Собрание сочинений в шести томах. Том 6

Конечно, мы ничего не ели, потому что у нас ничего и не было; мы надеялись добраться к вечеру до Новой Ладоги, в устье Волхова, до земли, которая рисовалась нам не иначе как землей обетованной, где можно будет до отвала, впервые за два с лишним месяца, поесть манны небесной, в мечтах наших представавшей в виде больших, очень больших буханок хлеба. Буханки, буханки, буханки… Хлеб, хлеб, хлеб… Ни на что иное фантазии не хватало. Ну, может быть, от силы еще виделся чай. Крепкий такой и очень сладкий.

Была середина дня, когда мы медленно сползли со своей машиной по деревянной дороге на лед. Там еще разок — в двадцать пятый, наверно, на дороге от Ленинграда — у нас проверили документы, и мы двинулись через белую равнину, дальние края которой плавно сливались но горизонту с дымчато-серым небом. Нитка дороги была узкая, дорожными стругами прорезанная в снегу до льда. Колеса машины катились по черно-зеленым льдистым колеям. Ясно просматривалась пузырящаяся от давления озерная вода, в ней мелькали тени рыб — может быть, знаменитых ладожских сигов, за которыми до войны любители вкусно поесть гонялись по ленинградским магазинам.

Прав был капитан. О трудностях освоения озерной трассы лучше всего рассказывала сама трасса. По сторонам от нас громоздились буйные, как торосы, вороха слежавшегося снега, который пришлось сдвинуть с места, чтобы под ним открылся лед. Не трудно было догадаться, что нитка дороги то и дело меняет свое снежное русло: всюду воронки от бомб, от снарядов. Это не воронки, правда, а просто широкие пробоины во льду, черные от взрывчатки. Всюду колотый, переворошенный лед. То там, то здесь стынут в нем мертвые автомашины. Одни наполовину в воде, обмерзшие, присыпанные снежком — те, что провалились в пробоины при артобстрелах и бомбежках; другие — обгорелые, черные, угодившие под пулеметный огонь с неба.

По временам минуем брезентовые палатки, обложенные снегом. В таких палатках обогреваются и даже живут несущие службу на льду дорожники, регулировщики, лейтенанты и сержанты контрольно-пропускных постов. Хорошо, что день хмурый, тихий, безветренный — люди стоят в полушубках среди озера, пропуская нас мимо, не боясь ударов с воздуха, маша флажками: путь свободен. По нетрудно себе представить, какой тут ад, когда ветер на полную силу рвется с севера через пустые озерные пространства. Тогда просто нестерпимо. А еще совпадает и так: день ветреный и ясный; в таких случаях ледяной ветер и пулеметы «мессершмиттов» объединяют усилия, чтобы согнать, сбросить людей с ладожской трассы.

Спешим, спешим через лед со скоростью километров в сорок, не больше. Зябнут мои спутники — Вера и один из членов редколлегии нашей газеты, тоже едущий по каким-то делам в Тихвин. Они сидят рядком на длинном ящике, прижимаясь спинами к кабине. Вера совсем боль-па, ни на что вокруг не смотрит. Член редколлегии тоже но видит ничего, но по иной причине: у него плохое зрение, и он носит многостекольные сложные очки, которые при всей их сложности не очень-то ему помогают. Оба они мерзнут и дремлют, укрытые брезентом. Я в шинели, в сапогах. Под шинелью только гимнастерка, мехового жилета у меня нет, никто мне такого не выдал, я все еще не могу доказать военным комиссарам, что должен быть призван в армию; я по-прежнему лицо «гражданское» и уже давно убедился, что нет ничего хуже такого положения, когда идет война и когда вокруг тебя лица сплошь военные. Словом, чертовски холодно в шинели среди заледенелого Ладожского озера. Одно утешает в какой-то мере: людям-то, день за днем живущим на этом льду, вряд ли теплее, чем мне, а вот живут, работают, терпят, переносят.

Прыгая с ноги на ногу, стараюсь бодрить своих спутников и невольно веду глазом вправо, туда, где за слогами и льдами, в хмуром полусвете декабрьского для, проходит южный берег Ладоги и где в истоках Невы затворяет собою реку островок, на котором упрямо стоит против немцев древняя русская крепость Орехов, или «Орешек», а по-нынешнему Шлиссельбург.

