Весны гонцы. Книга 1.

— Хорошо здесь у вас.

— Очень даже, — в голосе юноши слышалась гордость. — До́ма, в Великолукской области, хуже было.

— Почему?

— Оно, как бы сказать: у отца с матерью и сытно и тепло, только подъема духа такого не переживаешь.

— Почему же?

Ванюша смущенно пожал плечами.

— Как сказать… Приехали — один ветер имел тут силу распоряжаться. А теперь — двадцать одна тысяча гектаров уборки дожидается. «Радугу» построили, на полевых станах у нас культурная жизнь. Сначала-то мерзли, конечно, с питанием тоже не ахти. Земля — камень. Но Андрей Иваныч и вот в мастерских Вячеслав Архипыч — такие пересмешники, не задремлешь, не соскучишься с ними. И Никон Антипыч из Деева о нас беспокоится.

Алена перебила:

— Хорошие руководители?

— Лучше нельзя! — сказал он категорически. — Разлука — это не понять, что и за человек. Все тихо совершенно, даже не слыхать, но если что сказал — не сомневайся — так оно и получится. Выдающаяся личность, и супруга у него… — он засмеялся. — Руку правую я распорол, на диск упал. Думал — все. А она так тихо: «Мне, — говорит, — твоя рука не нужна, при тебе и останется».

— Да, очень славная женщина, — поспешно согласилась Алена. — А у Андрея Иваныча жена… кто по профессии?

Брови на юношеском лице задвигались, губы сжались.

— Химик, — ответил Ваня. — Но, как бы сказать… — Он, видимо, старался сдержать неприязнь и быть объективным. — Не соответствует действительности…

Огни Деева уже пробивались сквозь зелень.

— Это как же?

— В Москву укатила. Месяц побыла, говорила — лекции на наших агротехнических курсах будет читать. Мы зимой на курсах учимся. В столовой у нас там когда кино, когда танцы, а когда лекции и занятия.

— А почему уехала?

— Кто ее знает! И на разговор вроде бы симпатичная, и из себя ничего. И дочка семи лет — пересмешница такая, вся в отца.

Вот еще одна женская роль! И конфликт уже ясен. Почему уехала эта женщина? Сколько здесь всяких конфликтов, если копнуть глубже! Жизнь напряженная, а характеры… Не все же, как Разлука, умеют «тихо совершенно». Она вспомнила все, что слышала о «первых колышках», и уже не в первый раз представила, как в весенние бураны в открытой степи люди начинали бороться с полновластным хозяином — ветром.

— Он говорит: если вы не по бумагам комсомольцы, то давайте быть примером.

— Это Разлука? — потеряв на мгновение нить его рассказа, торопливо спросила Алена.

— Он. Должны честно работать и относиться к человеку по-коммунистически, а это значит… Вас прямо в гостиницу?

Они уже въехали на тихую улицу Деева. Алена вдохнула густой ночной запах и, не желая обрывать разговор с Ванюшей, попросила:

— Доскажите.

— Я вам завтра доскажу — вы к нам на четвертый участок приедете?

— Да, обязательно.

В цветнике перед гостиницей на скамейке сидели Глаша и Зина, а между ними, кажется, Огнев… Ох, выложит им сейчас все, что придумала про Найденова, и вообще сколько тут материала для пьесы!

— Спасибо, Ваня. Значит, до завтра!

Ваня крепко тряхнул ее руку. Алена бегом пробежала по кирпичной дорожке и свернула в калитку палисадника.

— Братцы, у меня такие идеи… — Она замолчала, потому что Глаша и Зина смотрели на нее негодующе, а Огнев с бешеным лицом уперся взглядом в землю. — Что-нибудь случилось?

— Ты знала, что «половинки» вместо трех пойдут в одиннадцать? — деревянно спросила Глаша.

Алену точно кипятком обдало:

— Знала!

В антракте дважды подходил к ней Арсений Михайлович: «Завтра «половинки» пойдут не в три, а в одиннадцать. Не забудьте, Елена Андреевна!

«Хорошо, хорошо, — ответила она и, увлеченная всеми деевскими впечатлениями, даже не вспомнила, что на одиннадцать была назначена последняя репетиция «В добрый час!», а теперь, значит, нужно найти другое время и по заведенному порядку каждый сам обязан спросить об этом у бригадира — Миши.

