Фронтовые повести

Неожиданный вызов в горком партии помог девушке по-иному взглянуть на события, а главное — найти себя, определить свое место в этом огромном сражающемся мире. Она понимала, что в этом теперь ее сила, и уже имела возможность убедиться, насколько целеустремленность и уверенность ее действий благотворно подействовали на совсем было потерявшую голову сестренку… Далеко за полночь Валя забылась коротким, тревожным сном.

— Вот они! — услышала Валя испуганный возглас сестры..

Спросонья она не сразу поняла, что происходит. Было еще очень рано. Сидя в смятой постели, Валя оглядывалась и не узнавала ничего вокруг. Что это за печка, занявшая половину маленькой комнатки? И кровать, на которой она проснулась, — старинная, деревянная, с нелепыми украшениями на спинках? Недоумение длилось какой-то миг: ужасающий грохот и лязг железа, от которых сотрясался весь небольшой домишко, развеяли остатки сна. Началось! Валя ощутила леденящий холодок под сердцем.

Она обняла сестренку за плечи, приоткрыв занавеску, украдкой выглянула в окно. По широкой раскаленной ленте шоссе тянулся нескончаемый поток войск. Выворачивая куски асфальта, ползли громоздкие махины танков с огромной буквой «Г» на башнях. Хищные жерла орудий зловеще покачивались над дорогой. Синеватый едкий дым заволакивал обочины. Шли панцирные бригады Гудериана, завоеватели Шампани и Познани. Отчаянно сигналя, проносились запыленные легковые машины с откинутым верхом. В них сидели немецкие офицеры в фуражках с высокими тульями. Урчали многоосные грузовики, плотно набитые солдатами в касках и грязно-зеленых мундирах.

Прижавшись друг к другу, сестры подавленно наблюдали за грохочущей лавиной войск: дорога не вмещала их, и под гусеницами танков трещал штакетник палисадников.

Что ждет ее, Валю, на новом пути? Сумеет ли она справиться с тем, о чем говорил ей в горкоме партии военный с двумя шпалами в петлицах?..

Под рукой Вали дрожало худенькое плечо испуганной сестренки. Чем утешить ее, чем успокоить? Сама Валя знала, что враг, как бы ни был он силен, нагл и уверен, неминуемо встретится с организованным сопротивлением. Но то, что давало силы ей, не было известно молоденькой сестренке, и Валя была готова защитить ее от любой опасности.

«Так хватит ли у меня выдержки?»— глядя на нескончаемый железный поток, который раз спрашивала себя Валя.

Эта мысль не оставляла ее целый день, с нею она и заснула, когда ночь уже давно перевалила на третье августа.

Два дня девушки не показывались из дома.

На третий день Валя собралась с решимостью и вышла в сарай за дровами. Нужно было затопить печь: так хотелось согреться и поесть чего-нибудь горячего.

Она возвращалась с охапкой поленьев, когда услышала скрип открывавшейся калитки. Этот мирный звук был так резок, так неожидан, что Валя вздрогнула, оглянулась и едва не бросила вдруг потяжелевшие поленья: к дому шел немец в каске, с автоматом поперек груди. Рукава его солдатского мундира были закатаны. Валя замерла на месте, побледнела. Солдат внимательно оглядел испуганную девушку и показал дулом автомата на дом и на сарай.

— Зольдат?.. Рус зольдат?..

Значит, солдат пришел не за ней, он ищет красноармейцев: не спрятались ли они в доме, в сарае… И Валя, поправив охапку поленьев, запинаясь, ответила по-немецки:

— Солдат нет. Здесь живем я и моя сестра, — и торопливо шагнула к крыльцу.

В белесых глазах солдата мелькнуло удивление:

— О, фрейлен говорит по-немецки! Подождите…

Но Валя уже взбежала по ступенькам и скрылась за дверью.

— Что с тобой? — бросилась к ней навстречу Ася. — На тебе лица нет.

— Немцы! — только и проговорила Валя, с грохотом рассыпав у печки охапку поленьев.

