Капля воды - крупица золота

Бабалы, летевший в Рахмет на старом дребезжащем биплане, с опаской посмотрел на отсек экипажа с путаницей рычагов и приборов. Даже у этой рухляди — замысловатый механизм управления. И если выйдет из строя какая-либо важная деталь — каюк и самолету, и пассажирам. Поздно тогда будет говорить о том, что в целом-то машина была хорошая, надежная.

Бабалы усмехнулся этой своей мысли и стал смотреть в иллюминатор вниз, на бескрайнюю серо-желтую пустыню, где вершилось сейчас рукотворное чудо. Скоро люди преобразят ее лик. Она действительно станет цветущим садом. Тем более в душах человеческих, в преддверии прекрасного будущего, не должно оставаться ни колючек, ни солончаков, ни трещин!..

Люди не ангелы. Но им должно быть — людьми…

Глава сорок шестая

ПОСЛЕ РАБОТЫ

последнее время дела на участке Рахмет шли на редкость хорошо. Спрямление трассы увенчалось полным успехом. Когда для проверки русло канала, проложенного через низину, наполнили водой, то дамба выдержала ее напор. Песок, правда, сперва стал впитывать влагу, но уже спустя несколько дней затвердел и не пропускал почти ни капли. Русло казалось забетонированным. А ведь низина с ее рыхлым сыпучим грунтом считалась местом наиболее опасным. Бабалы мог вздохнуть с облегчением.

Сидя в своем кабинете, он в перерыве между делами включил радио. Диктор местного радиоузла читал очерк о передовиках Рахметского участка, и Бабалы с удовольствием прислушивался к знакомым фамилиям: среди лучших была названа бригада экскаваторщиков Мухаммеда Сарыева, скреперисты Нуры и Володя Гончаров, бульдозеристы из бригады Камила Ахмедова, в их числе и Иван Филиппович. Ну, этот-то работать умел, непонятно только было — взялся ли он за ум или гонится за заработком. Надо бы попросить Мурадова, чтобы он последил за Иваном Филипповичем. Бабалы верил — в настоящем труженике всегда можно пробудить рабочую совесть. Конечно, возиться с таким, как Иван Филиппович, нелегко. Легче — отмахнуться. Но это было противно жизненным правилам Бабалы.

Диктор перешел к объявлениям. Передавал он их не по-казенному, а с непринужденным озорством:

— Дорогие товарищи! Сегодня в нашем кинотеатре демонстрируется новая кинокомедия. Кому хочется и повеселиться и получить добрый урок — спешите в кино! Не пожалеете! Любителей танцев мы приглашаем в зимний клуб, чудо рахметской архитектуры. Он только что построен, вы сможете осмотреть его и отдохнуть, встряхнуться, поплавать в озере удовольствия.

Бабалы вздохнул. Захлестнутый срочными делами, постоянной текучкой, расчисткой пути, по которому он шел, от всяческой грязи, он совсем забыл об отдыхе. Бабалы не мог бы даже сказать, когда последний раз был в кино, театр для него вообще сделался отвлеченным понятием. Рахмет чаще стали посещать театральные труппы, концертные бригады, артисты из Москвы, Ленинграда, Ташкента, Баку, но Бабалы не находил времени, чтобы попасть на их выступления. Одичал, вконец одичал…

А сегодня вечер у него вроде свободный. Аджап — в Ашхабаде, она пока осталась с отцом. Может, сходить в кино или на танцы — посмотреть, как развлекаются строители?

И когда в контору заглянул Эсен Мурадов, Бабалы обрадованно воскликнул:

— Вовремя пришел! Как говорится, вспомнишь, о волке — волк тут как тут.

— Это я, значит, волк?

— Ты — чабан, пасешь людские души. Слушай, сидел я и думал, а на досуг мы имеем право?

— А что, досуг на участке плохо организован? У те-тебя есть замечания?

— Да нет, я о нашем досуге — вот о моем, твоем. Ты в кино, в театрах часто бываешь? Книг за последнее время много прочел?

— Политическую литературу почитываю.

— Нет, я о художественной,

— Побойся бога, Бабалы, — когда? Вздохнуть ведь и то не улучишь минутки.

— Вот-вот. Варвары мы с тобой. Мхом скоро покроемся. Сырое мясо есть будем.

— У тебя имеются конкретные предложения?

— Не махнуть ли нам вечером в клуб? Мы его строили — а ни разу еще туда не наведались.

— Потанцевать захотелось?

