Каменный пояс, 1986

А в стихотворении «В дороге» Макаров любовно запечатлел лирически взволнованное состояние своего героя, возвращающегося в родные края, где все ему дорого и близко. В полном союзе с человеком выступает природа, ликующая и одухотворенная:

Ярослав Смеляков, побывавший в конце 1932 года на Урале, познакомился с творчеством Василия Макарова, который к тому времени успел выпустить сборник своих стихов «Огни соревнования», стал признанным вожаком молодых уральских поэтов и возглавил литкружок «Буксир» в Магнитогорске. В журнале «За Магнитострой литературы» Смеляков опубликовал «Письмо поэту Макарову», в котором содержалась дружеская и вместе с тем взыскательная оценка его творчества. Характеризуя стихи Макарова 1926—1928 годов, он находит этот период творчества «наиболее полнокровным», несмотря на сильное влияние Светлова и Уткина. «Еще чаще в твоих стихах прорывается Есенин, — писал Смеляков. — Но поэты эти взяты у тебя не воровато. Это честное, прямое влияние хороших поэтов... Влияние, которое ты признавал. И то, что у тебя было несколько учителей, у которых ты брал все лучшее, при помощи которых ты несомненно рос, — сделало тебя на какой-то период одним из первых поэтов Урала».

Но наряду с такими стихами Макарова, как «Уральская песня», «Мечта», «Я вернусь», «В дороге», в которых чувствовалось подражание Есенину, уральская критика 30-х годов отмечала «самобытность» поэта, умение нащупать оригинальные пути творчества». Они со всей очевидностью проявились в стихотворениях «Победа», «Мост» и ряде других, где поэт поэтически воспроизвел приметы нового, проникающие в жизнь и быт уральской деревни, показал, как рушатся старозаветные устои. Так, в стихотворении «Мост» он дает лирическую зарисовку субботника как нового явления деревенской жизни, которое вызвано колоссальными сдвигами, происшедшими в сознании сельского труженика:

Со смертью Есенина, которую тяжело переживал Макаров, в его стихи проникают не свойственные ему ранее мотивы тоски, уныния, разочарования — явление, в какой-то мере показательное для молодой поэзии 20-х годов и закрепленное в понятии «есенинщина». Но эти мотивы не стали определяющими для лирики Макарова. В ответ на справедливую критику он выступил со стихотворением, ставшим для него программным на новом этапе:

Как видим, в этом стихотворении Макаров открещивается не от Есенина, а от тех чуждых и наносных явлений в его поэзии, от которых сам Есенин впоследствии отказался.

Творческое влияние Сергея Есенина испытали также Борис Ручьев и Михаил Люгарин. Следы подражания несут на себе уже первые стихи четырнадцатилетнего Бориса Ручьева (Кривощекова), опубликованные в 1928 году в газете «Красный Курган»:

Ранние стихи Ручьева буквально пронизывают есенинские интонации, мотивы и образы. Вспоминая период зарождающейся с Борисом Ручьевым дружбы, Михаил Люгарин рассказывал, что дружба эта питалась любовью к поэзии. «Борис познакомил меня с творчеством Сергея Есенина, Александра Жарова, Иосифа Уткина... Стихи Есенина мне нравились больше всех. Нравились они и Борису. Мы сами подбирали мелодии к стихам Есенина и распевали их на все лады. Пели их, бродя по улицам, уходили на луга, за реку», — писал Люгарин.

Сестра Б. А. Ручьева, Г. А. Шумкова, в своих воспоминаниях «О брате» подтверждает эту увлеченность поэзией Есенина молодыми крестьянскими парнями: «Молодежь собиралась обычно в роще, на краю села. Боря и Миша с увлечением декламировали стихи Маяковского, Есенина, Жарова... а то и все распевали под гитару «Ты жива еще, моя старушка», «Вечер темные брови насопил» и другие стихи на собственные мелодии».

Одноклассники, по словам писательницы Н. Кондратковской, «называли его (Ручьева. — Л. Г.) «Есениным» и прочили славу».

Предрекали большое поэтическое будущее и Люгарину его друзья и родные.

писал Михаил Люгарин, будучи уже зрелым и признанным стихотворцем.

В ранних своих стихах Люгарин верно и по-есенински точно охарактеризовал мироощущение крестьянина, который, приехав из «деревенской сони» в «столицу металлургии», тоскует по привычному сельскому труду, зеленым разливам полей и с предельной откровенностью, свойственной искренним натурам,заявляет:

Даже сама образная система Люгарина подтверждала, что перед нами человек, оторванный от деревни и еще не нашедший своего места в городе:

Найденные поэтом образы объединяют человека и природу: «камни с гор, как вспугнутые птицы, под облака отчаянно летят»; «запестрели васильками гвозди»; первый паровоз — «на скале, как грач»; и даже старый трактор похож на плавающего черного лебедя.

Герой Люгарина добр, как и герой Есенина, ко всему живому. И природа в его стихах, многокрасочная и многозвучная, приближена к психологии и восприятию сельского жителя: «березы распускают косы», «выбегают сосны на пригорок», «в косынке легкого тумана весна шагает по полям», «у берез такие же веснушки, как когда-то были у меня».