Мы еще встретимся

— Ваш муж гениальный администратор.

Рите хотелось, чтобы об Игоре сказали, что он талантливый композитор, но этого никто не говорил. Как-то Рита спросила Игоря, почему он так редко пишет музыку. Он засмеялся и ответил:

— Надо сперва создать базу. Я не гений, чтобы творить на чердаке… На песни машины не купишь…

Он уходил по делам, а Рита принималась за хозяйство. Она ценила минуты, когда чувствовала себя полновластной распорядительницей. Старые тяжелые стулья и шкаф с колонками, о котором Игорь говорил: «Это Александр…», — внушали ей уважение.

В цветистом и очень идущем к ней халатике, который подарил ей муж, Рита старательно перетирала вещи и до блеска намывала чашки и блюдца.

Потом она брала сумку и шла на базар. Подражая придирчивым хозяйкам, перекладывала с места на место куски мяса, немедленно сбрасывала с чаши весов помидор или яблоко, которое ей не нравилось.

Квартира, где они жили, была очень большой. Рита долго не могла понять, сколько здесь проживает семейств. Она слышала: утром хлопали двери, люди уходили на работу. Вечером просторная кухня наполнялась женским гомоном и шипением сковородок.

Двери на лестницу, как стенки гармони, облипали кнопки звонков.

У них был свой в металлической решеточке, чтобы не свинтили. И почтовый ящик был собственный, с наклейкой: «Только И. Радину». Впрочем, в ящике не бывало ничего, кроме квитанции на оплату квартиры. Газет Игорь не выписывал, а письма ниоткуда не приходили.

В огромной, тускло освещенной передней с обоями, исцарапанными кошками, катали лошадку о трех ногах и кормили ее печеньем большеголовый малыш Витя и девочка лет пяти, так выросшая из своего платья, что оно и наполовину не прикрывало розовых фланелевых штанишек.

По соседству с Радиными занимала две комнаты семья инженера Зарецкого, молчаливого лысого человека. Рита его почти никогда не встречала, так как он уходил на работу раньше всех и возвращался поздно. Зато с его женой, Лией Петровной, Рита подружилась с первых дней жизни в квартире. Лия Петровна служила в каком-то техническом издательстве. Девочка в розовых штанишках — ее звали Виолетта — была дочкой Лии Петровны. Еще рос у них мальчик Кирилл. Он носил множество значков на школьной форме и все время что-то пилил на кухне. Днем с детьми воевала мать Зарецкого, пожилая женщина, страдающая сердечным недугом. Днем в семье Зарецких было шумно и бестолково: кричала бабушка, хныкала Виолетта, хлопал дверьми Кирилл. В восьмом часу с работы с сумкой, набитой продуктами, прибегала Лия Петровна. Что-то быстро готовила на кухне. Очень по-взрослому разговаривала с Кириллом, который приносил ей похвастаться свои тетради с отметками. Девочка, весело притоптывая, бегала взад и вперед, таща матери то перец, то спички. Бабушка отдыхала. В комнатах Зарецких водворялся порядок.

По вечерам, когда Игоря не бывало дома, Рита ходила к Зарецким. Поджав ноги, она забиралась на оттоманку, играла с Виолеттой. Рассказывала Лии Петровне про свой дом и семью. Было у Зарецких что-то уютное, хорошее, хотя — Рита догадывалась — Лии Петровне приходилось нелегко.

Так продолжалось недолго. Игорь узнал, что Рита посещает соседей, и остался этим очень недоволен.

— Тебе там совершенно нечего делать, — сказал он.

Рита удивилась:

— Почему?

— Нечего встречаться с людьми, с которыми не имеешь ничего общего, — резко ответил Игорь. — Очень тебя прошу держаться тут в квартире ото всех подальше. У тебя должен быть свой круг… А здесь все нам завидуют.

С тех пор Рита старалась все сделать по хозяйству днем, когда кухня пустовала. С жильцами она, так же как Игорь, стала только здороваться. Если случалось кому-нибудь постучать к ним в комнату, Игорь подходил к двери и, приоткрыв ее, разговаривал с соседом, не приглашая его войти в комнату. Вскоре так стала поступать и Рита.

В шестом часу Игорь возвращался домой, и они обедали. Наевшись, он говорил Рите:

— Ты у меня молодец, хоть и девчонка.

