Три поколения

Оттерев снегом с головы зверя сгустки крови, охотник почувствовал, что он в одной рубахе и что она коробом застыла на спине. В азарте преследования Нефед не помнил, когда он сбросил зипун.

— Упарил же ты меня, дружок! Феклисте бы его, такого, на суку показать. — При мысли о жене на волосатом лице Нефеда появилась улыбка.

Зотик, подобрав Нефедову шапку, наткнулся на заплечницу: «Экая тягость!»

Навьючившись, он потянулся в гору, останавливаясь через каждые пять-шесть шагов. Шел с трудом, сгибаясь под ношей.

— А ведь не донесу. Вот те бог, не донесу!

Зотик повалился на снег и в изнеможении закрыл глаза.

Открыл их, лишь когда вернувшийся Нефед тронул его лыжей.

— Упарился, стрель те в бок! Соболевщик тоже! — по-прежнему суровым голосом сказал дядя.

Зотик огрызнулся:

— Упаришься, тяжело в гору-то!

Стараясь скрыть хромоту, мальчик вновь пошел за Нефедом.

Соболя Нефед спрятал за пазуху, но Зотик догадывался об удаче.

К промысловой избушке дошли ночью, и как ни крепился Зотик, а, не дождавшись ужина, уснул.

Проснулся поздно. В избушке было натоплено, как в бане. На столике лежали сухари, стоял уже остывший чайник и берестяной туесок с медом. Зотик попробовал встать, но не смог. Сел на нары и долго растирал опухшее колено. Над головой, на перекладине, подвешенная за хрящик носа, мехом внутрь, висела шкурка соболя.

— Добегался, вот и сохни!

Зотик не удержался и, с трудом приподнявшись, снял шкурку.

— Аскыр был, — разглядывая узенькую прорезь на брюшке, сказал он. — Хороша зверушка!

К обеду Зотик вылез из избушки и огляделся: кругом стояли леса, в самое небо упирались горы.

Внизу, в крутом обрыве, сверкал ручей, над ручьем — серебряные от инея пихты. Дальше — черная стена тайги.

— Ух, да и хорошо же здесь!

На охоту Зотик не пошел:

— Напромышляюсь еще, не натрудить бы ногу.

К вечеру стал поджидать Нефеда, подтопил каменку.

Стемнело, а Зотик все не заходил в избушку, все ждал, поглядывая по сторонам, и ему казалось, вот сейчас из-за пихт выскочит Бойка, а за ним Нефед.

Чайник выкипел. Зотик набил его снегом (к ручью ночью пойти побоялся) и опять поставил на нагоревшие угли:

— В эдакую даль забрел. Как-то пойдет ночью? Продрогнув, мальчик зашел в избушку, подкинул дров, но поминутно выскакивал за дверь. Ему чудился скрип Нефедовых лыж и повизгивание Бойки.

— А хорошо бы сейчас прийти им, опять чайник уплыл.

Вдруг за дверью кто-то взвыл, и такая тоска была в этом вое, что Зотик побледнел и торопливо закрестился. Вой смолк. Взвизгивая, заскребся Бойка.

Зотик толкнул дверь. Заиндевевший пес повалился на пол и заскулил. Зотик без шапки выскочил на мороз и закричал:

— Нефед! Не-фед… дя-адька-а!

— …ет …ет …ка, — подхватило эхо.

Долго еще стоял Зотик, вглядываясь в темноту; у ног жалобно повизгивал выскочивший из избушки Бойка.

«Уж не на черного ли зверя [19] наткнулся, — с тревогой подумал Зотик, — оборони господь, с малопулькой он». Только перед утром, обняв Бойку, Зотик заснул. Проснулся на рассвете и вскочил.

Бойка тоненько скулил во сне и беспомощно дергал лапами.

Глава IV

На след второго соболя Нефед напоролся в вершине речки Шумишки, у россыпи.

Сколь неудобное место: камень и колодник наружи.

Бойка стронул соболя. Нефед побежал в обход, стараясь обойти зверя «сивером», по более глубокому снегу, но зверь ударился в гору. Подъем был тяжелый, буреломниками и россыпью. Соболь попал ходовой, сильный.

Дважды собака «садила» зверька на дерево, но оба раза, не допустив охотника, аскыр уносился, забирая все круче и круче.

