Вьюга

Ведь что получилось-то? Гандым без невесты не остался, девушку взял, что цветок весенний, а Сердар твой как уехал в Ашхабад, так и след пропал. Небось уж нашел себе какую-нибудь голоногую… — Бессир прислушалась, нет ли кого возле кибитки, и снова принялась плести свою паутину, тихонечко, не спеша… — Я считаю, неправильная это поговорка, что верна, мол, только собака, а на бабу надежды нет. Мужики, они в сто раз вероломней. Сама суди: где его верность? Здоровая была, добивался тебя, все село перебаламутил, чтоб только за него отдали, а как узнал, что несчастье с тобой, что головка у тебя не в порядке, так и глаз не кажет…

Он по Ашхабаду с голоногими шастает, а ты сиди тут одна, слезы лей! Опозорил девку, и горя мало. Не думает о том, что тебе даже на улицу выйти никакой возможности нет. Вот и болит у меня сердце за тебя, убогую, ни днем ни ночью покоя не знаю. И не гляжу, что обижаешь меня, потому что понимаю: с горя… — Бессир махнула рукой и заплакала.

Мелевше глубоко вздохнула, но ничего не сказала, даже не взглянула на гостью.

Трудно было молоденькой девушке, неопытной и доверчивой, распутать паутину коварства, которую так искусно, так старательно плела опытная обманщица.

Гандым действительно женился, взял прекрасную девушку, а Сердар уехал в Ашхабад, и третью неделю ни слуху ни духу. А ведь обещал через неделю вернуться… Вот мать говорит, что он тогда целый день не уходил из больницы, все ждал, пока она глаза откроет, а Бессир доказывает, что не ради нее сидел он у больничных дверей — отец его лежал в той больнице…

Может быть, потому и не прогоняла она сегодня Бессир, что уж больно похоже было на правду все, что она говорила.

Бессир осмелела, снова взяла в руки толстую косу девушки.

— Какая красота пропадает! Любой парень с ума сойдет, дотронувшись до такой косы! А руки твои проворные!.. Сглазили тебя, сглазили, уж больно много хвалили. А знаешь, милая, от сглазу ведь средство есть. Верное средство. Хочешь, скажу своей матери, чтоб собрала слюну сорока человек: выпьешь — и все пройдет!

— Не надо. Не буду я ничего пить!

— У, глупенькая! Закрой глаза да и проглоти! Зато польза!

— Не буду я. Перестань об этом!

— Ну, как знаешь… — Бессир обиженно умолкла.

Посидела, повздыхала, снова погладила косу Мелевше. — Такая красавица пропадает ни за грош… Прогневила аллаха, сиди вон теперь да кайся! Людям на глаза нельзя показаться. Ведь чего только про тебя не плетут! — Бессир сокрушенно покачала головой. — И обычаи наши попрала, и отца в тюрьму посадила, и в городской больнице лежала — там тоже хорошего не наберешься. Как сойдутся две бабы, так сразу косточки тебе перемывать.

Бессир заглянула девушке в лицо, надеясь увидеть скатывающиеся по щекам слезы, но слез не было. Она решила подбавить жару.

— Главная беда, что о сверстниках тебе теперь и думать не приходится. Дошло до меня, что из вдовцов кое-кто свататься думает, да и то вроде бы сомневаются: уж больно ославилась… Уж не знаю, как тебе и сказать… Есть один вдовец, не старый еще человек. Дочь у него, правда, взрослая, так это не беда, помощницей тебе будет. Если ты…

— Убирайся! — крикнула Мелевше. — Уходи, пока я не выцарапала наглые твои глазищи! — И девушка изо всех сил пихнула Бессир.

Жена Пудака, не желая лишнего шума, попыталась успокоить Мелевше, усадить ее. Ничего не получилось. Девушка вцепилась ей в платье и дернула изо всех сил. Бессир растянулась на полу.

— Бешеная! — прошипела она, подымаясь. — Сумасшедшая! Сумасшедшая ты, понимаешь? Как трахнул он тебя по башке, так последний умишко и выскочил! Ты в зеркало погляди: у тебя и глаза полоумные! Недаром люди твердят, что свихнулась!

Кошка, дремавшая на горке одеял, спрыгнула, привлеченная шумом, повалила всю горку. Бессир испуганно обернулась, и Мелевше, улучив момент, крепко вцепилась ей в волосы на затылке чуть пониже борука. Бору к упал на пол.

