Дурная компания

Глава 28. Бред.

После роковой ночи время странным образом сжалось, потекло стремительным, белым, неразборчивым и мутным потоком мимо моего сознания, и вскоре я заболел.

Встав утром с постели я почувствовал, что комната плывет у меня перед глазами, и упал на пол с жуткой головной болью. До сих пор не знаю, было ли это результатом накопившейся усталости и нервного переутомления, или просто обычным гриппом, который носился в освещенных немигающим светом залах компании Пусика. Я лежал на диване, смотрел на залитые солнцем, качающиеся за окном зеленые ветви сосны, создававшие причудливые тени на стенах, и перебирал в памяти недавние события.

Академика выписали из больницы. Он не стал ни с кем встречаться и улетел в Москву ближайшим рейсом Аэрофлота, причем провожать его поехал сам Ефим, который за пару дней до этого оплатил космические счета, пришедшие из госпиталя. Вернулся он мрачным и устроил жуткий разгон Леониду и его помощникам, как всегда из-за непросверленных дырок.

Олег удачно устроился на работу в одной из огромных корпораций, первое время удивляясь тому, что на него никто не кричит. Буквально через месяц он посвежел, начал ходить с расправленными плечами, кожа на его лице разгладилась, и на щеках появился здоровый румянец. Борис, правда, сделал попытку обвинить его в намеренном вредительстве, якобы Олег специально испортил какие-то ценные Пусиковские программы, но тот пригрозил подать на Бориса в суд, и скандал мгновенно угас.

Я так и не смог найти ее адрес. Мы даже не успели обменяться телефонами и, несмотря на все мои попытки, я не смог найти ее ни в телефонной компании, ни в адресных книгах. Скорее всего, она сменила фамилию. Только время от времени сердце начинало как-то тоскливо давить, и неясные видения возникали перед глазами. В такие моменты стены Пусика становились мне ненавистны, и я выходил на улицу выкурить сигарету. Иногда я садился в машину и гнал ее мимо аккуратных аллей и домиков к площади, на которой стоял ресторан и где через дорогу блестела окнами гостиница, в которой она жила. Негр в оборванных джинсах сидел на тротуаре в том же месте около перехода и прислушивался к шороху шин и к проходящей жизни. Казалось, что пространство на улицах сгущалось, становясь светящимся, дрожащим облаком, и, закрыв глаза, я представлял себе, что она рядом, за углом, в соседнем здании.

Иногда я заходил в ту комнату, в которой когда-то сидел академик. Его стол так и остался на том же месте, в углу пылились установки, собранные Гришей и Володей, стул куда-то утащили, и в воздухе стоял запах пустоты и заброшенности. Дни вяло катились один за другим, неразличимые и пустые.

Моя семья, наконец, получила заветный вид на жительство в Америке. Как-то неожиданно пришла повестка, извещавшая нас о положительном решении иммиграционной службы, и мы поехали проходить медицинскую комиссию. Усталый, щупленький маленький китаец в белом халате, широко улыбаясь щупал мне и жене живот, стучал малышу молоточком по коленке и светил лампочкой в глаза.

- Да, - он смутился, - еще одна формальность, закатайте, пожалуйста, рукава.

Мы послушались. Маленький человечек жадно схватил мою руку, потом руку жены и впился взглядом в кожу на сгибе локтя.

- Изумительно, прекрасно, - рассыпался он в комплиментах, не увидев ни одного следа от уколов, - наркотиков не употребляете, все в порядке! -Он схватил печать и поставил ее на серой бумажке, которую запечатал в конверт. - Поздравляю! - и он склонился в почтительном поклоне, как вежливый придворный ворон из какого-то старого мультфильма.

В управлении по иммиграции толпились небритые, оборванные мексиканцы в порванных грязных и потных майках, сидели на скамьях древние вьетнамские патриархи с маленькими седыми бородками, ползали смуглые неумытые дети. Полноватый чиновник, казалось, был так удивлен, увидев перед собой прилично одетых белых людей, что расцвел от радости.

- Поклянитесь, подняв руку, - сказал он, заглянув в анкету, - что не будете проповедовать полигамию на территории Соединенных Штатов Америки.

