Киноповести

— Да потому! «Почему...». Потому, что так никто не поступает: взять одну путевку и везти с собой еще жену.

— Но ей же тоже охота...

— Что вы дурачка-то из себя строите? Чего дурачка-то строите?

— Почему?

— А где она жить будет?

— Со мной.

— Да как — с вами-то? Как?

— Но мне же положена одна комната...

— Так...

— Поставим раскладушку...

Директор в изумлении хлопнул себя по ляжкам.

— Феноменально! А тещу вы не могли прихватить с собой?

— Не трогайте мою тещу!— обиделся Иван. Обиделся и осердился: — Такую тещу, как у меня,— поискать! И нечего ее трогать.

— Идите устраивайтесь,— тоже осердился директор.— Ни о каких раскладушках, конечно, не может быть речи.

Иван растерялся... Долго молчал.

— А куда же она?

— Куда хотите. Вы что, думали, здесь Дом колхозника, что ли?

Ивану пришла в голову какая-то, как видно, толковая мысль.

— Счас, одну минуточку,— сказал он.— Я к жене схожу...— И вышел.

— Ну?— спросила Нюра.

— Уперся... Слушать не хочет.

— Да ты попроси хорошенько! Скажи, мол, издалека приехали...

— Просил всяко! Не могу, говорит. Это... чего я подумал: может, сунуть ему? Рублей двадцать...

— Ну-ка да не возьмет?

— Да возьмет поди, куда он денется? Или мало — двадцать?

— Да хватит!

— Может, четвертак? Ведь месяц почти жить...

— Ну, дай, черт с им! Только уж пусть он получше комнату-то подберет. Побольше.

— Ну, сделает, наверно!..

— Хорошо бы, если б из окошка-то вот этот бы фонтан видно было. Прямо глаз не оторвать — до того глянется. Хорошо-то как здесь, господи! Рай.

— Вот черт, понимаешь...— стал мучиться Иван.

— Чего ты?

— Не умею я давать-то... Не приходилось.

— Сунь ему в руку...

— Сунь! Тут кто кому сунет: — я ему или он мне... Как сунешь...

— Ну, парень!.. Как же теперь? Надо как-то выходить из положения.

— Пойдем вместе?— сказал Иван.

— А я-то чего там?

— Ну, я, может, похрабрей буду...

— Да хуже только: так — с глазу на глаз, а так — свидетель. Иди, не бойся. Ну, не возьмет — не возьмет: в лоб не ударит.

— Да если б ударил-то — это бы полбеды, а то потянет за взятку-то. Отдохнешь... в другом месте, елки зеленые. Будешь там заместо отдыха... печки-лавочки Делать.

— Как же быть-то?

— Погоди, счас, может, насмелюсь... Черт, никогда с этим не приходилось! Шофера, те привычные... Ладно пошел.

В кабинете директора, когда туда опять вошел Иван, сидела некая милая женщина, по виду врач.

— Подождите минутку,— сказал директор Ивану.

Иван понял так, что надо подождать здесь, в кабинете. И присел на стул.

Женщина-врач посмотрела на Ивана... И решила, что при нем можно рассказывать свое.

— Я говорю, но послушайте, укол всегда болезнен. Нет, говорит, присылайте другую сестру. Иначе буду жаловаться. Представляете? Что в таком случае...

— Минутку,— сказал директор. И повернулся к Ивану.— В чем дело? Что у вас еще? Я же вам сказал: идите устраивайтесь.

— Вы беседуйте, беседуйте,— вежливо молвил Иван.— Я подожду.

— Нина Георгиевна, зайдите, пожалуйста, через... десять минут. Мы вот с товарищем тут...

— Хорошо.

Женщина вышла.

Директор изготовился, видно, говорить строго.

— Слушаю.

Иван подошел к столу, посмотрел на директора — в глаза ему в самые — и выложил на стол ассигнацию в 25 рублей.

— Сойдемся?

Директор... молчал.

— Что?— спросил Иван.— У меня больше нету: осталось здесь пожить и на обратную дорогу.

Директор посмотрел на бумажку... Потрогал ее.

— Я бы больше дал, нету,— еще сказал Иван.

— Ладно,— решил вдруг директор. Встал.— Устрою твою жену. А деньги возьми.

— Да без этих-то я обойдусь!..— запротестовал Иван.— Бери!