— Пусти! Отпусти, дуреха! — взвизгнула Бессир и рванулась к двери. — Борук отдай, чумовая!

Борук полетел ей вслед. Потом загрохотало ведро. Бессир бросилась догонять откатившийся в сторону борук. Мелевше быстро захлопнула дверь и набросила крючок.

— Тетушка Бессир! — послышался мальчишеский голос. — Чего это борук от вас бегает?

Что Бессир ответила мальчишке, Мелевше не разобрала, но не сомневалась, что досталось ему как следует.

Глава девятнадцатая

Человек и цель, к которой он стремится, похожи на лисицу и гончую, догоняющую ее в открытом поле. Казалось бы, вот она — схватил, и все, но в последний момент лиса изловчилась, махнула пушистым хвостом и исчезла".

Так вот и получилось с Мелевше. Совсем близким казалось счастье, но судьба-лисица сделала обманное движение, и прекрасная юная девушка бесцельно и бесполезно влачит свои дни в полутемной кибитке…

А время идет. У него свой путь, свои законы, его не интересуют ничьи беды, ничьи страданья — бесстрастно и спокойно продолжает оно свой размеренный ход. Его не касается, что цветущая девушка проводит свои дни впустую, дни эти все равно идут в зачет ее жизни, хорошие и дурные, но они были и больше уже не повторятся.

Но почему, почему Сердар не возвращается? Написать он ей не может, это понятно, но ведь скоро месяц! Почти месяц, как он уехал! Неужели правы соседки — Сердар забыл ее, отказался от нее, нашел другую, не больную, не опозоренную…

Может быть, он боится Пудака: отсидит свой срок, вернется — и снова начнутся скандалы?

Несколько недель прошло с тех пор, как уехал Сердар, а Мелевше кажется — несколько лет… С утра до вечера сидит она в своей кибитке и только вечером, с наступлением темноты осмеливается выйти — подышать.

Вначале, немного оправившись от болезни, она пыталась выходить и днем, но испытание оказалось ей не по силам. Каждый прохожий останавливался и провожал ее взглядом. Взгляды были разные: одни люди осуждали негодницу, запрятавшую в тюрьму собственного отца, другие жалели, что девушка не может соединиться с любимым, а третьих больше всего интересовало, правду ли говорит Бессир, что Мелевше лишилась рассудка.

После того как Мелевше выкинула ей вдогонку борук и ведро, Бессир не заглядывала к ней в кибитку, объясняя это тем, что брошенная Сердаром девушка окончательно спятила и набрасывается на каждого, кто переступит порог.

Зато вдовцам и вообще женихам в годах она говорила совсем другое:

— Никакая она не сумасшедшая! Глупости это, бабьи сплетни! Не повезло бедняжке, вот и все. Обманул ее Сердар, приманил комсомольской свадьбой и бросил. Вот девушка и стыдится на люди показаться. А так она в полном рассудке, в полной своей красоте. Конечно, за молодого ее теперь не просватать, мать разбирать не станет и за вдовца отдаст. Так что спеши, пока товар не перехватили, на такую красотку охотников много найдется!

Таким вот образом вербовала она для Мелевше вдовцов, еще больше растравляя душевную рану девушки.

Конечно, со сватами пожилых женихов Дурджахан и разговора не начинала, сразу выбрасывали их туфли на улицу, но после каждого гостя Мелевше горько плакала, а Дурджахан не находила слов, чтоб утешить ее. А Сердар словно в воду канул.

Мать стала замечать, что Мелевше все больше замыкается в себе, все меньше и меньше разговаривает. Иной день она вообще не произносила ни слова. Вот теперь Дурджахан и впрямь начала опасаться за ее рассудок. Мать понимала, что Мелевше нужно уехать из села. Уехать туда, где совсем другие люди, другая жизнь, другие обычаи, порядки… Туда, где никто не будет останавливаться и, покачивая головой, подолгу смотреть ей вслед. Но куда могла уехать из села робкая, запуганная, затравленная сплетнями девушка?

И вдруг по селу пронесся слух, что вернулся Сердар. Бессир заметалась, словно кошка с ошпаренным хвостом. Она бегала по селу, из одной кибитки в другую, пытаясь выяснить — чего ради он приехал. Но никто не мог ей этого сказать. До того самого дня, когда в кибитке старой Аннабиби, как много лет назад, снова собрались все близкие и дальние родственники Сердара.