Его уже не ждали

Владелица лавки «Эльза и дочь», скучая, слушала граммофон, когда вошли студент и Гриць Ясень.

— О, дзень добрый, пане Калиновский! — заискивающе встретила она Ярослава. — Вы у меня сегодня только третий покупатель. И куда люди деньги девают, что даже хлеба не покупают? А сахар? Матка боска, я даже забыла, когда его взвешивала!

— Прошу, взвесьте мне три фунта сахара. И дайте две булки хлеба.

— Зачем сахар? — испуганно прошептал Гриць, подняв на Ярослава глаза. — Лучше еще хлеба…

— Для малышей будет, — ответил Ярослав.

Когда студент и мальчик вышли на улицу, пани Розенблюм пожала плечами и тихо сказала своей рыжеволосой дочке Гильде, которая всегда что-то жевала:

— Вот пожалуйста! Так он же для Ясеневых все купил! — И, немного помолчав, добавила: — Как ты думаешь, Гильда, не взять ли к нам в лавку Гриця? Если мальчишку немного подкормить, он будет таскать корзины не хуже, чем старый Ицек. Тому платить надо, а мальчишка за кусок хлеба пойдет. Га?

— Возьми, — меланхолически ответила Гильда, продолжая жевать. — Зачем же платить, если можно не платить…

В лавку вбежал Ромка.

— Пани Эльза! Сегодня газеты не будет!

— Не болтай глупостей! У тебя же «Курьер львовский».

— Не продаю! Бастуем! — И за Ромкой с грохотом закрылась дверь.

— Разбойник! Весь в батьку! — плюнула вслед Ромке бакалейщица. — Если бы не Мартынчук со своим страйком, я бы имела покупателей. Слушай, Гильда, Калиновский купил сахар и хлеб для детей Богдана. Болячку им надо купить! Вот тебе! — всплеснула бакалейщица руками. — Калиновский! Шляхтич! Сын видного адвоката… Порядочного человека… Если бы адвокат встал из могилы, — боже мой! — он бы снова лег туда. Его сын помогает страйкарям!..

Между тем, Ромка, свернув на свою улицу, догнал Ярослава и Гриця. Задыхаясь от волнения, он рассказывал студенту о том, что произошло на площади перед ратушей.

Вдруг Ярослав остановился. Мальчики увидели у ворот их дома толпу.

— Глядите, Михасько бежит! — показал Гриць на мчавшегося им навстречу малыша.

— Пан Зозуляк и полицаи выбласывают нас из мескання! [52] — плохо выговаривая слова, сообщил малыш. Он бежал на площадь Рынок за отцом.

— Что же теперь будет, дядя Ярослав? — задрожал Гриць.

Ярослав облегченно вздохнул, погладил по головке Михася и спокойно сказал:

— Ничего, идемте, хлопчики.

— Вас полицаи испугаются, — убежденно проговорил Михась, держась за руку Ярослава.

На улицу доносилась брань владельца дома Зозуляка:

— Хоть веревку на шею — не мое дело! Мне нужны деньги, платите сейчас же, сию минуту! Голодранцы!

Когда Калиновский и мальчики вошли во двор, они увидели Зозуляка. Он выходил из подвала, а за ним, прижимая к груди ребенка, шла мать Гриця. Около подвального окна лежали небольшой сундук, старая железная кровать, стол со сломанной ножкой, две подушки, пестрое ватное одеяло, посуда.

— Ради господа бога, пожалейте моих деток, пан Зозуляк, — умоляла Христина.

Из дверей с треском вылетел стул.

— Боже милосердный! Вещи ломают! — не своим голосом закричала женщина.

— Мамо! — испуганно бросился к ней Михась.

— Зачем ломаете?! — задыхаясь от возмущения, подскочил к хозяину Ромка.

Зозуляк злобно оттолкнул мальчика. И тот упал бы, если бы его не поддержал Давидка, забежавший навестить друзей.

Увидев Ярослава Калиновского, Зозуляк почтительно снял свой котелок.

— Пани Христина, возьмите деньги, — проговорил Давидка, протягивая ладонь с несколькими медными монетами. — Я потом еще напрошу…

Христина, тяжело вздохнув, погладила кудрявую головку мальчика.

— Йой! Разве это поможет нам, Давидка? Спрячь себе. Боже, боже, что мне делать?!

Женщина в отчаянии зарыдала. С балкона и окон сочувственно смотрели соседи. Чем они помогут? Вот если бы пани Калиновская была здесь. Нет ее, уехала лечиться…

К Христине подошел Ярослав.

— Не надо, пани Христина… Успокойтесь, все будет хорошо, — утешал он женщину.

