Партизан Лёня Голиков

Пока Ленька раздумывал, как ему быть, наверху раздались ребячьи голоса. Валька успел известить всех о Ленькиной удаче. При этом он не забыл, конечно, сказать о своем участии в рыбной ловле. Теперь ребята вприпрыжку мчались посмотреть своими глазами на сома, который, по словам Вальки, «едва уместился в лодке».

Вдоволь налюбовавшись рыбиной, ребята отнесли ее к Леньке домой.

– А вообще-то это не годится – тайком сомов ловить, – с упреком сказал Сашка.

Ленька и сам чувствовал вину перед товарищами, его терзали угрызения совести. Поэтому он сказал:

– Пусть перемет будет общий! А к зиме чухмарь сделаем, будем рыбу глушить.

Глушить чухмарем рыбу было самым любимым занятием ребят в зимнее время. Конечно, не всю зиму, а вначале, когда лед еще совсем прозрачный и не особенно толстый. Иной раз, если лед чистый, можно глушить до самого января.

А чухмарь – это такой молоток, на пуд или полтора весом. Делают его из елового комля. Все ветки обрубают, оставляют только одну, покрепче; она служит рукояткой деревянного молота. Глушить, конечно, лучше всего ночью. Нужно из старых сосновых пней набрать смолье, просушить его, чтобы ярче горело, – и на речку. А там на отмелях через лед видно все как на ладони. Один или двое идут впереди, светят, а третий с чухмарем сзади. Идут, будто по стеклу. Только заметишь, что подо льдом рыба стоит на отмели, тут по этому месту и бей чухмарем со всего размаху. Хорошо ударишь по льду – получается выстрел, будто из пушки. От этого рыба сразу глохнет, перевертывается вверх брюхом и лежит, не шелохнется; иная только ртом шевелит, будто пьет воду. Тут уж не теряй времени – руби во льду прорубь и за жабры ее. А промедлишь – «отопьется» рыба и уплывет. Ребята были уверены: потому рыба и ртом шевелит, что пьет.

Обсудив все свои дела, ребята разошлись по домам. Лида и Валя уже спали. Ленька, усевшись за стол, стал рассказывать матери о событиях дня, уплетая приготовленного на ужин жареного сома. Поведал он матери и о своих неудачах, про конфуз, случившийся с ним, когда он хотел один, без ребят, наловить кучу рыбы…

Екатерина Алексеевна припомнила по этому поводу старую быль: как призвал отец своих сыновей и каждому приказал переломить веник. Бились они, бились – ничего у них не вышло. Тут отец развязал веник, и тогда сыновья легко поломали все прутики.

– Так-то вот и люди, что прутики, – заключила мать. – Врозь любой их осилит, а соберутся вместе – никто им не страшен. И какое ни возьми дело, если сообща делать, всегда удача будет…

Ленька уже едва слышал наставления матери. Он начал клевать носом, глаза его слипались, и, едва добравшись до постели, он мгновенно уснул.

Война

С того лета, когда Ленька ездил с отцом в Ленинград, прошло два года. Ребята за это время заметно вытянулись, повзрослели. Повзрослел малость и Ленька. Он окреп, раздался в плечах, но роста остался почти такого же, как был.

В последнее время Ленькин отец стал прихварывать, жаловался на ревматизм. Ноги у него распухали, нестерпимо болели в суставах, и мать каждый вечер натирала их густой маслянистой жидкостью, пахнущей дегтем и нашатырным спиртом.

– Вот что, Леонид, – сказал как-то отец после особо тяжелого приступа. – Надо тебе семье помогать. Чую я, что плох становлюсь…

И весной, как только закончились занятия в школе, Ленька пошел работать на сплав. Его определили учеником на элеватор – машину, которая грузила дрова на баржи.

Уже две недели вместе с отцом Ленька ходил спозаранку на запань, после обеда прибегал домой, а иной раз оставался ночевать в общежитии. Приближался день первой получки. Как ждал Ленька этого дня!

Но в субботу денег не дали, сказали – кассир не приехал. Пообещали с утра в воскресенье. Пришлось Леньке заночевать в Парфине. А утром он держал в руках первые, своим трудом заработанные деньги.

