Грехи наши тяжкие

А сегодня утром — Косульников не помнит уже, по какому поводу, — он заглянул к инженеру. Но его не оказалось на месте. На столе лежали бумаги. Косульникову они показались знакомыми. Он подошел поближе к столу, глянул на них, и на лбу у него выступила испарина: это были прошлогодние накладные на металл.

Косульников торопливо полистал подшивку накладных — да, они! Подписанные всеми: им, самим Косульниковым, начальников отдела, заместителем директора. Аркадий опрометью выскочил из комнаты. Пошел к себе, сел за стол. Но сидеть не мог — встал, заходил взад-вперед. «Кому нужны прошлогодние накладные?» — думал он. Значит, за ним установлена слежка. Значит, парень копается в документах больше месяца! А он в шахматишки с ним играет! «Шляпа! Дурак!» — обругал себя Косульников. Мысли одна другой поспешнее проносились у него в голове. «Да, хорошо ругать себя за прошлую оплошность. Но что делать теперь?» Косульников решил сначала поговорить с начальником отдела. Они давно работают вместе. К тому же начальник наверняка знает кое-что об инженере. «Как бы там ни было, но надо действовать, — решил Косульников. — Иначе попадешь к ним в лапы».

Он твердо решил поговорить с начальником отдела и уже придумал, как поведет разговор, но в это время позвонил продавец из комиссионного магазина и сообщил, что есть хорошая вещица.

«Оценена, но я попридержу до вас, — сообщил он. — Если вы не возьмете, продадим».

Знакомый продавец никогда не звонил понапрасну. Значит, вещица и правда того стоит. Косульников бросил все дела и побежал к машине.

И вот он купил светильник и любуется им…

Однако казнить себя мысленно и бездействовать было не в его натуре. «Надо спешить, пока еще не поздно, — решил Косульников. — Надо позвонить своим компаньонам, на места, в колхозы. Сказать, что возможен перерыв в поставках металла. Надо убрать деньги и все лишнее из квартиры».

Косульников встал, прошел в кабинет. Он снял пиджак и, пока вешал его в гардероб, подумал: сколько тут висит одних его костюмов! А жены? и все хорошие, дорогие. С письменного стола, рассуждал он, надо убрать часы. Часы были с золотыми стрелками и в малахитовой оправе. Они нелегко ему достались. Знатоки уверяли, что часы принадлежали самому генерал-губернатору, князю Борятинскому. Да и картины Саврасова, Айвазовского, которые висели на стенах кабинета, надо убрать. На худой конец, жена продаст их. Как-нибудь проживут.

Косульников постоял, думая над тем, кому бы переправить эти вещи. Лучше всего отвезти сестре. Но с сестрой он был не в ладах. Не поехал даже на свадьбу племянника — и плохо сделал.

Теперь глаз Аркадия натыкался на дорогие и ненужные вещи, которыми квартира была буквально забита. В передней висели еще одни часы с боем. Загораживая проход, стоял туалетный столик резной работы, висели неуклюжие канделябры, картины…

«Черт знает что! — выругался Аркадий. — Целую неделю убирать надо!»

На кухне Косульников приободрился.

— Проголодался, мать! — проговорил он нарочито бодро. — Когда же ты будешь кормить свой рабочий класс? Гегемон голоден.

— Все готово, дорогой, — сказала жена, ставя тарелки. — Садись, мой гегемон. Марина придет — пообедает.

Косульников сел и несколько мгновений рассеянно следил за женой, которая суетилась возле плиты. Она стремилась нравиться ему. Переодевалась, когда он приходил с работы, подкрашивалась. Поэтому она всегда казалась свежей, легкой, веселой. Жена не работала, а занималась только квартирой, хозяйством. И всегда вникала в его дела по службе, и это ему было приятно.

— Что у нас нового? — спросила она теперь, кладя ему на тарелку кусок рыбы.

— Ничего, все по-старому, — беря вилку, сказал он.

Косульников думал о том, как ей получше обо всем рассказать — и об «инженере», который был гостем в их доме, и о своих накладных на металл, и о том, что из квартиры надо убрать все дорогое, лишнее. Пока он думал, жена положила еду и себе и села напротив.

