Факел

- Вот какую щуку ты поймал,- похвалила Тоня мужа.- Такую, видать, еще никто не лавливал.

Павел незаметно улыбнулся:

- Борисов спросил Келлера: кто его сбил? Показали Бокова. Немец покачал головой, сказал: «Такой молодой не мог меня сбить». Тогда Борисов попросил выйти вперед меня и опять спросил Келлера: «Может быть, этот?» Келлер сначала покачал головой, но потом внимательно посмотрел и попросил назвать мой бортовой номер. Я назвал. Тогда Келлер, вскочив, закричал: «Да, да. Но неужели этот молокосос так перехитрил меня, старого аса, «короля неба»!» Борисов ему спокойно ответил: «Он у нас и не таких рубал, да так, что перья летели. Ну-ка, Павел Сергеевич, подойди поближе да покажи этому «королю», как ты и на чем летаешь!» Я шагнул к столу, но дал знак Борисову, что, мол, неудобно демонстрировать. А Борисов еще громче крикнул: «Покажи, покажи, Павел, пусть знают силу русского человека, пусть знают, сволочи!» Я снял фетровые бурки и оказался перед немцем на… протезах. Келлер так и остолбенел. Стоял несколько секунд с выпученными, как у совы, глазами и, кажется, ничего не понимал. А когда до него дошло, он схватился за голову, рухнул.

Тоня встала, обняла Павла, поцеловала в губы:

- Молодец ты у меня, просто молодец!

Павел, смутясь, ответил:

- У нас, как ты знаешь, все такие.

- Но ты особенный.

- Для тебя?

- Да.

Тоня подняла из ванночек йоги Павла, протерла их мягким махровым полотенцем, помогла надеть протезы. В эту минуту Павел подумал: хорошего, доброго друга встретил он на фронтовой дороге, друга на всю жизнь.

Глава третья

День Победы застал Павла в Крыму, куда он был переведен в последние месяцы войны. И как ни грустно ему было расставаться с однополчанами, как ни уговаривал он командира оставить его а полку, Борисов был неумолим: Крым есть Крым а Заполярье - Заполярье. В Крыму летать легче, а это как раз и необходимо Павлу.

- Потрудился на славу, большое спасибо тебе,- сказал Борисов.- А теперь высшее начальство приказало,- да Юг. И я не имею права возражать.

Борисов выстроил полк, чтобы попрощаться с Павлом, у всех на виду крепко, по-мужски поцеловал его, сказал:

- Ну, Павел Сергеевич, счастливого пути! От всех ребят тебе земной поклон. Встречай победу в солнечном Крыму, она не за горами.

Павел прошелся вдоль строя, крепко пожал руки своим боевым друзьям, дольше других задержался возле Димы Соловьева, притянул его к себе.

- Ну, будь здоров, Шплинт,

- Встретимся, Павел! - горячо прошептал Дима.

До победы над немцами действительно оставалось немного, и Павлу уже не пришлось участвовать в боях с фашистами в Крыму. Немцам было не до Крыма. Они отступали в глубь своей территории и заботились лишь о том, как бы уберечь шкуру от неминуемого возмездия.

И вот она, долгожданная победа, взметнулась над страной радужным фейерверком, объятиями, поцелуями, слезами!

Сообщение радио о победе Павел услышал дома. Он нарочно не выключал репродуктор в эти майские дни, с часу на час ждал известия. И точно - ранним утром торжественно прозвучал голос диктора, и весь дом заходил ходуном. Павел разбудил Тоню, схватил ее в охапку, поставил на ноги, начал целовать в губы, в щеки, в глаза. По его лицу текли слезы, руки дрожали, его колотил, словно в лихорадке, радостный озноб.

Тоня закричала:

- Павлик, Павлушка, буди всех! Победа! Всех, всех буди!

Павел носился по коридору, стучал в двери соседей, неистово орал:

- Радуйтесь, друзья, победа! Победа!

Люди в одном белье выбегали в коридор, бросались Павлу в объятия, целовались, плакали и сквозь слезы кричали «ура».

Этот майский день был торжественным и на аэродроме. Командир полка Загубисало поднял все самолеты в воздух, они прошли в строгом строю над летным полем, дали победный салют, а затем летчики доказывали фигуры высшего пилотажа.

Мальцев вел свой «ястребок» с какой-то особенной легкостью, с блеском. Авиаторы, находившиеся на аэродроме, невольно любовались его полетом.

