Весенний шум

Нечего кривить душой — жалко уезжать из такого города. Но в том-то была и сила, что славный город не копил бессмысленно свои человеческие богатства. Он множил их ежечасно и рассыпал щедрой рукою по всей стране, — ленинградцы ехали работать в Белоруссию, в Сибирь, в Казахстан, на Дальний Восток.

Маша потрогала рукой красноватый гранит набережной. Он еще хранил дневное тепло, медленно отдавая его руке. Внизу тихо плескалась вода, полоща гранитный отвес. Вдоль набережной со стороны реки тянулась надпись. Огромные белые буквы: «Якорей не бросать».

Кораблям хорошо, а вот люди… Они бросают якоря без спроса, они привыкают друг к другу, и к городу, к его домам, деревьям, вот к этим камням, на которых написано: «Якорей не бросать».

Теплый июнь шел по улицам города, с Марсова поля спускался Кировским мостом на Петроградскую сторону. Окутанный теплым июньским ветром, по мосту шагал Костя Добров. Он возвращался из Публичной библиотеки. Женщина на набережной увидала его издали, она ждала, когда он подойдет. С нею вместе он уедет отсюда через какой-нибудь месяц и, может быть, навсегда.

Костя поцеловал ее, словно долго был с нею в разлуке. И они неторопливо двинулись домой, мимо памятника «Стерегущему», по улице Красных Зорь, носившей теперь имя Сергея Мироновича Кирова. Удаляясь от набережной, две фигуры становились все меньше и меньше, и вскоре растворились в кудрявой зелени парка.