— А что? Я человек холостой, свободный.

— Я тебе дам свободный. Обсудим вот твой моральный облик…

— Нет, кроме шуток. Мы в последние дни много забот с себя свалили. На душе посветлело. Русло канала нашего летит вперед, как стрела. Можем мы позволить себе малость развеяться?

— Мда… Заманчиво.

— Давай так договоримся — сразу после работы ты заходишь ко мне домой. Патьма такой плов умеет готовить — всем пловам плов! Подзаправимся — и в клуб. Не след нам отрываться от масс, товарищ начальник политотдела!

— Ладно. Считай, что уговорил.

В этот день, видимо, не только у Бабалы было приподнятое настроение.

Подходя к своему дому, он увидел возле него запыленный «газик». Из машины вылезли Нуры, Володя и Галя. Одеты все были нарядно, словно собрались на праздник.

Едва они успели поздороваться с Бабалы, как Нуры принялся ворчать:

— Сколько можно торчать в проклятой пустыне! У нас уж от пыли глаза ничего не видят, уши заложило. Души, мозги — и те в пыли.

— Понимаю, Нуры, это предисловие, — кивнул Бабалы. — Переходи к цели приезда.

— Мы проголосовали и решили скатать в город. Развлечься и просветиться.

— В город? Куда же, Нуры, в Ашхабад или в Мары?

— А разве Рахмет — не город, не крупный культурный центр?

— Гляди не заблудись в этом городе.

— Если и заблужусь, так вместе с какой-нибудь красавицей вроде Гали.

— Осторожней, Нуры, как бы Эсен Мурадов не приписал тебе моральное разложение.

— А что мне делать, если ты так и не привез мою благоверную?

— Прости, Нуры, я в Ашхабаде совсем закрутился,

— Прощу, если в этом доме ублажат мой бедный, ссохшийся желудок.

— Ты, значит, без приглашения пожаловал ко мне в гости?

— Ха, дождешься от тебя приглашения! Скорее хвост верблюда дорастет до земли. — Нуры набрал в легкие воздух и закричал — Патьма!.. Эй, Патьма-эдже!

— Зачем тебе Патьма, Нуры?

— А от кого мне еще ждать участия и помощи? От тебя? Тогда мне не доведется не то что полакомиться чем-нибудь вкусным, но и пустую кость поглодать.

Бабалы хотелось еще поразмяться в Шутливом поединке с Нуры, но в это время из дома вышла Патьма, радушно и ласково сказала:

— Здравствуй, Нуры-джан. Мой руки, плов ждет тебя.

Нуры бросился к ней, обнял, раскружил так, что с одной ноги у нее слетела туфля, а из рук выпала шумовка.

— Ай, молодец, Патьма-эдже! Ай, угодила!

Та возопила с притворным гневом:

— Отпусти, безбожник! Задушишь! Кому говорю, отпусти!

Нуры бережно поставил ее на землю, заботливо одернул на ней фартук, улыбнулся льстиво:

— Пусть вечно стоит этот мир и вечно пребудет в нем Патьма-эдже!

Он подобрал и подал ей туфлю и шумовку.

Бабалы пригласил всех в дом. Там на столе уже дымилось огромное блюдо с пловом. Бабалы втянул носом его густой аромат и блаженно прикрыл глаза.

Вскоре подошел и Эсен Мурадов.

Из уважения к Гале Бабалы и Эсен ели плов, как и она, ложками, а Нуры скатывал из риса плотные шарики и забрасывал их в рот, словно мячи. Володя, во всем следовавший примеру своего старшего друга, тоже тянулся за пловом руками.

Во время трапезы Нуры молчал — уже одно это походило на чудо. Но стоило ему утолить аппетит, выпить крепкого зеленого чая, от которого на лице выступил пот, как язык его заработал, будто колоколец, привязанный к шее бегущего верблюда.

Нуры балаболил и по дороге к клубу.

Клуб строители отгрохали роскошный — таким мог бы гордиться и большой город.

Зал, где уже в разгаре были танцы, гудел, как улей, но шум перекрывали ритмично-плавные звуки музыки. В основном здесь собралась молодежь — со всех концов Рахметского участка. Оживленные лица. Модная одежда. Трудно было представить, что еще недавно у всех, как говорил Нуры, были забиты пылью и глаза и уши. Среди танцующих Бабалы приметил и ребят из Николаева — они, видно, успели уже пообжиться в пустыне. На обветренной коже лежал крепкий загар.