- Не будем. - Я внутренне содрогнулся, от волнения спутав полигамию с каннибализмом.

- Поздравляю, - Он потянулся к паспортам и брякнул в них красный жирный штампик, дающий его обладателям свободу и право на уход из компании Пусика. Почему-то при этом я не испытал никаких эмоций, только усталость и желание поскорее сесть в машину и включить кондиционер.

Удивительным образом, за время моей работы у Пусика я сумел разобраться в какой-то несущественной ерунде, почему-то обрел признание и даже написал небольшую книжку, наглядно разъясняющую инженерам всякие до тех пор неизвестные им премудрости. Книжку расхватали, и я неожиданно для себя стал известным и начал получать предложения от различных компаний, как грибы растущих в солнечной долине.

Меня начали приглашать на деловые обеды и уговаривать сменить место работы. В одну из компаний, огромную и довольно известную, я решил сходить и, придя на интервью, увидел свежий номер газеты, выпускаемой для ее сотрудников.

На первой страницы газеты был изображен совет директоров, мудро руководивший корпорацией и хранящий ее от всевозможных бед, столь возможных в бурном море современного бизнеса. Фотографии директоров странным образом напоминали секретарей обкома партии откуда-нибудь из Ивановской области, и это меня сразу же насторожило.

Я перевернул шуршащую газетную страницу. Один из вице-президентов компании гордо поднимал вверх распростертую руку, в которой он держал настенные часы. "Меньше потерь на производстве, больше продукции с меньшими затратами!" - гласила подпись. Далее шел текст, оповещавший сотрудников о том, что в отделе номер пятнадцать в последнее время значительно улучшилась дисциплина труда, возросла производительность и уменьшился процент выпуска бракованных изделий, в результате чего сотрудникам отдела торжественно выданы настенные часы с эмблемой компании.

Я зевнул. Каким-то образом я всегда чувствовал атмосферу в различных присутственных местах: если меня клонило в сон и голову закладывало ватой, дело было плохо…

Меня пригласили пройти внутрь. В огромном зале, освещенном тусклым люминисцентным светом и разгороженном картонными стеночками, было сделано несколько десятков клетушек, в которых, поджав колени, сидели ведущие инженеры компании. С потолка орал громкоговоритель, каждую секунду подзывающий кого-нибудь из них к телефону. "У нас сегодня вице-президента подсидели, - с таинственным видом сообщил мне один из них. - Теперь такое будет…" - он озабоченно, с серьезным видом покачал головой.

Это было последней каплей. Я выскочил из перегороженной комнаты и сразу же отказался от работы, хотя многие из бывших пусиковцев затем уверяли меня, что на самом деле в этой компании можно было прекрасно и спокойно жить и работать.

Голова начала болеть все сильнее и сильнее. Последующий день я лежал на диване, лицо мое горело, и перед открытыми глазами качались зеленые ветки сосны, то освещенные ярким солнцем, то покрытые белыми сверкающими сугробами. "Откуда здесь может быть снег?" - эта мысль с удивлением проникала в сознание откуда-то извне, при виде нескольких пальм, соседствующих с соснами, я качал головой, и снежные шапки тут же рассыпались и призрачными тонкими струйками утекали с ветвей. Я снова отключался, хотелось пить, и в голове гадко гудело, как будто по соседству работал испорченный трансформатор.

Я снова открывал глаза. В ветвях дерева творились удивительные явления, я как будто наблюдал картинки из своего детства, целый спектакль, яркий, задавленный в памяти событиями последующих лет и совершенно забытый. Вначале возникал ослепительный белый свет, я зажмуривался, свет рассеивался, и я видел себя с отцом, в яркий солнечный весенний день в Москве, где-то в центре, в районе Петровки, где мы тогда жили. Мне на шею был зачем-то повязан шарфик, и отец придерживал меня за него, чтобы я не потерялся. Мы стояли около большой подворотни и кого-то ждали, наверное, маму, но я не был в этом точно уверен. Рядом работал дворник, в кожаном переднике, с окладистой бородой и с огромной метлой в руках.