Большие Поляны

И Краснов тут тоже знал многих — за четыре года, проведенных на посту первого секретаря, он не раз побывал во всех бригадах и фермах колхозов и совхозов, помнил лично, знал по именам не только председателей колхозов и парторгов, но и большинство коммунистов и передовиков производства.

Приезду Краснова был особенно рад Акимов, работавший раньше под его руководством; с отъездом Краснова он принял от него партийную организацию, стал секретарем парткома и как бы чувствовал свою ответственность перед ним за состояние дел в районе. Ни с кем другим он с такой откровенностью не мог бы сейчас говорить о своих делах и заботах, как с Михаилом Матвеевичем. Потому в первый же день приезда Краснова они просидели в парткоме до вечера, — послезавтра Акимов будет отчитываться перед делегатами, а сегодня ему хотелось посоветоваться с Красновым, поделиться своими мыслями и предложениями.

Вечером в гостиницу к Краснову пришел Пастухов.

Михаил Матвеевич только что расположился почитать отчетный доклад парткома — снял пиджак, галстук, зажег настольную лампу, сел за стол, раскрыл блокнот, как дверь открылась, и Пастухов, спросив: «Разрешите?» — шагнул в номер.

— А-а, товарищ Пастухов? Добро пожаловать. — Краснов встал навстречу Пастухову, поздоровался, подвел к стулу, усадил. — Вот хорошо, что зашли на огонек. Я рассчитывал с вами встретиться завтра, но сегодня — даже лучше.

Они сидели по одну сторону стола, почти касаясь друг друга коленями. Пастухов, настороженно хмурясь, сводя брови, глядел на Краснова, на его лицо с припухшими подглазницами за большими очками, на начинающую лысеть голову и ждал, что Краснов первым начнет разговор.

Так оно и произошло: тот отодвинул лампу, чтобы не мешала, не била светом в глаза, и спросил:

— Ну, так что же? Слушаю вас.

Пастухов опустил глаза, полез в карман, вытащил пачку сигарет.

— Разрешите?

— Да-да, пожалуйста, — ответил Краснов и тоже, откинувшись, пошарил в карманах висевшего на стуле пиджака, достал сигареты и закурил.

— Я звонил в обком насчет своего письма, — начал Пастухов. — Мне ответили, что письмо передали вам для проверки.

— Совершенно верно, письмо ваше у меня, — подтвердил Краснов. — Мы к нему еще вернемся. А предварительно расскажите, как идут дела в районе? Как вам работается?

— В письме все это есть, — произнес Пастухов. — Я там с достаточной полнотой проанализировал состояние дел в районе, метод руководства Акимова и изложил свой взгляд на вещи... Не понимаю, какая еще нужна проверка? Разве вам ничего не говорит то, что мы сорвали выполнение обязательств по зерну, хотя возможности к выполнению были? Я настаивал, доказывал Акимову с цифрами в руках, я боролся за обеспечение поставок, а мне за это поставили на вид. Понимаете? На вид за то, что требовал обеспечения интересов государства. Я выступал не просто против нарушителей государственной дисциплины, а против саботажников из числа руководителей района.

Пастухов разошелся. Чувствовалось, он крайне раздражен тем, что назначили какую-то проверку, когда и так все ясно.

— Вы не волнуйтесь, давайте поспокойнее, — попросил Краснов. — Кстати, я поинтересовался сегодня балансом зерна в районе, и не сказал бы, что у вас его излишки. Может, вы взяли непомерно высокие обязательства, не учли своих возможностей?

— Я в своей работе учитывал одно: страна нуждается в хлебе. Отсюда и исходил, — угрюмо проговорил Пастухов.

— В принципе, конечно, верно. Но ведь вот какая история, подход тут может быть разный. Говорят, вы рубили сплеча, а бюро парткома подходило к вопросу иначе: учитывало и интересы государства и интересы колхозов.

— Это неправда! Акимов и некоторые члены бюро стоят на местнических позициях, разводят в районе гнилой либерализм.

Краснов посмотрел печально на Пастухова, загасил сигарету, встал, прошелся по узенькому номеру, опять сел.

— Хорошо, я вас понял... Теперь скажите, а как вы понимаете то, что происходит сейчас в стране? Вот был октябрьский Пленум, полмесяца назад — ноябрьский Пленум, восстановивший прежнюю структуру управления. Как вы расцениваете, как понимаете решения этих Пленумов?

— Я понимаю так, — ответил Пастухов. — Формы могут меняться, а содержание для партийного работника должно быть всегда одно: бороться за интересы партии. А для этого не стесняться, где надо, и власть применить.

— Значит, если встать на вашу точку зрения, либерал Акимов не годится на роль первого секретаря райкома?

— Безусловно! Такие, как Акимов, не могут руководить районом, у них всегда будут недоработки. Тут нужен крепкий товарищ, принципиальный, не поддающийся чуждым влияниям.

— Например, такой, каким являетесь вы, — подсказал, улыбнувшись, Краснов. — Я правильно вас понял, товарищ Пастухов? Скажите, вы не прочь поработать первым секретарем? Заменить Акимова?

Пастухов недоверчиво уставился на Краснова:

— Вы по поручению обкома меня спрашиваете?

— Нет, нет, — заторопился с ответом Краснов. — Просто хочу знать ваше мнение.

Пастухов помолчал немного, словно собирался с мыслями.

— Если изберут, не откажусь, — с достоинством произнес он. — Для меня работа первым секретарем — не новинка. Учиться не надо.

Краснов посмотрел на Пастухова уже потухшим, без заметного интереса взглядом, словно ничего в Пастухове не осталось, что не было бы известно ему, похлопал ладонью отчет парткома, словно коня, заждавшегося седока, и сказал:

— Так вот, товарищ Пастухов, посоветовались мы в обкоме и решили: особой проверки вашего письма не проводить, а довести о нем до сведения районной партконференции. И как она решит, так и будет. Думаем, делегаты разберутся, что к чему... Надеюсь, и вы выступите, расскажете о своей позиции, о своем понимании дел в районе и методов руководства в сельском хозяйстве. А сейчас — прошу извинить, — Краснов поднялся, опять похлопал рукой по отчету, — надо вот посмотреть, почитать, подумать кое над чем.

Пастухов встал не спеша, выпятил недовольные губы, — похоже, его не устраивало сообщение Краснова.

— Значит, обком не будет рассматривать на бюро мое письмо?

— Да, так вот решили... Ну, будьте здоровы.

Краснов пожал руку нахмурившемуся Пастухову, проводил его до двери, любезно дотронулся до плеча:

— До завтра, товарищ Пастухов.

Когда Пастухов ушел, Краснов еще какое-то время постоял возле двери, потом походил по тесному номеру. Он думал о Пастухове, о своем разговоре с ним. Краснов хорошо помнил его секретарем райкома, помнил его поучающие, внешне правильные, как школьная грамматика, речи с трибун областных пленумов и совещаний, и вот только что обнаружил, как он отстал от времени. Жизнь менялась, а он — нет; все еще живет старыми представлениями, мерит все на свой ветхий, стершийся аршин...

3

Партконференция открывалась в десять часов утра, и большеполянские делегаты решили выехать накануне, чтобы ночь провести в Колташах.

Всю последнюю неделю шел снег, и Уфимцев еще утром приказал конюхам подготовить две пары лошадей, две вместительные кошевки, набить их сеном, покрыть кошмами, чтобы делегатам было тепло и мягко ехать до райцентра.

Перед выездом он сходил на квартиру — пообедал, переоделся и, прихватив тулуп хозяина, пошел на конный двор, к месту сбора.

День стоял ясный, с легким морозцем, и, хотя дорога после снегопадов была мягкой, Уфимцев рассчитывал к вечеру добраться до места — кони были добрые, кучер надежный.

Он шел серединой улицы, неся свернутый тулуп на плече, и удивлялся, как неожиданно рано навалило в этом году столько снега: еще начало декабря, а у дороги его ометы, отброшенные хозяевами от домов. И хотя удивлялся этому, но и радовался: больше снега — больше влаги на полях весной, выше будет урожай.

Неожиданно он увидел шедшую навстречу Аню. Сердце его гулко заколотилось. Аня тоже заметила мужа, качнулась к одной стороне дороги, потом к другой и, видимо, хотела уйти ближе к домам, но путь ей преграждали кучи снега, и она пошла по дороге навстречу Уфимцеву.