Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Тот решительно стукнул палкой себе по колену. Раздался деревянный, мертвый звук.

— Если бы не это, я пошел бы в рейс сам. Я предлагаю назвать будущее исследование «Пер аспера ад астра», ибо его роль для исследования космоса мне представляется…

— Называйте как хотите, — сказал шеф. — Только не забывайте: мы пока живем на Земле. — И вдруг опять захохотал. — Кот-то! Кот как прыгал! А этот? Катушкин его фамилия?

— Нет, Ниточкин, — доложил молодой научный работник.

— А вы кем пойдете? — спросил его шеф.

— Камбузником, — доложил молодой научный работник.

— У вас какие сигареты? — спросила Татьяна Васильевна шефа.

— «Честерфилд».

— Папа, у тебя какие?

— «Столичные».

— Тьфу, черт, — сказала Татьяна Васильевна. — «Беломора» ни у кого нет?.. Ерунда это, а не несовместимость. Ерунда.

На палубе теплохода «Профессор Угрюмов» заканчивали раскреплять палубный груз — автобусы, бульдозеры и скреперы.

Из трехтонного самосвала с причала выгружали на кормовую надстройку судна огородную землю.

Львиный мужчина и его дочь стояли на пеленгаторном мостике, самом высоком месте судна, среди антенн радиолокаторов и радиопеленгаторов, напоминающих очертаниями космические сооружения.

Татьяна Васильевна наблюдала за объектом номер два в бинокль.

Петя Ниточкин поднимался на палубу судна с чемоданчиком в руке и транзистором на шее. Внимание его привлекла металлическая четырехугольная загородка. От нее веяло скорбью.

— Клетка от акул, что ли? — спросил Ниточкин чумазого камбузника, тащившего ведро отбросов. В камбузнике мы узнали молодого научного работника, который комментировал любительские киноленты.

— Не угадали. Для бабушки четвертого механика.

— А! Понятно! — засмеялся Ниточкин. — Кладбищенская загородка, скроенная и сваренная из ворованного металлолома в рабочее время за период кратковременного ремонта?

— Точно, — подтвердил камбузник и поставил ведро в ватервейс.

— Мрачное хобби у четвертого!

— Его зовут Гриша, а кличка Айсберг. Вы суеверны? — неожиданно и пытливо спросил камбузник, вытащил очки и нацепил их.

— Хрен знает. А тебя, конечно, очкариком дразнят?

— Бывает, но я не обидчивый… И знаете, мне нравится ваша улыбка, — с обезоруживающей простотой и благожелательностью сказал камбузник. — Вы любите живопись?

Если бы у Ниточкина были очки, он, вероятно, сейчас надел бы их.

— Слушай… — Ниточкин несколько секунд изучал собеседника, подбирая для него соответствующее обращение. — Ты, Диоген, давно из бочки?

— Я могу сказать, что для вас характерно усваивать некоторые явления при помощи интуиции, а не мышления: внезапное прозрение… Вы быстро охладеваете к собственным идеям?.. Простите… — Ученый камбузник подхватил ведро с отбросами и исчез, потому что заметил приближающегося старшего помощника капитана.

Татьяна Васильевна внимательно наблюдала объект номер один в бинокль. Рядом с ней находился отец.

Объект выглядел внушительно. Это был мужчина отменно мужской внешности. Крепкие челюсти старшего помощника сжимали замечательную трубку: черное дерево, слоновая кость и на фасаде — зловещий лик Мефистофеля. Абсолютно белые кудри выбивались из-под фуражки.

Судовой кот, знакомый нам по любительскому фильму, тоже абсолютно белый, крутился вокруг ног Эдуарда Львовича.

Объект номер два заметил старпома и расплылся в радостной улыбке.

— Ниточкин чувствует себя отлично, — сказала Татьяна Васильевна. — Высокоактивный, социомобильный экстраверт…

— Да-да! — пробормотал ее папаша, поднимая фотоаппарат. — Сейчас увидишь его активность…

Ниточкин бросился к трапу и начал торопливо подниматься. На ходу он кричал:

— Эдуард Львович! Здравствуйте! Опять свела судьба! А у меня штурманский диплом в кармане! Последний рейс в матросском звании!..

