Пурга в ночи

Елена Дмитриевна, как всегда выйдя прогуляться с Блэком, подошла к дому Бирича и, оглянувшись — не следит ли кто за ней, — быстро вошла в двери, которые перед ней заблаговременно открылись и, пропустив, захлопнулись. Блэк оскалил страшные клыки и натянул поводок. Он увидел в квартире Бирича незнакомых людей. Остановилась и Елена. Встреча со Стайном, Рули, Трифоном была и для нее неожиданной.

— Наш лучший разведчик, — представил ее Бирич американцам. Елена Дмитриевна с очаровательной улыбкой протянула им руку, и те осторожно пожали ее. Рули, оценивший красоту женщины, сказал:

— Такой разведчик стоит дивизии и миллиона долларов.

— Ну, как? — нетерпеливо спросил старый коммерсант Елену Дмитриевну.

— Ничего не подозревают. — Елена смотрела на своего бывшего мужа. — Мандриков собирается заседать со своими друзьями, а затем ехать к шахтерам.

Она подошла к Трифону, который делал вид, что занят, и тронула его за плечо:

— Триша, ты все еще сердишься на меня?

— Оставьте меня в покое, — сквозь зубы процедил молодой Бирич. — Я… я… ненавижу вас…

Лицо его налилось кровью. Трифон не смотрел на Елену, но она заметила, как дрожали его руки, и с довольной усмешкой сказала:

— Полно тебе, ты же любишь меня и… я. Забудем старое.

Она говорила равнодушно, зная, что сказать это сейчас необходимо. Не ожидая ответа, Елена скучающе оглядела раскрытый ящик патронов, прислоненные к стене три винчестера.

Рули не сводил глаз с Елены. Они встретились глазами, и она первая отвела свои. Она хотела, как всегда, смотреть дерзко, вызывающе и насмешливо, но почувствовала себя беспомощной и слабой и поняла, что ей не уйти от этого человека. Он сильнее, чем Мандриков и Свенсон, мелькнуло у нее. Ей стало приятно, что она встретила человека, который не будет ей подчиняться, а просто прикажет ей идти за ним, и она покорно пойдет.

— Тренев побежал на радиостанцию, — прервал ее мысли голос старого Бирича.

Все подошли к окну. Елена Дмитриевна направилась к двери, собираясь вернуться домой, но ее остановил старый Бирич.

— Оставайтесь здесь. Выходить уже опасно, да и дом ваш теперь опять здесь.

— Спасибо.

Елена Дмитриевна прошла в спальню, разделась и поправила перед зеркалом прическу. Все было так, точно она и не уходила отсюда. Она вышла к мужчинам и, взяв стул, устроилась у окна так, чтобы было удобно наблюдать за ревкомом и за рекой.

…Мандриков открыл заседание. Присутствовали почти все находившиеся в Ново-Мариинске члены ревкома — Александр Булат, Василий Титов, Аренс Волтер, Василий Бучек, Семен Гринчук, Иван Клещин, тут же был и Тренев. Только Кулиновский задержался в школе.

— События вчерашнего дня, — заговорил Михаил Сергеевич, — требуют от нас принятия решительных мер. Прежде всего надо подумать о тех колчаковцах, которые находятся на копях…

В это время вошли Кулиновский и Нина Георгиевна.

Она, увидев, что идет заседание, хотела повернуть назад, но Мандриков задержал ее:

— Помогите нам, Нина Георгиевна! Наташа сегодня не пришла. Она плохо себя чувствует. Замените ее.

Нина Георгиевна прошла в комнату Наташи.

— Колчаковцы не смирятся со своей судьбой и будут все время…

— Под лед их! — крикнул Гринчук.

— Расстрелы тут не подходят, — ответил Мандриков, и все с ним согласились. — Нужна иная мера. Какая?

Члены ревкома потянулись за кисетами. Михаил Сергеевич едва приметно улыбнулся. Ревкомовцы готовились к обстоятельному разговору. Тренев, сидевший у двери, встал. Мандриков окликнул его:

— Ты куда, Иван Иванович?

— Что-то плохо себя чувствую. Я на минутку…

— Может, у тебя с брюхом спор, как у нас с шахтерами, — засмеялся Гринчук.

— Ну иди, да быстрее возвращайся, — сказал Мандриков. — Вопрос-то у нас очень важный.

Тренев вышел. Еремеев посмотрел на него слезящимися глазами и криво улыбнулся:

— Все говорят.

— Следи за ними!. — Тренева и Еремеева несколько дней назад свел Бирич. — Как появится Фесенко, уходи. А я побежал.