Потом летчики отпраздновали победу за общим столом. Шумно произносили тосты, по очереди подходили к Загубисало, поздравляли с победой, хвалили его за личную храбрость, желали новых удач.

Подошел к Загубисало и Павел, сказал:

- Мой тост за славных воздушных бойцов, которые отважно защищали Родину на севере и юге.

В ответ Загубисало заметил:

- Спасибо, Павел Сергеевич, за добрые слова. Желаю скорее закончить службу, ведь тяжело тебе…

«Нашел что сказать в такой радостный час», - подумал Павел и, скрипя протезами, вернулся к своему столу, молча досидел до конца торжества.

Домой пришел расстроенный. Рассказал обо всем Тоне. А она улыбнулась, шепнула:

- Он, наверное, пошутил. Разве посмеет. Ведь мы уже не вдвоем…

Тоня прижалась к Павлу, заглянула ему в глаза.

- Не чувствуешь? Он уже бодается… наш малыш…

- Молодец ты у меня, Тонечка. Хорошо бы девочку.

- Не все ли равно кого? Ведь наш он, весь до кровинки наш.

- Оно, конечно. Но девочку - лучше. Тебе помощницу. Если второй вдруг…

Тоня легонько оттолкнула его от себя.

- Ишь, какие планы строит.

- А в наше время без плана никак нельзя, - отшутился Павел.

За полетами, за заботами Мальцев не заметил, как в его семье прибыло пополнение. Тоня, и верно, родила дочку, назвали ее Леночкой. Черноглазая, с носом-пуговкой, она, как утверждал Павел, была очень похожа на него, а Тоня перечила: отыскивала на едва расправившемся личике Леночки свои черточки. Так и жили Мальцевы, наслаждаясь радостью, пришедшей в их дом после войны.

Но однажды Павел вернулся домой сумрачный, злой. Еще с порога швырнул фуражку на кровать, грузно протопал в переднюю комнату, тяжело опустился на стул. Тоня, насторожившись, прошла следом за Павлом, тихо прикрыв за собой дверь. Он вскинул на нее усталые глаза:

- Ну вот, я, кажется, приземлился. - Павел заерзал на стуле, отвернулся к окну.

- Что-что? - переспросила Тоня.

- Сегодня вызвал и предложил подумать… Предложил подумать о пенсии, мать.

- Тебе предложили? Да ты что, не в себе, что ли? - вскрикнула Тоня и повернула к себе лицо Павла. В его глазах она увидела слезы. - Да кто же это посмел? А? Да как ему не стыдно!…

- Загубисало. Вызвал сегодня и говорит: заводи, Павел Сергеевич, пенсионную книжку, пробил час уходить па покой…

Мальцев встал, взял со стола папиросы, чиркнул спичкой так, что серная головка огненным шариком отлетела в сторону, закурил.

- Да как же это он… как же? - Тоня заплакала, Павел рассказал все по порядку. Оказывается, уже несколько дней Мальцева обхаживал командир звена Федорович, воевавший с Павлом раньше в Заполярье, а теперь переведенный на Юг. По поручению Загубисало он «готовил» Мальцева к разговору о его демобилизации. Издалека, намеками Федорович давал понять Павлу, что он, хорошо повоевав, имеет право на заслуженный отдых, что его заменит молодежь, а он будет помогать ей расти, как ветеран, как летчик-вояка, приходя в полк на досуге. Павел огрызался, говорил Федоровичу, что без неба у него никакой жизни не будет и пусть, мол, он заткнется со своей демобилизацией. Если в войну добился разрешения летать, специальный самолет для него сделали, так разве он не может служить в авиации в мирное время?

- Нет, ты мое сердце больше не береди, иначе худо будет! - сказал Павел сгоряча.

- Как это так, худо? - вскипел Федорович. - Угрожаешь? А еще командир!

- Да, командир, - спокойно ответил Павел. - Но ведь ты ерунду порешь, потому и говорю так.

- Как это «ерунду»? - еще больше ощетинился Федорович. - Да знаешь ли ты…

- И знать не хочу, - перебил его Павел. - Прошу больше не напоминать мне о запасе. Слышать не хочу.

- Ну что ж, товарищ Мальцев, - пригрозил Федорович. - До встречи у Загубисало. - Он резко повернулся и направился к штабу.

А через несколько минут запыхавшийся посыльный вызвал Мальцева к командиру.