Повесть о детстве

Они вышли на улицу. Сёма проводил Шеру и, прощаясь, рассеянно спросил:

— Ну что, Доля доволен службой?

— Ещё бы! — улыбнулась Шера.— Он только жалеет, что у него нет шинели. Такой чудак!..

Расставшись с подругой, Сёма пе зпал, куда деть себя. И так ему казалось, что он слишком часто торчит в комиссарской комнате. А может быть, он мешает Трофиму и тот стесняется об этом сказать? «Не пойду»,— твёрдо решил Сёма и тихо побрёл к красному ряду. Возле магазина Гозмана он неожиданно столкнулся со старым знакомым. «Смотри,— удивился Сёма,— он, оказывается, жив, а я и забыл про него. Интересно! И какой у него важный вид! Ах ты, тютя!» — ласково подумал Сёма и, приблизившись к знакомому, вежливо поклонился:

— Здравствуйте, мосье Фрайман!

Но Фрайман не успел ему ответить: Сёма, нагнувшись, внимательно заглянул в его лицо и, вспомнив что-то, побежал, высоко подняв полы шинели. «Бульба! — весело шептал про себя Сёма.— Конечно, красная с синенькими жилками. И как я сразу не догадался? Бульба! — ещё раз с тихой радостью повторил Сёма, как будто он нашёл клад.— И он ещё смеет ходить и требовать вещи для красных! Теперь я знаю, что делать!».

С этого дпя жизнь Сёмы обрела какой-то новый смысл. Живое дело попало в руки, и он решил довести его до конца.

С неостывающим усердием припялсн Сёма охотиться за Фрайманом. Встречался с ним утром и расставался вечером. А Фрайман, ничего не подозревая, ходил по улице деловой походкой, прижав к груди залитый чернилами брезентовый портфель. «Куда он идёт? — с тревогой спрашивал себя Сёма.—> И зачем? А может быть, я перепутал и этот вовсе не та бульба?» Фрайман заходил в дома и выходил на улицу с какими-то узелками и свёртками.

Однажды Сёма не выдержал и подошёл к пему.

— Скажите, пожалуйста,— ласково спросил он,— вы уже имеете службу?

— Имею,— ответил Фрайман и, строго взглянув на Сёму, вытащил из бокового кармана большую бумагу с четырьмя печатями: — На, читай!

— «Выдано товарищу Фрайману,— удивлённым голосом прочёл Сёма,— в том, что оп является уполномоченным Осчек-валапа».

— Осчеквалапа! — торжественно повторил Фрайман.

— «И ему обязаны,— уже с завистью продолжал читать Сёма,— все волревкомы, военные комиссары, а также районные коменданты оказывать широкое содействие, а также помощь в средствах...»

— «...передвижения,— опять заговорил Фрайман, знавший уже наизусть свой мял дат,— на обывательских подводах. А также...» Что же ты остановился? — обратился оп к Сёме.— Читай дальше.

— «...а также предоставлять в случае служебных надобностей телеграф, телефон и прочие прямые провода».— Сёма глубоко вздохнул и недоверчиво взглянул на Фраймана:— Это все про вас одного?

— Четыре печати, обратите внимание! — Фрайман ткнул пальцем в бумагу и гордо улыбнулся: — Осчеквалап!

— Осчеквалап! — педоумеипя, повторил Сёма это загадочное слово и протянул руку Фрайману: — Будьте здоровы...

Мандат ошеломил и расстроил Сёму. Во-первых, он никогда не видел мандата, кроме своей написанной от руки бумаги, во-вторых, четыре печати — это ж надо понимать! — по одной на каждый угол! «И ещё эти прочие прямые провода! — с досадой вспомнил Сёма и глубоко вздохпул.— Таки выше Трофима!.. Мне нравится Этот топ,— со злобой подумал оп,— комиссары

ему обязаны! Там даже написано: «все комиссары!..» Трудная задача вдруг встала перед ним. «Позвольте,— рассуждал Сёма,— если он оказывается такой чин, так Трофим должен его знать...» Но комиссар равнодушно произнёс фамилию Фрайман и развёл руками:

— Первый раз слышу! Хотя постой, один Фрайман устраивал тебе службу?..

Больше Трофим ничего пе сказал, и Сёма понял, что он тоже ничего пе зпаст.

«Осчеквалап,— с тоской повторил Сёма,— какое-то страшное название! Осчеквалап! Что Это может быть?»

Он гадал и терялся в догадках. И вот однажды, когда Сёма упал духом, считал уже все потерянным, ему неожиданно пришёл на помощь дед. Вернувшись после своей обычной прогулки по местечку, он, улыбаясь, потёр руки, позвал в комнату бабушку.