— Очень приятно, — невозмутимо сказал старший помощник капитана, наступил на кота, покачнулся и под мощный рев боцмана: «Уходи с под груза! Полундра!» — полетел с трапа самым нелепым образом, ибо угодил в кладбищенскую загородку. А грузовая площадка с горой огородной земли плыла в этот момент над встретившимися объектами, и земляная пыль сыпалась сквозь ее щели.

Крановщик, увидев нелепое падение старшего помощника капитана, рванул рычаги, и добрая тонна чернозема рухнула в кладбищенскую загородку, похоронив невозмутимого моряка.

На пеленгаторном мостике львиный мужчина лихорадочно щелкал фотоаппаратом.

Татьяна Васильевна опустила бинокль и задумалась.

— Раздвоение внимания? Потеря способности правильно оценить обстановку? — спросила она саму себя.

Ниточкин дергал дверцу кладбищенской загородки и орал:

— У кого ключ от этого кладбища?

Огромный амбарный замок не поддавался его усилиям.

Из кучи чернозема показался Эдуард Львович.

— Не орите! — сказал он Ниточкину. — Что нам с вами, Петр Иванович, привыкать, что ли?

— Эдуард Львович, я не нарочно, я… Господи! Мистика! — причитал Ниточкин совершенно по-мальчишески.

— Возьмите себя в руки, Петр Иванович. Никакой мистики здесь нет. Есть дурацкие стечения обстоятельств. Теперь о деле. Будете еще разок артельным: у вас есть опыт. Сейчас бегом на склад и получите семена лука, редиски и укропа… А отсюда я сам вылезу…

— Противостолбнячный укол для первого близкого знакомства — это неплохо, — сказала Татьяна Васильевна. — И под этим соусом измерю ему кровяное. Пожалуй, папа… простите, профессор Ивов, путь к звездам через тернии начинает меня интересовать…

Капитан теплохода «Профессор Угрюмов» кормил здоровенного попугая. Попугай сидел на цепочке и жрал кукурузный початок.

Вошел профессор Ивов:

— Товарищ Кукуй? Фаддей Фаддеич?

— Возможно, — сказал капитан. Он не привык к таким неожиданным вторжениям в свою каюту. — Вы из санэпидемэкспедиции? Из газеты? Из роддома?

— Шутим? — спросил профессор.

— Плачем, — сказал Кукуй.

— Вот приказ начальника пароходства, вот виза министра, — сказал профессор. — На вашем судне будет производиться психосоциологический эксперимент. Вернее, исследование.

— Потому и плачу, — сказал капитан. — Виски или джин с тоником?

Профессор выгрузил из портфеля десятка два больших конвертов. Сургучные печати украшали конверты.

— Попрошу хранить в сейфе. От джина не откажусь. Соберите экипаж. Я профессор Ивов Василий Никифорович. Я проведу короткую информацию. Судовой врач Татьяна Васильевна Ивова, моя дочь, будет руководить исследованиями. Кто из ваших помощников может принять на себя организацию дела? Но вы сами понимаете — это должна быть сильная личность!

— Ясное дело, не попугай, а старший помощник, — сказал капитан Кукуй и снял телефонную трубку: «Чифа ко мне!»

Чиф в медпункте застегнул брюки после укола. Татьяна Васильевна прилаживала ему на руку аппарат для измерения кровяного давления.

Судовая трансляция прорычала: «Старшему помощнику немедленно к капитану! Экипажу приготовиться к лекции по психике социологии».

— Зачем вы мерите мне давление? — спросил чиф.

— После противостолбнячного укола это обязательно, — не моргнув глазом, солгала Татьяна Васильевна.

— Живодер ты, а не женщина! Мое животное истекает кровью! — Видимо, уже в десятый раз заглянула в дверь медпункта буфетчица Мария Ефимовна. Судовой кот Жмурик барахтался в ее руках.

— Ефимовна, прекратите хулиганить! — приказал старпом. — Идите к капитану и доложите, что мне измеряют кровяное давление.

— Есть! — четко сказала Мария Ефимовна, просунула в медпункт Жмурика, захлопнула дверь за ним и исчезла.

В медицинской тишине был слышен шум выходящего из резиновой груши воздуха.

— Нормальное!!! — с неподдельным удивлением пробормотала Татьяна Васильевна.