Вспомнив, какими глазами проводил ее Огнев после ужина, Алена жалобно упрекнула:

— Почему ж ты не сказал?

— Спасибо! Ловить за хвост великую артистку, похищаемую поклонником таланта…

— Глупость! Впрочем, другого от тебя…

— Ленка! Аленка! — одновременно остановили ее Глаша и Зина.

Но Алену уже «занесло».

— Да что вы навалились, как бешеные! Пожалуйста, могу репетировать хоть через час! Или в пять, в шесть, когда ему нужна репетиция!

— Мне? — тихим, гудящим голосом спросил Огнев и встал. — Сыграем без репетиции. Не буду обременять великую артистку. — Крупными шагами он пошел к крыльцу.

— Ну и глупо! Глупо! Глупо! Глупо! — желая зацепить, задержать Огнева, бросала ему вслед Алена, отлично зная, что раз уж Огнев «завелся», тут хоть кол на голове теши.

— Как тебе не стыдно!

— Ведь после ужина хотели репетировать!

— Как ты сказала: «Ему нужна репетиция»!..

— А если и ему, ты тем более должна бы побеспокоиться!

— Только на словах: «внимание к товарищу»!

Наперебой «чистили» ее подруги, а она, как преступница, молча стояла на дорожке.

Лучше, чем кто-либо, понимала Алена, что значит для человека уверенность, покой, в особенности на первом выступлении. Как же смела забыть?

А еще обиднее, горше, страшнее становилось оттого, что все это произошло именно здесь, в Дееве.

Глава девятнадцатая. Какие мы?

Алена проснулась от смутного, тревожного ощущения. Было очень рано, но небо уже налилось светом близкого солнца. Может, это холод разбудил? Ее кровать стояла у открытого окна, а ночи стали свежие. Тихонько, чтобы никого не разбудить, натянула Алена халатик, накинула на ноги вязанку и снова нырнула под одеяло.

Из-за очередной схватки с Сашкой так мерзко на душе. После Деева он придирается к каждому ее слову. Бешеный и грубый! Почему Лиля считала его добрым? Он так возмутительно несправедлив, смотрит, словно убить хочет, и так умеет больно задеть. И черт с ним — еще думать о нем! Черт с ним, всего неделю осталось отбывать в его обществе.

Вот и к концу подходит поездка. Домой хочется, в институт, встретиться с оставшимися ребятами, с Агнией, с Анной Григорьевной, проверить свой целинный опыт, выложить находки, провалы, волнения. И сколько нужно сказать Глебу — в письмах так мало умещается, хотя она стала писать ему все чаще. Только разве обо всем напишешь в письме? Как хочется домой! И жалко уезжать, почему-то неспокойно на душе. Не из-за ссоры с Сашкой, а вообще… Глаша говорит: усталость.

За полтора месяца, казалось, невероятно много повидали, а по-настоящему, пожалуй, ничего и не разглядели толком в этом огромном крае. Подумать: больше Великобритании! По-настоящему узнали только целину, где по бывшим степям разливаются теперь на тысячи гектаров поля пшеницы, овса, проса, кукурузы, здоровенной, высокой, как лес.

Все время в спешке: дорога, концерт, ночевка, опять дорога, и опять концерт. Шутка ли, за сорок дней — сорок пять концертов!

Много еще надо посмотреть здесь, узнать, понять. Только мелькнули вдали соленые озера, окрашенные в какие-то неправдоподобные розовые и красные цвета, а это, говорят, поваренная соль, мирабилит, сода — неисчислимые сокровища для химической промышленности.

В строящемся Доме культуры поразили красотой колонны из лилово-серебристого мрамора, и молодой прораб похвастал, что московские станции метро «Парк культуры» и «Таганская» отделаны мрамором, добытым в одном из горных районов края, а великолепный статуарный мрамор одного из сибирских месторождений ничуть не уступает по качеству белоснежным мраморам Греции и Италии. Очень бы хотелось ребятам посмотреть каменоломни, рудники, где добывают яшмы и порфиры самых чудесных расцветок, камнерезные заводы, прославленные на весь свет. Не получилось! Только слушали, разинув рты, рассказы обо всем, чем с буйной щедростью одарила природа этот удивительный край.

Ритм жизни здесь стремительный, так и забирает. Все строится, меняется на глазах. А люди! Вот уж людей, самых разных, удивительных, неожиданных, они узнали не с чужих слов. И о многом заставили задуматься эти встречи.