— Аркаша, — заговорила она. — Я думала про твою покупку. Знаешь, пока Марине не будем говорить про подарок. Жалко расставаться с хорошей вещью. Еще неизвестно, где будут жить молодые. Если у родителей Гоши — это одно. У них квартира ничего, есть где поставить светильник. А если мы им выхлопочем кооперативную квартиру, то смешно, право, в железобетонку ставить такую вещь. Правда?

— Как хочешь, дорогая, — отозвался Косульников. Он ел без всякого аппетита даже свою любимую рыбу. — Можно я выпью рюмку? А то бронза заржавеет.

— А нужно ли? Вечером обмоем. Ты ведь на машине?

— А я поеду без машины. Пусть постоит. Я скоро вернусь.

— Как знаешь.

Он встал, открыл буфет. На полках буфета стояло несколько коньячных бутылок — и со свинченными пробками, и совсем нетронутых. Бывает, забегают гости, приезжают клиенты из провинции.

Косульников взял пузатую бутылку «Плиски», поставил ее на стол. Жена — умница — тем временем уже успела приготовить рюмки ему и себе, и он не спеша наполнил их коньяком.

— За удачную покупку, — Аркадий чокнулся с женой. — За твое здоровье, дорогая!

Выпив, Косульников повеселел, и аппетит у него появился. Во всяком случае Ю он не заметил, как расправился с рыбой.

11

После обеда, заметно отяжелевший, но в хорошем расположении духа, Косульников приехал в заводоуправление. Он зашел к себе, снял плащ и шляпу, а потом уже заглянул к начальнику отдела. Начальника не было — еще не вернулся с обеда. Косульников попросил секретаршу, чтоб позвонила ему, как только явится начальник.

Он сел за стол и, раскрыв папку с текущими требованиями на металл, стал просматривать ее. Косульников сразу же натолкнулся на фиктивные накладные: цехи требовали металл почти вдвое меньше, чем выписал он. Надо было немедленно изъять накладную. Косульников расшнуровал подшивку и, вынув бумагу, разорвал ее. Он торопливо просматривал накладные.

Косульников так увлекся этим занятием — выискиванием фиктивных требований, что не заметил, как в кабинет вошли двое. Он поднял голову, когда кто-то из них предупредительно кашлянул. Косульников пристально поглядел на вошедших: не свои ли? Нет, это были не свои — оба в темно-зеленых шляпах, которые не покупают в магазинах, решил он, а которые выдают служащим в милиции.

Косульников приоткрыл рот, чтобы крикнуть: на каком, мол, основании! Но на крик у него не хватило духу, и он проговорил чуть слышно:

— Чем могу служить?

Один из них — молодой, чернявый, — держа руки в карманах, рассматривал Косульникова. А другой постарше — белобрысый, а очках — прижимал к себе папочку из дерматина. С такими папками обычно ходят просители из провинции. И она, эта папочка, давала еще хоть какую-то надежду. Надежду на то, что эти люди — не сотрудники органов, а его, Косульникова, клиенты принесли заявку на металл.

— Товарищ Косульников? — спросил молодой, который был ближе к столу.

— Да.

И едва Косульников произнес «да», как тот, молодой, молча протянул ему свое служебное удостоверение — красную книжицу, в которой значилось, что владелец ее — Валерий Павлович Гужов — является старшим следователем.

Косульников подержал книжицу в руках, рассматривая ее и стараясь запомнить фамилию следователя. Возвращая удостоверение, сказал:

— Очень приятно.

Косульников изменился в лице, сгорбился, увидев эту книжицу. Какое-то время Аркадий продолжал сидеть сгорбившись — боялся поднять голову, ибо ничего не видел вокруг. Но этот шок продолжался недолго, только миг.

Гужов сказал:

— Можно вас побеспокоить?

Косульников очнулся и сказал по возможности спокойно:

— Прошу вас, садитесь.

Они сели, сели оба, не снимая плащей. Гужов напротив, а тот, что постарше, белобрысый, в очках, — сбоку стола. Он щелкнул кнопкой папки, достал лист бумаги, приготовился писать.

Косульников скосил глаза — то, что он принял за лист бумаги, оказалось бланком. Бланком дознания, допроса. Гужов достал из кармана плаща пачку «Лайки», протянул Косульникову.