Запарился Нефед. Устал и Бойка, все время на виду гонявший зверя. В третий раз он «посадил» соболя на страшной высоте: глянешь вниз — голова кружится. Далеко обошел Нефед, огибая кедровники с подветренной стороны. Как всегда, осторожно подобрался к зверю, но в самый последний момент, когда оставалось только вскинуть винтовку, соболь метнулся вниз, к россыпи, чуть не угодив в пасть собаке.

В голове Нефеда мелькнуло: «Перехвачу, а то уйдет в камни».

Он катнулся к краю пропасти и… просчитался!

Наутро Бойка и Зотик по следу нашли Нефеда.

На россыпи чернели сгустки крови, обрывки зипуна, валялись осколки пихтовых лыж…

По камням ползал маленький, беспомощный человечек. Заботливо собирал кровавые клоки в одну кучу и все шептал:

— Нефедушка! Ишь ты, какое дело-то, Нефедушка!..

Обломком Нефедовой винтовки Зотик стал разгребать снег, расчищая место между двумя валунами. Щебень и мелкие камни, выбирая, укладывал в стороне.

Бойка, до этого не отстававший от Зотика ни на шаг, теперь лежал рядом с Нефедом, положив острую морду на вытянутые лапы.

Наконец Зотик приготовил могилу.

«С первым же ветром закатит снегом, — подумал он. — Зверь не тронет».

Даже рукам Нефеда, огромным и окостеневшим, он придал нужное положение.

Торопливо, как на похоронах отца, которые Зотик хорошо помнил, он набросал высокий холмик из снега. И только когда кончено было все, почувствовал, что он один, что надвигается вечер, что горы начинают куриться и что ему страшно.

Глава V

Торопившемуся изо всех сил Зотику казалось, что не успей он вовремя добежать до избушки — и снежный ураган закрутит, затреплет его, как сухой лист.

— Не сбиться бы, — шептал он задыхаясь.

А горы словно переползали с места на место…

К избушке Зотик добрел мокрый и усталый.

Дрожащими пальцами разжег дрова.

— Эка, брат Боюшка, как напугались-то мы с тобой!

Повизгивая, Бойка вертелся у самых ног.

Зотик старался занять себя чем-нибудь, чтобы не думать о Нефеде, об урагане за стенами избушки: колол смолистые дрова, набивал ими каменку.

Вспомнив, что он и Бойка весь день не ели, Зотик уселся около туеска с медом, обмакнул в него хлеб, съел ломоть и дал кусок собаке.

— Вот и добежали, а ты уж, поди, думал… — обращаясь к Бойке, снова заговорил Зотик и замер: совсем рядом с избушкой с грохотом рухнула обломанная вершина старой пихты.

Зотик перестал есть и теснее прижался к Бойке. Снова вспомнился страшный мертвый Нефед.

— А холодно, поди, ему на россыпи, пока снегом не закатит…

Стараясь отогнать эти мысли, Зотик опять заговорил с собакой:

— Уйди-ка от каменки, опалишь шерсть-то.

И оттого ли, что в избушке становилось тепло, оттого ли, что устал за день да и перед этим провел тревожную ночь, голова Зотика клонилась все ниже и ниже, пока не уткнулась в рыжую мягкую шерсть Бойки.

…И снова Зотик проснулся очень рано.

— Высвистело за ночь тепло-то, — сказал Зотик, нашаривая спички, чтобы зажечь огонь.

Бойке обрадовался, как другу. Выгнув спину и вытянув сначала одну, потом другую лапу, пес зевнул.

— Неужто не выспался? А я, брат, уж давно не сплю…

Мальчик старался говорить как можно спокойнее.

Так обманывал свой страх Зотик и раньше, когда, бывало, приходилось возвращаться с покоса ночью, только тогда он начинал петь или громко разговаривать с лошадью.

О том, что предстояло утром, боялся думать. А утро уже заглядывало в окошко.

Дверь подалась не сразу. За ночь ее завалило снегом, и Зотику пришлось порядком повозиться с ней. Зато выбравшись, он увидел, что буря затихает.

Гул ее еще наполнял воздух, но уже становился слабей и откатывался все дальше и дальше. Радовало, что будет тихий день.

— Им хорошо там, дома, на народе, а здесь один…

Заимка, горячие щи, удобная, широкая печка, на которой так хорошо слушать по вечерам рассказы дедушки Наума, потянули неудержимо.

Мальчик вернулся в избушку и торопливо стал собираться.

«Перво-наперво, в дробовик пулю надо…» — решил он и зарядил ружье.