Поцеловав Риту, он в пижаме устраивался на тахте, собрав под голову все подушки. Он не спал, а лежал с прикрытыми глазами и, казалось, все о чем-то думал.

Каждое утро он выдавал ей деньги на хозяйство, а вечером Рита должна была отчитываться в расходах, и Игорь подсчитывал, как он шутил, «убытки». Риту сперва это удивляло. Она выросла в семье бухгалтера, но отец никогда не считал денег. Он лишь приносил их домой и отдавал Софье Антоновне. В дальнейшем все было в руках матери. Однажды Игорь, вероятно заметив недоумение на лице Риты, сказал:

— Ты не думай, что мне жалко. Просто должен быть порядок, иначе ничего не приобретешь.

Все, кажется, шло хорошо, одно обстоятельство несколько огорчало Риту. Убирая комнату, она нет-нет да находила где-нибудь в шкафу то запыленный флакон из-под духов, то пустой медный футлярчик из-под помады, то вдруг наткнулась на лакированный женский поясок без пряжки. Этот поясок Рита показала матери. Софья Антоновна оценивающе осмотрела его и посоветовала Рите выбросить.

— Все, что было до тебя, тебя не касается, — сказала она Рите.

И Рита выбросила поясок, стараясь о нем позабыть навсегда.

Время шло, и один день был похож на другой.

Стены дома, что строился напротив, достигли уровня Ритиного окна. Глубокий кирпичный колодец навсегда исчез, и подъемная стрела над ним уже не казалась таким гигантским журавлем, как прежде.

Чтобы совершенно не зависеть от соседей, Игорь добился, чтобы у них в комнате установили отдельный телефон. Рита могла теперь разговаривать, удобно устроившись на тахте. Как только аппарат включили, Рита позвонила матери. Софья Антоновна поздравила дочь с новым удобством.

— Ты живешь как королева, — сказала она.

Рита позвонила в сберегательную кассу, сказала Марии Львовне, что у нее теперь есть телефон, и передала всем привет. Мария Львовна поблагодарила и спросила Риту, как она живет. Рита сказала: «Хорошо». Больше говорить было не о чем. Рита сидела и думала о том, что в сберкассе скоро кончается служебный день, все поглядывают на часы и работают, как всегда в последние минуты, торопливей обычного. Она вспомнила, как искала когда-то пропавшие рубль тридцать семь копеек, и ей показалось, что время это было необыкновенно интересным.

Положив руку на трубку, Рита задумалась: кому бы еще позвонить? У Лиды Дрожкиной, которую она не видела, кажется, уже целую вечность, телефона не было, а номера старых школьных друзей она давно позабыла… Да и о чем говорить?! Рита вздохнула и набрала восьмерку — проверить настенные часы, хотя отлично знала: Игорь их всегда ставил на пять минут вперед.

И вдруг ей захотелось позвонить Саше Ступальских. Его-то номер телефона она не забыла. В каком-то странном волнении Рита еще несколько минут раздумывала. Ведь с кем больше всего она боялась увидеться после замужества — это с Сашей. Казалось, повстречай она его на улице, она бросилась бы бежать прочь. Она ни в чем не была виновата перед Сашей, и все-таки у нее было такое чувство, словно она в чем-то его низко обманула. Это было много времени тому назад, а сейчас и Саша, конечно, успокоился, а может быть, и позабыл о ней.

Рита сняла трубку и решительно набрала номер. Ответили сразу. Она узнала голос Сашиной матери. Его не было дома, и Рита почувствовала облегчение. Хорошо, что его не было… В самом деле, зачем она ему стала звонить?.. Рита хотела сразу нажать рычаг, но потом решила, что выйдет неловкость — мать Саши могла узнать ее голос, — и попросила передать, что звонила Рита.

— Я передам, — сказала Сашина мать, вешая трубку. И Рита почувствовала в тоне ее безразличие, которого прежде не бывало.

Повесив трубку, Рита больше не трогала телефон и в каком-то забытьи сидела на тахте, поджав ноги и положив кулачок под горячую щеку. И вдруг телефон зазвонил. Зазвонил так резко и неожиданно, что она вздрогнула и не сразу сообразила, что происходит.

— Алло! — сказала Рита, торопливо подняв трубку.