Удивительно, что бои вокруг Ленинграда, как я ужо видел, бывая в Нарве и в Копорье, идут в тех же местах, через которые много веков подряд все лезут и лезут к нам то ливонцы, то немцы, то шведы, то снова немцы. Каждый школьник знает, что, захватив нашу Карелию, неугомонные шведы задумали прибрать к своим рукам и Ижорские земли, лежавшие влево от Невы. Шесть с половиной веков назад, как рассказывают летописцы, в Неву, к устью реки Охты, подошли шведские корабли «в силе велице», подвезли строителей, инструмент, необходимые материалы и принялись городить мощную крепость, которая преградила бы путь вверх и вниз по Неве.

Римские папы добрую тысячу лет зарятся на Русь, никак не желающую подпадать под власть католической церкви; на сколько всяческих ухищрений шли они, чтобы только присоединить русскую православную церковь к римской, но каждый раз неизменно получалась осечка за осечкой. В любой час эти добрые папы готовы помочь любому противнику строптивой Руси. Папа Бонифаций II, понтификатствовавший в ту пору, отрядил шведам одного из лучших своих строительных мастеров. Под его руководством в устье Охты и возвели крепость с красивейшим и красноречивым именем Ландскрона — Венец Земли.

О чем не передумаешь, трясясь на морозе в открытом грузовике, чего не вспомнишь. Стараешься в лицах увидеть, как русские полки, в том числе полки новгородцев и ладожан, уничтожают ее вскорости до основания, эту Ландскрону, а затем вот там, на юг от сегодняшней ледовой дороги, на островке в истоках Невы возводят свою крепость Орехов. Орехов сидит так удачно, что ни в Неву с Ладоги, ни в Ладогу с Невы (а следовательно, и из Финского залива) через него не прорвешься.

Шли годы, десятилетия, даже века, многое менялось на земле. Стойкой и неизменной оставалась только алчность иноземных захватчиков; то и дело нападали они на крепость Орехов, и время от времени переходила она на какой-то срок к шведам. Кончилось это лишь во времена Петра I. В его времена это уже была иная крепость, чем в далеком XIV веке. Новгородские умельцы-фортификаторы превратили ее в мощное оборонительное сооружение. Загляни в старые летописи — увидишь много имен тех строителей. То некто Василий Кузьмин перекладывал крепостные степы и башни, то князь «Василий Васильевич подкрепил Орешка городка», то по общему плану усиления военной мощи государства Москва проводит коренную перестройку своего форпоста на Неве, а затем и еще некто Иван Вахрамеев «город делает».

И не зря они это «подкрепляли» и «делали». У стен Орехова прогремело немало ожесточенных сражений, которые закончились только после победоносных войн Петра. С тех пор военное значение крепость утратила. Бывало, школьником не раз приезжал я на экскурсии в Шлиссельбург, входил в обветшалые казематы; экскурсоводы подробно рассказывали, в каком из них и какого «особо опасного преступника» десятилетиями гноили русские цари. Оживали страшные страницы романов Данилевского, как живые виделись претенденты на престол, убитые в этих каменных мешках, неугодные вельможи, бунтари-ниспровергатели, цареубийцы. Проходила перед нами долгая тюремная жизнь и того удивительного человека, которого мы все с уважением называли «шлиссельбуржцем Морозовым».

Последние два столетия крепость была тюрьмой, из которой никто не убежал.

И пот вновь у стен ее гремят бои. Как всем и Ленинграде сегодня известно, крепость обороняет небольшой гарнизон отважных бойцов. Поначалу мы не очень ясно представляли, что там происходит, в Шлиссельбурге. Город был занят в ночь на 8 сентября, когда к устью Невы немецкие войска прорвались из района Мги. Немецкое радио объявило тогда, что занята и крепость «Город-ключ», «Ключ от Ленинграда». Пропагандистского тарараму было много, и нам казалось, что так оно и есть, что немец нас окончательно окружает. Именно тогда мы стали думать о партизанских, подпольных отрядах для борьбы внутри города: отходить уже было некуда. Но вскоре выяснилось, что дело обстоит не совсем так. Сам Шлиссельбург, верно, в руках немцев. А крепость, до которой от города всего двести метров через левый рукав Невы, немцы все же захватить не смогли. Сначала они просто не решились лезть через воду и прозевали целые сутки, и течение которых крепость на острове была пустой. А через двадцать четыре часа сюда подошли лодки со стрелками и пулеметчиками 1-й дивизии НКВД, установили в расщелинах старых стен свое оружие, заняли позиции. Под их огневым прикрытием затем переправили пушки, минометы, боеприпасы. Через какое-то время в крепость прибыли еще и моряки. И когда немцы попытались было сунуться через Неву, их встретили мощным стрелково-артиллерийским огнем. В Ленинграде рассказывали, что перед годовщиной Октября защитники крепости над одной из полуразбитых башен гордо подняли красный праздничный флаг.