— Нет, Сарра,— качая головой, сказал он,— я таки копейки не стою!

— Кто тебе сказал? — засмеялась бабушка.

— Я сам себе сказал. Люди умеют устраиваться. А я — нет!

— Кто эти люди? — заинтересовался Сёма.

— Например, Фрайман. Ты подумай только,— дедушка поднял брови и выпятил нижнюю губу,— он уже на коне! Как только он почувствовал, что красные задерживаются, он поехал в город, выправил себе какой-то вид с печатями. И теперь ездит из местечка в местечко.

— Что же он делает? — спросила бабушка.

— Ты сама не понимаешь. Представь себе, что к тебе заходит человек, садится к столу, показывает такую вот бумагу и начинает у тебя спрашивать такие милые вещи: «А у вас не производили ещё изъятия ценностей? А у вас уже был обыск?» И говорит, что он не кто-нибудь, а сам Чеквалап!

— Боже мой! — воскликнула бабушка.— От одного такого слова могут руки и ноги задрожать!

— Ещё бы! — продолжал дедушка.— Потом он начинает лезть по ящикам и забирать излишки. «У буржуев,— объясняет он,— делают изъятие ценностей». И опять лезет в ящик. Можешь догадаться, что хорошая половина остаётся у него дома. Вчера, например, он почистил мать Айзспблита... На тебе, вдруг Чеквалап на мою голову!

— Интересно! — Сёма потёр руки и накинул на плечи шинель.— Теперь я всё понимаю!

— Что ты понимаешь? — возмутился дедушка.— Ты можешь сейчас полететь и, энедем-пендем, доложить Трофиму,

так я тебя пе прошу. Ещё не хватает, чтоб от меня шли доносы! Очень нужно мне наживать врагов.

— Какие враги? — засмеялся Сёма.— Комиссар уже давно знает про это!

— Знает? — переспросил дедушка.— Тогда очень хорошо. Лишь бы не от меня.

Сёма выскочил на улицу... Дело подходило к концу, и загадка уже не была загадкой. Пойти рассказать всё Трофиму или просто взять и привести этого Осчеквалапа? Сёма быстро отправился на розыски Пейси. Хотя приятель заважничал после поездки с пакетом, по всё-таки ум хорошо, а два лучше...

Пейся сидел дома за круглым столом и что-то писал, открыв рот и высунув кончик языка.

— Сочиняешь? — насмешливо спросил Сёма.

— Да,— недовольным голосом ответил Пейся и прикрыл ладонью тетрадь.— Можешь не заглядывать!

— Ну, слушай,— нахмурился Сёма.— У меня был от тебя очень важный секрет.

— Я тебя не прошу. Можешь не рассказывать...

— Обожди...— оборвал его Сёма и, стараясь быть кратким, рассказал историю Фраймана.— Как теперь быть? Пойти сказать Трофиму или просто привести его?

— Можно не торопиться,— уклончиво ответил Пейся.— А большой у него мандат?

— Как это — не торопиться? — возмутился Сёма.— Он уедет, и что тогда мпе останется? Гнилые подковы из-под мёртвых коней! Тоже сказал!

— Что ты хочешь? — с важностью спросил Пейся, вставая со стула.— Ты хочешь, чтоб я с тобой пошёл? Я готов.— Он ловко заправил отцовский пиджак в брюки и, спрятав тетрадь в какое-то тайное место, открыл дверь.— Пойдём!

У Сёмы была хорошая память, и он знал, как арестовывают. Но зайти в квартиру Фраймана они не решались. Всё-таки Осчеквалап! И, договорившись, принялись ждать его у ворот. Ждать пришлось долго. Уже не раз с тоской заглядывал Пейся во двор, но Фраймап всё не шёл.

— Послушай,— заговорил Пейся,— а вдруг он не выйдет?

— Тебе уже не терпится? Жди!

— А вдруг он лёг спать?

— Жди, говорю!

— А вдруг он заболел на наше счастье?

Но Сёма пе успел ответить ему. Сделав прыжок, он очутился рядом с Фрайманом и, вспомнив слова матроса, торжественно объявил:

— Именем революции следуйте эа мной.

Фраймаи с удивлением посмотрел на Сёму и, рассмеявшись, ответил:

— Хорошо. Но куда вы идёте?

— Вас эовет комиссар.

— Интересно,— Фрайман пожал плечами,— какие у меня с ним дела? Тут, наверно, какая-нибудь путаница. Ха! — обрадовался он, увидев Пейсю.— Два моих ученика. Через мои руки вы получили ремесло... Послушай,— обратился ои к Сёме,— ты точно слышал, что именно меня звал комиссар?