Ему хотелось добраться домой как можно быстрее, чтобы поделиться своей радостью со всеми. Знакомой тропкой он миновал Желтые пески, поросшие молодыми сосенками, и вышел к деревне на Сухую ниву. Солнце поднялось уже высоко. Оно светило так ярко, утреннее небо было таким голубым, а жаворонок, взмывший свечой над гнездом, так заливался трелями, что Ленька невольно остановился на опушке и залюбовался картиной летнего утра. Ему было так хорошо, что казалось, будто не в небе, а у него внутри радостно поет и щебечет жаворонок.

Он вихрем ворвался в дом, бросился к матери:

– Держи, мама! Во сколько заработал! На – до единой копеечки!.. Только сегодня дали.

Ленька справился наконец с булавкой, отстегнул ее и выложил перед матерью весь свой первый заработок.

За столом Ленька болтал без умолку. А мать то подливала ему молока, то подкладывала гречневую кашу. Глаза Екатерины Алексеевны светились теплой радостью: вот и дождалась она, что ее Ленюшка стал помощником и первую получку, всю до копейки, принес ей. Мать гордилась своим сыном.

За столом сидела и Ленькина сестра Лида. Она переводила глаза с брата на мать и все ждала случая напомнить брату про его обещание. Наконец, когда рот у Леньки был занят кашей и он ненадолго замолчал, Лида сказала:

– Лень, а помнишь, что ты обещал? Леденцов купить с первой получки. Забыл небось?

– Это я-то забыл? – возмутился Ленька. – С чего ты взяла?.. Мам, дай немного денег, – попросил он, – Лидухе леденцов куплю, ребятам орешков. Говорят, кедровые привезли. Вкусные!

После завтрака Ленька пошел к ребятам, запрятав глубоко в карман полученные от матери деньги.

Около гуслинской избы он громко свистнул, и Сашка тотчас же выбежал на улицу. Вдвоем они пошли за остальными. Леньку так и подмывало рассказать про получку, но не было подходящего случая, а так хвастать не хотелось. Однако, не выдержав, он все же сказал безразлично:

– В Мануйлово кедровые орешки привезли. Сходим, что ли?

– А деньги где взять?

– У меня есть. Я нонче получку принес.

Ленька покосился на приятеля, наблюдая, какое впечатление произвели эти слова.

– Ого! Получку! Значит, с тебя причитается!

– Ну что ж, за этим дело не станет, – солидно ответил Ленька. – Зайдем только за ребятами.

К перевозу шли, растянувшись шеренгой через всю улицу. Один лишь Ягодай то и дело забегал вперед и влюбленными глазами смотрел на Леньку.

Паром, загруженный телегами и машинами, только что отчалил. Но взять всех он не мог, много подвод ждало на берегу.

– Эх, чуток опоздали, – пожалел Толька. – Теперь бы вон уж где были!

В это время к перевозу спустилась грузовая машина. Шофер поставил грузовик на тормоза, выключил мотор и вылез из кабины.

– Про войну, земляки, слыхали? – спросил он.

– Про какую войну? – отозвалось несколько удивленных голосов.

– Гитлер на нас напал. В Старой Руссе сейчас сам по радио слышал, товарищ Молотов выступал.

– Ой, да что ж это! – растерянно воскликнула женщина, сидевшая на телеге.

– Да не ойкай ты, баба! – остановил ее бородатый мужик. – А ты, парень, толком расскажи, что к чему.

Все, кто был на берегу, столпились вокруг шофера. Он начал подробно рассказывать, как ехал он через Старую Руссу, как забежал перекусить и как в это время по радио стали передавать выступление товарища Молотова.

– «Сегодня на рассвете, – говорит, – враг вероломно напал на нашу Родину»… Наши аэродромы, говорит, бомбит и города…

– Вот гад, гнилая печень, – выругался бородатый дядька. – Выходит, надо назад заворачивать. Ваня, – подтолкнул он мальчугана, стоявшего рядом, – выводи коня. Прямым ходом в сельсовет поедем. Не до гулянок теперь.

Бородатый помог сыну вывести лошадь, подтянул чересседельник и на ходу прыгнул в телегу.

– Вот гад, гнилая печень! – повторил он. – Вишь что удумал! Ну, дадим мы ему жару – век будет помнить!

Мальчики видели, как у всех помрачнели лица. Громко заголосила пожилая тетка. Ребята постояли еще немного, посмотрели, как расходится народ, и тоже двинулись на свой конец деревни.