило его жизни — спрашивать хорошую работу с тех, кто хорошо обедает. Так не возить же все продукты за тридевять земель! Кое-чего можно добиться и на месте. Капитан покопался в тесном бюджете Судоходства, поскреб здесь и там, и у него завелось форменное молочное хозяйство, скотный двор по всем правилам науки. Четырнадцать (четырнадцать!) коров гуляют нынче по субальпийским пастбищам и дают отменное молоко. Оно идет в столовую; туда же поступают масло, сыр, каймак, мацони собственного производства.

Кто сказал, что моряк не может быть добрым сельским хозяином? Моряк все может, особенно если он имеет кое-что на плечах...

На северо-западном берегу Севана уже нетрудно различить первые бледные стебли благоденствия. Но разве это все, что тут можно сделать?.. Бог мой, да это же только начало, смешное маленькое начало!..

В столовой Судоходства — громокипящий скандал. Кричит и размахивает длинными руками Бухгалтер, кислый русский человек с мутно-голубыми глазами ротного фельдшера. Неслыханное ограбление среди бела дня!..

Дело в том, что оп обременен неисчислимым семейством и потому берет обеды на дом. Так вот вчера ему вместо пяти порций второго положили только три. Вот-с, пожалуйста, все могут посмотреть, — они вчера нарочно не стали кушать. И не притронулись к этой кастрюле. Кто-нибудь будет оспаривать, что здесь только три порции?..

— За мои честные трудовые деньги! — кричит Бухгалтер.

Заведующая, сухопарая и пугливая, топким голоском оправдывается, потом переходит в наступление.

— Сами небось половину поели, а потом приходят и говорят!..

Обедающие с упоением вникают в развитие спора, не понимающим по-русски тут же переводят каждую реплику. Капитан, который тоже столуется здесь, долго слушает молча. Затем он восклицает, покрыв своим басом все голоса:

— Да!.. на этом все держится!..

Столовая мгновенно стихает, спорщики оглядываются. Общее недоумение.