Не проронив больше ни слова, они стояли, прислушиваясь к удаляющимся шагам во дворе. Вот, скрипнув, хлопнула калитка.

На следующий день, повязавшись платком, Валя вышла за ворота. Несколько минут стояла у калитки, осматривалась. Ощущение было такое, будто она неожиданно попала в чужой незнакомый город. По избитому шоссе снова открылось беспорядочное движение войск, и казалось, что ему не будет ни конца ни края. Валя разглядывала неприятельских солдат, догадываясь, что вот эти, в зеленых выгоревших мундирах, — пехотинцы, а вот эти, в черной промасленной униформе, — танкисты. Ей необходимо научиться не только спокойно глядеть на чужаков, но и бороться с ними. Значит, со страхом пора кончать…

Над горсоветом тяжело полоскался на ветру огромный флаг со свастикой. Изломанную, похожую на паука эмблему фашистов Валя видела за эти дни много раз: свастика была на повязках, на флажках, на машинах, ползущих по шоссе. Все это Валя наблюдала в щелочку раздвинутых штор. Но вот, оказавшись на улице, она взглянула на здание горсовета, и знакомый холодок отчаяния снова подступил к сердцу.

Фашистский флаг развевался и над бывшей женской консультацией. Там, как оказалось впоследствии, разместилось гестапо.

По городу развесили репродукторы, и над сожженными улицами Велиславля гремел бой барабанов, разносился звон фанфар: радио не переставая транслировало из Берлина фашистские марши.

Валя свернула за угол и тут же отступила к стене дома. На небольшой площади стояла наспех сколоченная виселица. На ней раскачивались три трупа: двоих мужчин и молодой женщины в разорванной кофточке. На груди казненных висели дощечки с надписями на двух языках: «Мы стреляли в немецких солдат».

Потрясенная, Валя пошла прочь от страшного места. Но перед ее глазами долго еще стояли искаженные смертью лица повешенных.

Кто были эти люди? Были ли они тоже оставлены в захваченном городе, выполняли ли они какое-нибудь задание? Как бы то ни было, но в этот свой первый выход в город Валя убедилась, что растерзанный, обезображенный, он не упал к ногам вражеских солдат, он полон скрытых сил и будет бороться, хотя бы вот так, как поступили эти трое безымянных героев.

Далеко от места казни на каком-то уцелевшем заборе внимание Вали привлек большой плакат. Она перепрыгнула канаву и подошла ближе. Плакат был отпечатан на бумаге ядовито-зеленого цвета.

Гражданскому населению воспрещается выходить из своих квартир в период от 6.00 вечера до 5.00 утра. Исключения допускаются только для лиц с письменным разрешением местной комендатуры. Нарушение этого приказа будет строго караться.

Местный комендант

майор Хольбер.

Валя в задумчивости прикусила губу — привычка, оставшаяся у нее еще со школы. «Значит, хочешь не хочешь, а надо раздобыть это письменное разрешение». Ведь наверняка для того задания, какое ей поручат, хождение по улицам, особенно в ночное время, будет просто необходимо.

По пути домой на глаза ей снова попался плакат, еще большего размера, чем первый. Интересно, какие требования содержатся в этом приказе «новой власти»? Да, и этот, как и все другие, заканчивается угрозой. И, читая его, Валя постоянно вспоминала наспех сколоченную на площади виселицу.

1. Каждый трудоспособный житель города мужского пола от 16 до 60 лет обязан к труду. За работу обычное вознаграждение.

2. Воспрещается уклонение от назначенной работы и самовольный уход с работы.

3. Все жители города мужского пола от 16 до 60 лет должны являться ежедневно, за исключением воскресных и праздничных дней, в 7 часов к своим уличным старостам. Исключаются только лица, имеющие определенную работу и удостоверившие это предъявлением письменной справки германской войсковой части.

4. Уличные старосты обязаны проводить всех лиц, подлежащих явке, вместе к назначенному сборному пункту своего участка; о неявившихся докладывать участковому инспектору письменно.

Невыполнение приказа карается как саботаж.

Местный комендант