Гриць отломил по куску хлеба голодным сестренкам и Михасю. Ромка великодушно отказался от угощения. Но Давидка взял и жадно принялся есть хлеб.

— Пан Зозуляк, подождите день-два… Вот скоро кончится страйк, — снова взмолилась Христина.

— Он уже кончился! — прервал ее домовладелец.

Женщина в радостном волнении перекрестилась.

— Боже милый! Мы заплатим вам с процентами, не беспокойтесь. Теперь Богдан получит прибавку.

— Он уже получил! Его арестовали!

— Что?! Арестовали?.. Побойтесь бога, за что?

— Пан Зозуляк, завтра к концу дня пани Ясень вам уплатит долг, — обратился к домовладельцу Ярослав.

— Да где же ей взять? Голодранцы, прости господи. У них и продать нечего. А за кучу этого хлама никто не даст и пару крейцеров! Я вас спрашиваю, пан Калиновский, вы образованный человек, скажите, разве это разумно? Бастовать, когда у тебя дома голодные жена и дети. Нет, вы только подумайте, прошу пана, Богдан Ясень ставит требования! И кому? Барону фон Рауху! Барон — миллионер! Магнат! Свояк наместника Галичины! А кто такой, я вас спрашиваю, пане Калиновский, Богдан Ясень? Кто? Нет, нет, прошу пана, они мне завтра ни крейцера не заплатят.

— Я уплачу, — заверил Калиновский.

— О, это другое дело, прошу пана. Если вы ручаетесь, пан Калиновский, я мешкання никому не сдам.

Ярослав уже поднимался по железной наружной лестнице в свою квартиру, когда высокий полицейский, не отрывая от него взгляда, что-то шепотом спросил у Зозуляка.

— Да, это он. Очень богатый пан, очень богатый, — ответил домовладелец.

Из-за арки вышел второй полицейский. Зозуляк, играя ключом на длинном шнуре, сказал Христине:

— Ваше счастье, что я тоже русин. Мое сердце не позволяет выбросить вас на улицу. Можете оставаться до завтра во дворе. — Он вздохнул. — Моя доброта меня доведет до нищеты.

Зозуляк направился в подвал, чтобы собственноручно повесить замок на «мешкання», как он громко называл два сарайчика, кое-как приспособленные для жилья.

В эту минуту у Ромки родился дерзкий план. Не теряя времени на совет с друзьями, он, точно мышонок, шмыгнул вслед за домовладельцем в подвал.

— Пан Овсянко, а чи вы собираетсь платить мне за мешкання? — сердитым голосом обратился Зозуляк к столяру. В большом подвале без единого окошка, где всегда горела керосиновая лампа, была квартира и мастерская чахоточного столяра Овсянка.

— Так, так, пан Зозуляк, — поспешил заверить столяр. — Я получил заказ от отца эконома на дюжину оконных рам для доминиканского монастыря. [53] Я вам уплачу с процентами свой долг, пан Зозуляк. Так что, прошу покорно, не извольте беспокоиться, пан Зозуляк, — кланяясь, говорил вслед домовладельцу столяр.

В дверях мастерской неожиданно появился Ромка.

— Тебе что? — удивился столяр.

— Прошу пана… Дайте мне немножко клею, — тоном заговорщика попросил мальчик.

— Бери, вон там, на верстаке.

Пока Зозуляк возился с замком возле дверей квартиры, которую прежде занимала семья Ясеней, Ромка, пробегая мимо домовладельца, незаметно прилепил ему на спину какую-то бумагу.

Зозуляк вышел во двор, самодовольно играя ключом на шнуре.

Под стеной, где были сложены вещи Ясеней, Ромка что-то таинственно шептал Грицю и Давидке, а те едва сдерживали смех.

— Прошу, панове, — обратился Зозуляк к полицейским, — мы можем идти.

Но только Зозуляк с полицейскими направились к воротам, как в толпе, заполнившей двор, зашушукались, послышался смех, и вдруг грянул взрыв хохота. Зозуляк и полицейские удивленно обернулись. Смех оборвался. Только торговец, владелец будки «Пиво — лимонад», толстый пан Рузевский, стоя у окна, трясся от хохота.

— Хо-хо-хо! Хо-ле-рра!

Ему что! Пан Рузевский не боится. Пан Рузевский за свои гульдены может не только квартиру снять, где ему вздумается, а и собственный дом приобрести. Торговец однажды попытался откупить у Зозуляка дом, но хозяин заломил такую цену, что пан Рузевский сказал себе: «Пусть Зозуляка скорее холера хватит, чем я дам ему такие деньги за дом!» И сейчас, прочитав на спине Зозуляка написанное сажей «холера», торговец ликовал.