Директор засмеялся.

— Что?— спросил Иван.

— Возьми деньги,— велел директор.— Откуда приехали-то?

— С Алтая.— Иван вышел на балкон и крикнул Нюре: — Заходи!

Нюра подошла ближе к балкону и спросила негромко, так, чтоб Иван — на втором этаже — слышал:

— Взял?

— Потом. Счас я иду к тебе.

В бассейне, где били вверх струнки воды, плавали каменные лебеди.

И вот вышли они к морю!..

— А народу-то!— заорал Иван.

— Не ори,— сказала Нюра. И засмеялась.

Они подошли к воде... Иван скоренько разделся до трусов. Нюра пока не стала, присела так, на камушки.

— Море, море!..— сказал Иван вдохновенно, оглядел, зачарованный, даль морскую, залитую солнцем... Подкрался к шаловливой волнишке, сунул в нее ногу и вскрикнул: — А холодная-то!

— Холодная?— испугалась Нюра.

Иван засмеялся.

— Я шучу. Молоко парное!.. Раздевайся.

И третье письмо написал Иван — с моря. Оно начиналось словами:

«Здравствуйте, дорогие мои!

Стою на берегу моря! Если смотреть прямо — будет Турция. Справа и слева от меня — голые счастливые люди. Да и сам я — в одних трусиках щеголяю. А Нюра смеется, дурочка...»

Калина красная

История эта началась в исправительно-трудовом лагере, севернее города «Н», в местах прекрасных и строгих.

...Был вечер после трудового дня.

Люди собрались в клубе...

На сцену вышел широкоплечий мужчина с обветренным лицом и объявил:

— А сейчас хор бывших рецидивистов споет нам задумчивую песню «Вечерний звон»!

На сцену из-за кулисы стали выходить участники хора — один за одним. Они стали так, что образовали две группы — большую и малую. Хористы все были далеко не «певучего» облика.

— В группе «Бом-бом»,— возвестил дальше широкоплечий и показал на большую группу,— участвуют те, у кого завтра оканчивается срок заключения. Это наша традиция, и мы ее храним.

Хор запел. То есть завели в малой группе, а в большой нагнули головы и в нужный момент «ударили* с чувством:

— Бом-м, бом-м...

В группе «Бом-бом» мы видим и нашего героя — Егора Прокудина, сорокалетнего, стриженого. Он старался всерьез и, когда «звонили», морщил лоб и качал круглой крестьянской головой — чтобы похоже было, что звук «колокола» плывет в вечернем воздухе.

Так закончился последний срок Егора Прокудина. Впереди — воля.

Утром в кабинете у одного из начальников произошел следующий разговор:

— Ну, расскажи, как думаешь жить, Прокудин?— спросил начальник.— Он, видно, много-много раз спрашивал это — больно уж слова его вышли какие-то готовые.

— Честно!— поторопился с ответом Егор, тоже, надо полагать, готовым, потому что ответ выскочил поразительно легко.

— Да это-то я понимаю... А как? Как ты это себе представляешь?

— Думаю заняться сельским хозяйством, гражданин начальник.

— Товарищ.

— А?— не понял Егор.

— Теперь для тебя все — товарищи,— напомнил начальник.

— А-а!— с удовольствием вспомнил Прокудин. И даже посмеялся своей забывчивости.— Да-да... Много будет товарищей!

— А что это тебя в сельское хозяйство-то потянуло?— искренне поинтересовался начальник.

— Так я же ведь крестьянин! Родом-то. Вообще, люблю, знаете, природу. Куплю корову...

— Корову?— удивился начальник.

— Корову. Вот с таким вымем.— Егор показал руками.

— Корову надо не по вымю выбирать. Если она еще молодая, какое же у нее — вот такое!— вымя? А то выберешь старую, у нее действительно вот такое вымя... Толку-то что? Корова должна быть... стройная.

— Так это что же тогда — по ногам?— сугодничал Егор с вопросом.

— Что?

— Выбирать-то. По ногам, что ли?

— Да почему «по ногам»? По породе. Существуют породы — такая-то порода... Например, холмогорская.— Больше начальник не знал.

— Обожаю коров,— еще раз с силой сказал Егор.— Приведу ее в стойло... поставлю...

Начальник и Егор помолчали, глядя друг на друга.