— Фесенко! Игнат!

Учватов услышал крик Тренева, обернулся и, кивнув, продолжал писать. Из мастерской вышел Фесенко с замасленными руками:

— Чего орешь?

— Мандриков кличет.

— Меня? — удивился Фесенко.

— Тебя, тебя, — торопился Тренев. — Кажись, ты снова будешь членом. Слышал я краем уха.

Эта ложь так обрадовала Фесенко, что он не обратил внимания на то, что за ним пришел Тренев и что на радиостанции, если он уйдет, за старшего останется Учватов. Бирич знал, что Игнат попадется на эту уловку. Так оно и произошло. Фесенко кое-как обтер руки и, накинув щубу, выскочил.

Учватов и Тренев посмотрели друг на друга и расхохотались. Теперь радиостанция в их руках. Учватов выключил аппаратуру и вынул из кармана револьвер. Вынул оружие и Тренев. Они прошли в моторное отделение, где находились мотористы. Их было двое. Они сидели на корточках перед разобранным мотором и о чем-то спорили. Мотористы так увлеклись, что не слышали скрипа двери.

Учватов крикнул:

— Руки вверх!

— Бросьте такие шутки, Иван Захарович.

— Руки вверх или стреляю! — еще громче закричал Учватов, и мотористы поняли, что он не шутит. Они подняли руки. Тренев быстро связал их и запер в кладовой.

Затем Тренев и Учватов прошли в мастерскую. Бирич приказал взять пулеметы, которые изготовили ревкомовцы, но их ждало разочарование. Вместо готового оружия они нашли лишь груду деталей. Они вернулись в аппаратную и стали ждать подкрепления. Бирич сказал им, что, как только Фесенко покажется На вершине откоса, пятеро колчаковцев будут направлены на радиостанцию. Колчаковцы пришли И, выбрав удобное место для обстрела ревкома, уселись за стол, откупорили бутылки. К ним присоединился Учватов. Тренев Отказался, сославшись на больное сердце. Учватов поднял стакан:

— За победу над большевиками!

Точно такой же тост звучал в доме Сукрышева. За столом сидело восемь человек, среди них были Щеглюк, Рыбин… Струков, возглавлявший эту группу, развалился в единственном мягком кресле. Он пил мало и снисходительно посматривал на пирующих. Хозяин не пожалел угощения. Стол был завален закусками и заставлен бутылками. Щеглюк, уже основательно пьяный, кричал:

— За победу над… ик… большевиками! За победу…

Он стоял, покачиваясь и проливая вино. Его с трудом усадили. Рыбин сидел бледный и не прикасался ни к еде, ни к питью. Зато Лоскутов, точно после многодневной голодовки, ел и пил за троих.

И этот трусит, — безошибочно определил Струков, и ему вдруг стало скучно. Даже то, что предстояло, не волновало. Просто он хочет поставить ревкомовцев на колени и отомстить за свое унижение.

— Фесенко вошел в ревком! — крикнул от окна наблюдатель.

Струков повернулся к Рыбину:

— Теперь ваша очередь… Идите. Ультиматум при вас?

…Фесенко не вошел, а ворвался в кабинет Мандрикова. В это время говорил Бучек:

— Колчаковцы могут взяться за оружие. И тогда мы… — Он увидел Фесенко и умолк.

— Важная радиограмма? — по-своему понял его появление Титов. — Мог бы с кем-нибудь прислать, а не оставлять одного Учватова.

В глазах Мандрикова мелькнула тревога:

— Тренев послал тебя к нам?

— Да, и сказал, что вы хотите меня… простить. — Фесенко вздохнул.

— Товарищи! — Мандриков говорил тихо. — Совершена провокация, и я думаю, что…

Тут из-за Фесенко показался бледный Рыбин. Не говоря ни слова, он вытащил из кармана бумагу и, дойдя до стола, положил ее на сукно и вышел.

— Колчаковцы и коммерсанты восстали против нас, — глухо заговорил Мандриков. — Мы в кольце врага. Враги на радиостанции, в домах Сукрышева, Петрушенко, Бесекерского, Тренева…

— Ах, эта сволочь! — воскликнул Гринчук.

— И, несомненно, в доме Бирича. Они требуют, чтобы мы передали им власть и признали свое правление ошибочным, чтобы отменили все свои решения.

Гринчук опять выругался. Члены ревкома зашумели. Мандриков увидел, что из комнатки вышла Нина Георгиевна, и остановил расходившихся товарищей: