Завод

Глава вторая

«В Западной Украине прошли небывалые весенние паводки… В Дагестане землетрясение в семь баллов. Вся страна шлет помощь дагестанским братьям…»

Греков отодвинул газету.

Перепалка между Всесвятским и Стародубом обострялась. Правда, говорил начальник цеха, а Всесвятский лишь изредка вставлял слово. Всегда одно и то же: комплектация, дефицит, неритмичность…

Лепин что-то рисовал в углу. Наверняка Всесвятского. Трудно найти более подходящую натуру для карикатуры… Земцов, главный технолог, тихонечко посапывал.

«Спит. С открытыми глазами наловчился спать. Это же надо! Человек ко всему привыкает», — подумал Греков и окликнул:

— Тихон Алексеевич!

Главный технолог не шевельнулся, только зрачки засветились, постепенно принимая осмысленное выражение.

— А в Дагестане землетрясение. Семь баллов. Представляете?

— Не может быть, — бодро, с готовностью ответил Земцов.

— Почему не может? — Всесвятский повернулся к Земцову. — Когда я работал в Ашхабаде, например…

— Мне плевать на землетрясения, — Стародуб сгоряча дернул Всесвятского за пуговицу пиджака. — Ты мне декаду по номенклатуре засчитывай, ясно? Куда это годится?! — Иван Кузьмич жалобно посмотрел на Грекова. — Все, понимаете, в ажуре. Люди из кожи лезут, а из-за механического…

— Обижают Ваню, — проговорил Греков.

— Нас не обидишь. Мы зубастые. — Иван Кузьмич повернулся к Всесвятскому, словно примериваясь, куда его почувствительнее куснуть. — В землетрясение, говорите, попали? Оно и видно.

Все лениво рассмеялись. Лишь Лепин недовольно нахмурился: Всесвятский переменил позу, а он не закончил рисунок.

— У меня междугородная заказана, с Москвой. А тут конца не видно. — Всесвятский привычно вскинул руку, обнажая часы, и недовольно вздохнул: —Мое мнение — лишить сборочный цех на пятьдесят процентов, за неритмичность, — и он покинул кабинет.

Греков встал и прошел вдоль стола. Так получалось, что люди работали на одном заводе, встречались редко. У каждого свои заботы. А вот на балансовую комиссию старались прийти все: не придешь — пожалеешь, потом бегай, доказывай.

Греков остановился рядом с креслом, в котором сидел главный технолог Земцов.

— Вы считаете, что приспособление к магнитометрам уже готово? — сдерживая раздражение, произнес Греков.

Земцов дернулся, попытался встать, но Греков придавил ладонью его плечо.

— Приспособление передано в цех? — вновь спросил Греков.

Земцов молчал. Не будет же он в который раз повторять, что шлифовщики подводят.

— Так вот, ведущую группу лишим прогрессивки. И всему отделу срезать наполовину. Я вас предупреждал. Что по отделу главного конструктора? — Греков повернулся к Лепину.

Главный конструктор Лепин снял очки и принялся вертеть их в руках.

— Закончили рабочие чертежи? — спросил Греков.

— Не успели, — помедлив, ответил Лепин.

— Причина?

— Большой объем. Еще недельки две возиться.

— А лишу-ка я и вас премии, мой друг, чтобы Земцову не было обидно.

— А ему и не обидно. Правда, Земцов? Вам не обидно? — Лепин улыбался, близоруко щурясь.

Греков взорвался. Больше всего в Лепине его бесили улыбочки и этот тон. Мальчишка! Воображает черт знает что, а второй месяц не может сдать чертежи по счетчикам. Когда же они попадут к технологам?

— Вы просматривали рекламационные акты? Советую просмотреть! Большинство актов по вине вашего отдела.

— Именно, — добавил Гмыря астматичным, с тяжелым придыханием голосом. — Стыдно в глаза людям смотреть.

— А зачем в глаза? Отдел сбыта должен в карман смотреть, — огрызнулся Лепин. С Гмырей у него была давняя вражда.

— Цинично, молодой человек. Я вам в отцы гожусь. — Гмыря запахнул на животе свой просторный пиджак.

— Не годитесь вы мне в отцы, Василий Сергеевич! — не удержался Лепин.

Греков постучал ладонью по спинке стула.

— Это стенографировать? — тихо спросила секретарша.

— Да! Дословно! — выкрикнул Лепин.

— Тут пока я распоряжаюсь. — Греков прошел на свое место. — Не нужно стенографировать.

— А жаль. — Гмыря выдохнул. — Покрываете, а они на голову садятся. — Он встал и, тяжело ступая, направился к двери.

— Совещание еще не закончилось, — остановил его Греков. — Вы правы, Василий Сергеевич, покрываю. И напрасно.

«Не забыл „выручальников“, — забеспокоился начальник цеха Стародуб. — И дернуло этого козла, Гмырю, влезть. Неужели главный на скандал пойдет? Ведь сам неприятностей не оберется. Получится, что месячный план не выполнили. Липа одна…»

— Да, да, Иван Кузьмич, покрываю, — повторил Греков, посмотрев на Стародуба.

В кабинете стало тихо. Все понимали, на что намекает главный. А это уже серьезно. Особенно для сборщиков. Это не Всесвятский со своими придирками.

Стародуб пожал плечами, умоляюще глядя на Грекова.

— Не знаю, Геннадий Захарович, — пробубнил начальник цеха, часто моргая белесыми ресницами. — Вам виднее…

Греков потер пальцами лоб, пригладил волосы.

— Придется тебе, Иван Кузьмич, согласиться со Всесвятским. Неритмично работает цех. И дефицит у тебя, Ваня, большой висит, — произнес он каким-то другим, блеклым тоном.

Все в кабинете заулыбались, словно в кино при неожиданном и приятном конце. Только Лепин сидел по-прежнему со злым лицом и рисовал чертиков.

— Согласен, согласен, — махнул рукой Стародуб, думая в то же время по-хорошему о главном. Как это он ловко повернул. И наказал за «выручальников», и все без большого скандала — подумаешь, неритмичность. Когда ее не было? Хоть шерсти клок, да оставил. Все же пятьдесят процентов — не баран чихал, тоже деньги…

Вскоре балансовая комиссия закончилась, и все разошлись, кроме Лепина, которого Греков задержал.

— Все собираюсь поговорить с вами. — Греков достал из сейфа бутылку минеральной воды, налил полстакана, отпил глоток и сел, не выпуская стакана из рук. — Неинтересно стали работать, Лепин. И дело не в большом объеме. Нет. Понимаю, оригинальные мысли по заказу не появляются. Но у вас и стремление к этому пропало. Раньше оно было, и вы всех увлекали. А сейчас по избитым тропинкам бродите. Это скучно. Кризис?

— При плановом хозяйстве кризис исключен. — Лепин усмехнулся.

— Значит, тенденция, — прервал Греков. — А это мне не нравится.

— Знаете, в чем ваше достоинство, Геннадий Захарович? Вы никогда не скажете: «Нам не нравится». Вы говорите: «Мне не нравится».

«Смеется надо мной, что ли?» Греков отпил глоток воды и усмехнулся.

— Подхалимничаете?

— Конечно, — согласился Лепин. — Надо компенсировать плохую работу отдела.

— Что-то вы рано поседели, Семен, — неожиданно для себя произнес Греков и поморщился: надумал было вести серьезный разговор и вдруг вильнул.

— Наследственность, — ответил Лепин.

Разговор не складывался. Конечно, Греков мог коротко изложить суть дела и потребовать точного исполнения. Тогда дальнейшая дискуссия свелась бы не к препирательствам, а к различным уточнениям. Но Греков чувствовал, что ему не хочется говорить на производственную тему. Лень. С каким удовольствием он поговорил бы о делах совсем не заводских!

— Разрешите мне сегодня уйти пораньше, — попросил Лепин.

«Конечно. Ему еще и Не хватает свободного времени», — раздраженно подумал Греков и резко спросил:

— Сверхважные дела?

— Да. Архиважные. Суд. Моя бывшая супруга после пятилетнего тайм-аута решила узаконить развод.

— Что ж, детей у вас нет. Все просто, — пробормотал Греков и махнул рукой: мол, иди, чего уж там. Главный конструктор вышел.

Среди старших руководителей завода, пожалуй, один Лепин отпрашивался по своим личным делам открыто. Большинство придумывали всевозможные предлоги: то вызывают в райком, то в НИИ, то надо ехать к смежникам. После очередного приказа самовольные уходы прекращались на недельку-другую, но потом опять все шло по-старому. Многие в этом не видели особого зла: раз нет работы, можно и уйти по неотложному делу. В конце месяца сутками пропадаешь на заводе. И без всяких сверхурочных да отгульных.